***
В 60-е годы XX столетия, в эпоху радикализма в политике и морали, подобной эрогенной зоной для англосаксонского ума, для британских интеллектуалов и стала страна Россия. История путешествия героев Бёрджесса в Россию - это блестяще зарегистрированный случай подобного "эрогенного" недуга. Супруга Пола, Белинда, в Англию не возвращается: в России она находит не только новую любовь (врачиху Боткинской больницы), связь с природой и коллективом, но еще и Бога. В этой кошмарной версии земного рая (безответственности) без Бога, согласитесь, трудно обойтись: "Вам хочется верить, что за все на свете, за самые ерундовые неурядицы отвечает одно всесильное существо. Всесильное, всезнающее, вездесущее. В свободном обществе для такого Бога нет просто ни времени, ни места. Мы этого Бога отдали в полное распоряжение России".
По словам героя, этот Бог в XX столетии стал известен в России под именем Ленина. Герой, однако, постепенно начинает догадываться, что в этом мире разделение на верующих и атеистов, коммунистов и диссидентов, пацифистов и милитаристов не столь очевидно, как ему казалось. Как говорит герою один из его советских собеседников, доморощенных философов, "единственный способ выживания в России - это стать некой Идеей для кого-то еще, превратиться в чье-то воспоминание". Русские для нашего героя - идеалисты, потому что они не считаются с материальными атрибутами реальности. Эта материя безжалостно уничтожается и перекраивается согласно некоему идеологическому плану, спущенному сверху. Герой начинает замечать, что "с шизофренической двойственностью ленинградская реальность воплощалась как коллективная воля Партии, Гегель переворачивался с ног на голову, и лозунги на стенах разрушающихся домов читалась как мистические иероглифы некой иной цивилизации".
В этом призрачном мире идеологических перевертышей герой берется за благородное дело по спасению сына некоего известного диссидента. Тот переодевается женщиной и с паспортом жены героя, Белинды, вывозится нелегально в Англию (сама Белинда решила остаться в России). Лишь в Англии нашему герою объясняют, что вывез он не диссидента, а известного в России уголовника и мафиози. Всем этим миром конфликтующих идеологических группировок и политических амбиций, демагогии и блефа заправляет некая теневая фигура, миллионер с внешностью гермафродита (третий путь, третий пол), видящий за всей этой мелкой возней, фейерверком идеологических поз и лозунгов стратегию большого капитала, интернационал суперменов финансового мира, космополитизм эгоцентриков глобального масштаба: "Русские отнюдь не против, чтобы представитель цивилизованного мира иногда пожурил их за их глупость и наивность. Поскольку они прекрасно знают, что советская система для них - не более чем эксперимент. Она умрет, исчезнет, уничтожит сама себя. Россия больше и выше, чем того хотели бы ее нынешние выскочки-бригадиры. Вы понятия не имеете о размахе российской души. И поэтому, какой бы идиотской идеологией они ни руководствовались, внутренний голос подсказывает им, что надо верить мне, а не подлизам из того же идеологического лагеря. Почему они разрешают продавать в газетных киосках коммунистическую "The Morning Star"? Чтобы над ней издеваться. Они презирают западных коммунистов. В Англии они с обожанием взирают на аристократию…", и так далее, и тому подобное.
Это было написано в 1962 году. Звучит как описание психологии "нового русского", не правда ли? Описание Ленинграда, пытающегося сбросить с себя сталинский мундир, сейчас читается как описание горбачевской России, пытающейся сбросить с себя советское прошлое, где иностранцы-энтузиасты - свидетели еще одной революции, преобразующей их самих. За последнее десятилетие из устаревшей сатиры на советскую власть роман "Мед для медведей" превратился чуть ли в стенограмму английской души, запутавшейся в "перестроечной" России.
***
Железный занавес рухнул, готический роман превратился в пародию, скрытые и явные причины изгнанничества поменялись местами. Преображение, трансформация характера иностранца, человека, оказавшегося в чужой стране и затерявшегося в ней, - сюжет классический, гораздо традиционней, чем нам того бы хотелось. И в русской литературе - тоже. Лесков написал целую документальную повесть об одном из таких эмиссаров-идеалистов, Артуре Бени, англичанине из польских евреев, встречавшемся с Герценом; он направился в Россию за социализмом и революцией, где его тут заприходовали, облапошили, ободрали как липку, прицепили ярлык польского шпиона и вышвырнули за ненужностью на обочину истории российские фрондеры и демагоги. Параллельно Лесков сочинил пародию на подобное паломничество, но в обратном направлении: подковавший стальную блоху Левша попал в Англию с одной лишь идеей - разузнать, чем англичане чистят ружья; за границей он, однако, затосковал, пустился в запой и приплыл обратно в Россию со своим секретом только для того, чтобы быть забитым насмерть первым же околоточным надзирателем.
"Левша" Лескова хорошо известен всем знатокам русского в Англии. Бёрджесс выучил русский, как многие из довоенного поколения, в армии. Поскольку русский изучался по департаменту военной разведки, те, кто закончили эти армейские курсы, оказались лучшими знатоками России в эпоху холодной войны. Не подсказаны ли выбитые зубы у героя романа Бёрджесса печальной сценой избиения Левши в околотке? В романе ему выбивает зуб российский следователь. В жизни Бёрджесс потерял пару передних зубов после драки в пабе.
Лишь лично встретившись с Бёрджессом, прочтя позже его автобиографию, я понял, насколько роман "Мед для медведей" документально воспроизводил события его жизни, его собственное путешествие с алкоголичкой-супругой (его первой женой) в советскую Россию. В отличие от полиглота Бёрджесса, его жена с трудом разбирала русский алфавит. Чтобы помочь ей заучить элементарные слова по-русски, Бёрджесс развесил по их лондонской квартире листы, где крупными буквами кириллицей были выписаны слова, выглядящие и звучащие более ли менее одинаково по-русски и по-английски (вроде слова ТУАLЕТ), как те самые "мистические иероглифы некой иной цивилизации", о которых он потом заговорил в романе "Мед для медведей". В эти дни он работал над своим "Заводным апельсином".
"Меня осенило", говорит Бёрджесс (я цитирую его автобиографию), "что подонки-хулиганье из британского будущего должны говорить на смеси пролетарского английского и русского… Эти друзья-подростки, другс, исповедующие культ вандализма и насилия, говорят на языке тоталитарного режима. Книга эта - о промывке мозгов, и мозги промывались и читателю, которого я заставил незаметно для него самого выучить бессмысленное, казалось бы, англо-русское арго".
"Левша", русский герой в Англии - это двойник-перевертыш "Артура Бени" - англичанина в России; та же логика зазеркалья соединяет героев "Меда для медведей" и "Заводного апельсина". В современной ему России Бёрджесс увидел кошмарную фантазию об авторитарной Англии в будущем. Бёрджесс жаловался мне, что переводчики "Заводного апельсина" на русский не удосужились придумать эквивалент иностранного арго, некоего псевдоанглийского русского. В реальном же будущем так и произошло: вся Россия с концом советской власти действительно заговорила, заручившись "баксами", на иностранном волапюке, с его маркетингом, холдингом и бодибилдингом. Эта трансгрессия, незаконное пересечение языковых границ - занятие крайне заразительное. Одно время я развлекался тем, что на латинской машинке сочинял целые фразы по-русски, пользуясь тем, что некоторые латинские буквы, вроде "с" или "m" в виде заглавных букв читаются как кириллица, так что слово МОСКВА, РЕСТОРАН или САМОВАР для англоязычного человека будут звучать как "мокба", "пектопа" или "камобап". В таком духе можно сочинять целые предложения, вроде: ЕВРЕЕВ В КОСМОСЕ НЕ ХВАТАЕТ.