* * *
Было уже поздно, Вадим отправился домой. Наскоро приготовив ужин, он устроился в кресле. Петров любил вечером вспомнить прожитый день, поразмышлять о людях и обстоятельствах, которые встретились на пути. "А у Кормишина неплохая квартира, – размышлял он. – Хотя, как следовало из собранной им предварительной информации, это было заслугой его тестя, академика, который и оставил квартиру в наследство дочери. И жена у него симпатичная, видно, что переживает за мужа. Наверное, у них хорошая семья, дружная". Мысли Вадима неожиданно перешли на его собственную семейную неустроенность, и ему стало тоскливо. Раньше он никогда не стремился завести семью, считая это лишними хлопотами. Он привык чувствовать себя свободным и наслаждаться этим. А теперь вдруг ощутил, что в его жизни нет ничего кроме ежедневных оперативных проблем, уже въевшихся в кожу, за которыми иногда и не замечаешь ценности и интереса обыденных обстоятельств жизни. Один из его начальников призывал оперов относиться к жизни философски, впрочем, никак не расшифровывая этого определения. Но Вадим то ли где-то вычитал, то ли понял сам, что "философ легко торжествует над прошлой и грядущей скорбью, но беззащитен перед настоящей". Петров подумал, что завтра надо бы, если быть последовательным, встретиться с опером из уголовки. Раздался телефонный звонок.
– Слушаю.
– Это я, чем занимаешься?
– Думаю.
– Помнишь, я тебя в гости приглашала?
– Помню.
– Так приезжай.
– Что, прямо сейчас?
– А ты что, не располагаешь временем и желанием?
– Конечно располагаю.
– Тогда в чем дело? – Каролина продиктовала код домофона, номер квартиры и повесила трубку.
Вадим посмотрел в окно, догорающий закат как бы растворил в своём зареве последние сомнения, он быстро собрался и помчался по полупустой дороге к дому Каролины.
Каролина открыла дверь и, невинно улыбаясь, сообщила:
– Посмотрела фильм ужасов, и мне стало страшно, поэтому я и вытащила тебя из дому.
– Какой фильм-то? – не зная, как реагировать, спросил Вадим.
– Названия не помню, про дом с привидениями, целых две серии.
– Надеюсь, с моим приходом твои страхи рассеялись?
– Мне так неудобно, я, наверное, жуткая эгоистка. Прости!
– Каролина, я очень рад тебя видеть, тем более ты меня никогда раньше не приглашала в гости.
Они проговорили почти до утра. Оказалось, что имя Каролина она придумала себе сама. А по паспорту она Вера, и крещена с этим же именем. И когда она сдаст этим летом последний экзамен и получит диплом, то оставит эти чудачества и будет Верой, как и положено. И вообще, она девушка серьёзная.
Проснулся Вадим на полчаса позже обычного и обнаружил на своём плече головку с каштановыми волосами, пахнущую дорогим шампунем и сладко посапывающую. Он осторожно переложил её на подушку, быстро собрался и поехал на работу.
* * *
Совещание у шефа быстро вернуло Вадима в реальный мир, но частица утреннего ощущения осталась у него глубоко в душе и не поддавалась никаким внешним воздействиям.
Вадим сумел дозвониться до оперативника из уголовного розыска, который приходил в институт. Звали его Дмитрий Сергеевич Понин. Сначала Понин никак не мог понять, чего от него хотят. А когда понял, то, помявшись, согласился на встречу с Вадимом, сказав, что ему удобнее всего в обеденный перерыв. Вадим подъехал к районному управлению внутренних дел ровно в назначенное время и без труда отыскал кабинет Понина, который тот делил ещё с одним оперативником. Его сосед был молодой, долговязый и белобрысый, в потертой ветровке и видавших виды джинсах. В ведомстве Вадима такой внешний вид не приветствовался, но в милиции нравы были, по всей видимости, демократичнее. Белобрысый при виде Вадима куда-то засобирался и быстренько исчез за дверью. Понин, выслушав, зачем пожаловал оперативник из дружественной организации, достал из стола бутылку кефира и сайку, расстелил на столе газету и принялся обедать, предложив пришедшему разделить с ним трапезу. Но Вадим вежливо отказался, достав блокнот и продемонстрировав готовность поговорить о деле. Понин выразил удивление, что контрразведка интересуется таким пустяком, но если этого требуют интересы государства, он готов прояснить некоторые моменты. И рассказал уже известную Вадиму историю, но с большим числом оперативно-значимых подробностей. Официального заявления потерпевший не подавал, отпечатки пальцев снимать было бессмысленно, поэтому он и не смог ничем помочь. По своим каналам Понин узнал, что подобные кражи для уголовного мира огромная редкость, и у него на памяти не было ни одного случая, чтобы что-то украли из такого скучного заведения, как научный институт. Поэтому он однозначно уверен, что это сделали свои.
– А вы знаете, что потерпевший почти что пропал?
– Знаю, мне звонила его жена.
– И каково ваше мнение на этот счёт?
– Пусть пишет заявление. Весьма возможно, что он действительно пропал. Но так часто встречаешься с мужскими загулами и переживаниями впечатлительных жён! Тем более, что у меня в производстве несколько уголовных дел, возбужденных по вполне конкретным обстоятельствам и требующих расследования в строго ограниченные сроки.
– Короче, некогда пустяками заниматься?
– Совершенно справедливо. А вам-то зачем заниматься такой ерундой? Думаете, документы украла иностранная спецслужба?
– Надо проверить. И ещё я люблю доводить начатое до конца.
– Полезная привычка. – Понин допил кефир, скомкал газету и выкинул в корзину для бумаг, давая понять, что разговор окончен.
Вадим также исчерпал запас вопросов. Свой интерес он вполне удовлетворил, и, как и ожидал, ничего принципиально нового Понин ему не сказал. И его можно было понять. Случай пустяковый, а работы у уголовного розыска действительно много. Попросил знакомый, неудобно было отказать, вот и подъехал для приличия старый оперативник в институт.
– А кто, если не секрет, ваш знакомый, который попросил об услуге? – напоследок спросил Вадим.
– Какой уж там секрет. Это начальник лаборатории. – Без особого энтузиазма сообщил Понин. После этих слов он открыл сейф и углубился в изучение бумаг.
Вадим часто задумывался о сути своей работы, сравнивал с милицейской. В милиции всё конкретней, дела возбуждаются по признакам состава уже совершённого преступления. А в работе контрразведчика больше приходится действовать на опережение, заранее выстраивая систему мер безопасности, планировать и проводить соответствующие мероприятия, тщательно проводить предварительную подготовку, анализировать. И потом, бытовые преступления, даже такие страшные как убийства, происходят, к сожалению, каждый день. А разоблачить шпионаж, который сам по себе требует огромных затрат и подготовки, и довести дело до суда крайне сложно. В этом случае приходится противостоять уже организациям, а не частным лицам. Поэтому его работа более закрыта, чем милицейская, и менее продуктивна относительно конечных результатов, лежащих на поверхности. И ещё, однажды, у Вадима возникли сомнения относительно того, возможно ли с точки зрения христианской морали работать с конфиденциальными источниками информации, с агентурным аппаратом. Он даже подумывал об уходе со службы. Но духовник посоветовал ему не торопиться. "Контрразведка – деятельность, узаконенная государством, как без неё защищать Отечество? – сказал он. – А то, что вы работаете с конфиденциальными источниками, конечно, порой, тяжело и вам и им. Это накладывает на вас особую ответственность. Нужно стараться не нанести душевную травму таким людям, не сломать их, и не повредиться самому. Это, если хотите, определённое искусство. И крест, конечно. Главное, стараться соблюдать заповеди Христовы. Впрочем, как и везде.". И Вадим остался на службе. Профессия ему нравилась, он выбирал её осмысленно. Да и другого ничего он делать не умел.