– Меня били и насиловали, я боюсь СПИДА, в камере сидели отъявленные уголовники. Если это произошло, автомобиль мне уже ни к чему. Я хочу сдать анализы, провериться, поможешь?
– Нельзя, Веня, покидать тебе этот дом. А вот через пару месяцев – пожалуйста. Я привез тебе таблетки от нервов, свечи, как ты просил, специальную мазь.
– Тогда пригласите сюда врача! – кричал помощник Черткова, – У меня все тело болит, мне плохо.
– Нельзя. Где ты находишься, знаю только я. Сегодня состоялась пресс-конференция, мы направили письма, которые подписали журналисты, на имя президента, в Национальный союз журналистов, в МВД, представителю по правам человека. Мы будем бороться за твое освобождение.
– Так меня же выпустили!
– Веня, это доказать еще предстоит. Нужно завалить Зверя, он – крыша индусов на местном уровне, серьезная крыша. Александр Евгеньевич намерен на место начальника областного УВД поставить своего человека. Если мы уберем милицейскую крышу, клан индусов останется без защиты. С Копейкой проведем переговоры, если он не захочет на нас работать, будем мэра переизбирать.
– Значит, я своеобразный детонатор, взрывающий общественное мнение?
– Да, мы начали затяжную пиар-кампанию за твое освобождение, подключили общественность, организовываем акции протеста. У Зверя начнутся неприятности, его станут скрупулезно проверять. Тебя задержали незаконно. Мы будем утверждать, что не видели Вениамина Зюскинда, пусть правоохранительные органы ответят за твое исчезновение. Скандал раздуем до масштабов "дела Гонгадзе", только на местном уровне. Мы сделали из тебя известного журналиста, который только в последнее время работал помощником Черткова.
– Значит, я умер?
– Пусть так думают люди, слухами земля полнится.
– Постой Петр Николаевич, а как я потом легализуюсь?
– Думаю, за пару месяцев мы индусов прикончим, потом тебя представим публике, мол, индусы – сволочи, держали Вениамина Зюскида в подвале, а благодаря общественности нам удалось его освободить. Станешь, Веня, героем всех новостных телеканалов. У Черткова рейтинг вырастет, благотворительный фонд раскрутим, одним словом жизнь наладится. Давай, еще выпьем?
– Мне это все не нравится!
– Сынок, кто тебя спрашивает. Вот каталог – выбирай себе машину. Александр Евгеньевич принял решение и не нам с тобой его подвергать сомнению. Вместе с тобой будут жить два охранника, типа семейная пара, девушка и парень. Ребята они горячие, не зли их. Они обеспечат тебя всем необходимым.
– Значит, вы мне не доверяете?
– Мы тебя охраняем, дурак! Или ты хочешь назад к Зверю, в камеру?
Зюскинда схватили в железные тиски страшные воспоминания, он весь сжался изнутри как еж. С грустью посмотрел на Морозова, расслабленного от употребления "Родненькой". Не зря в корпорации за глаза Петра Николаевича называют Отморозок, подумал Веник. Сопротивляться бесполезно, решение принято, точка.
– Хорошо, где твоя охрана?
– В саду камеры наблюдения устанавливают, профессиональные ребята, мы их наняли специально из другого города. Нам необходима полнейшая конфиденциальность, чтобы все поверили, что ты пропал. Ясно?
Зюскинд смирился…
Если не менты забьют до смерти, то свои прикончат.
В комнату вошли двое. Женщина лет тридцати и мужчина на семь лет ее старше. Они представились, как Ольга и Тарас, узник загородного дома снисходительно мотнул им головой, хотя на девяносто девять процентов уверен – имена вымышленные. Тарас с охраняемым объектом не церемонился. Он сразу расставил акценты и четко перечислил, что именно Зюскинду категорически запрещается делать:
– По двору не ходить, забор высокий и тем не менее. Шторы на окнах плотно зашторить, музыку слушать и смотреть телевизор только в наушниках. Вопросов глупых не задавать. Мобильный есть? – спросил охранник Вениамина.
– Нет, менты отобрали и не возвратили, сволочи.
– Хорошо.
– Что же тут хорошего, – огрызнулся Зюскинд.
– Для всех мы – семейная пара, а ты должен жить здесь как мышь, тебя не слышно и не видно.
– Я не мышь и попрошу разговаривать со мной в уважительном тоне, – закричал Веня.
– Тарас фигурально выражается, что ты мышь, – решил смягчить неприятный разговор Отморозок, обращаясь к бывшему узнику милицейских застенков, у которого сдали нервы.
– Хватит слюни пускать, мне поставлена задача сделать ваше пребывание в этом доме незамеченным, и я ее выполню. Понятно вам, уважаемый Вениамин? – жестким тоном произнес Тарас.
– Предлагаю выпить чаю с лимоном, я купила вкусный торт, – мудро предложила Ольга мужчинам, которые общались на повышенных тонах. Она демонстративно зашуршала пакетом, из которого достала круглый торт в дурацких красных розочках. Тарас сжал кулаки, он любил плохо прожаренное мясо с кровью, а сладости, даже из дорогих кондитерских, его раздражали. Но, так как Ольга его напарница, накачанный здоровяк покорно сел возле стола, давая понять окружающим, что чай он пить намерен.
– Я уверен, со временем вы подружитесь. Прекрасно! А мне, господа хорошие, пора, нерешенных дел уйма, я доложу Александру Евгеньевичу, что Зюскинд надежно спрятан и мы можем вести открытое наступление на индусов, – Петр Николаевич резко встал с нагретого стула, и без лишних церемоний покинул дом.
Чайник закипел, Ольга разрезала торт, задев острым ножом только одну розочку. Зюскинд с грустью посмотрел в окно, в саду продолжали падать яблоки, тошнотворно пахло осенью, хулиганил ветер. Тарас подошел к окну, закрыл его и резко опустил жалюзи, так плотно, что живой, интересный мир за окном для узника загородного дома мгновенно перестал существовать. Веня так и не увидел, как белая огромная бабочка неистово царапала длинным шершавым хоботком стекло, пытаясь проникнуть через закрытое окно в дом. Зачем она это делала, непонятно.
Ангелы не спят
Жанна Громовик, забросив текущие дела благотворительного фонда "Родня Задорожья", три часа подряд обзванивала учредителей, вылавливая их в злачных местах дорогих ресторанов. Пиарщица выпила поллитра крепкого кофе, пытаясь найти деньги на лечение маленького Паши. Двенадцать тысяч долларов оказались запредельной суммой для местных толстосумов. Отдать деньги на лечение незнакомого мальчишки никто из них не спешил, они ссылались на взносы, которые ежемесячно перечисляли на счет благотворительного фонда и только. И все, как один, рекомендовали Жанне обратиться за помощью к президенту благотворительного фонда "Родня Задорожья", к самому Александру Черткову. Она этого сделать не могла, но очень хотела. Набрать знакомый номер телефона и прокричать в трубку: "Ваш сын умирает, помогите!". Но, Жанна дала слово Елене Дашковой – молчать. И обещание свое она выполнит, чего бы это ей ни стоило.
Мотив молодой женщины скрыть факт рождения сына от Черткова для пиарщицы понятен, олигарх Пашку в лучшем случае не признает, в худшем – сына у матери отберет. Жанна, начитавшись в студенческие годы эзотерической литературы, убеждена в одном – ребенок сильно болеет, потому что хочет соединить родителей. Они бегут друг от друга, как черт от ладана, живут старыми обидами, таким образом нанося вред малышу. Нарушаются энергетические связи родителей, которые больше не являются надежной страховкой для ребенка. Когда малыш появляется на свет божий, родители связывают свои жизни навсегда, даже если они не живут вместе. Жанна это точно знала, она рассталась с мужем, но родительские нити их связывали прочно, как стальные канаты. От себя не убежишь.
Последний звонок Жанна сделала Геннадию Сивке, он согласился с ней встретиться в "Филине". Пиарщица вызвала такси, придумывая на ходу аргументы, которые смогли бы убедить Геннадия Петровича расстаться с крупной суммой денег.
Сивка на деловые встречи никогда не опаздывал, даже если встреча не подходила под категорию "деловая". В "Филин" владелец сети аптек приехал вовремя, однако в расстроенном расположении духа. Он заказал сто граммов коньяка и залпом, не предлагая Жанне присоединиться, выпил крепкий напиток.
– Что-то случилось, Геннадий Петрович? – настороженно спросила пиарщица, и про себя подумала: "Петрович расстроен, а значит, денег не даст".
– Ты помнишь, что говорил Черт, когда учредителей в благотворительный фонд приглашал? – заводился, как юла, Сивка.
– А что он говорил?
– У каждого из нас серьезный бизнес, поэтому Чертков заверил учредителей фонда, что конкурентов мы в фонд брать не будем. Что мы – одна дружная команда, "родня", твою мать! Он меня, как пацана развел. Слышишь, Жанна! Взял в фонд моего злейшего конкурента Птаху, и этот жирный петух возле моей аптеки в центре города строит свою, я только что об этом узнал. Как это называется?
– Геннадий Петрович, успокойтесь.
– Жанна, эта аптека приносит мне самую большую прибыль, она расположена в самом центре города. Я не мальчик, я себя уважаю! Не дам свой бизнес уничтожить! Поэтому я решил выйти из фонда, публично, и пусть все знают, что Чертков своего слова не держит.
– Да что вы такое говорите, Геннадий Петрович!
– Я выйду из фонда. И тогда, Птаха, держись! Я этому петуху все перья общиплю. Рогоносец, жирный ублюдок, лучше бы за своей женой следил, она ему рога наставляет, а он терпит.
– Это вы сейчас о чем, Геннадий Петрович?
– Да так, психую я, Жанна. Ладно, забудь, я ничего такого не говорил.
Поняла?
Кто-кто, а Жанна понятливая, она догадалась, о каких рогах говорит Сивка, но виду не подала.
– А вы точно знаете, что возле вашей аптеки Анатолий Птаха хочет открыть свою?
– Точно.
– Не принимайте решение сгоряча, если вы выйдете из фонда, на вашей репутации это точно отразится. Люди подумают, что Сивка больным детям помогать не хочет.