- Ну как?
- Легкий табачок, сладкий, - глухо из стоячего воротника тулупа откликнулся возчик.
- Приедем, спирту поднесем с морозу, - хвастал Леха, а сам косил на Суптелю. Тут он работал в основном на старшину. - Пьешь, нет?
- Поднеси, увидишь, - пыхнул дымком возчик и понукнул своего одра.
Въехали в селение. Занесенные снегом избы чернели провалами окон, будто слепцы. Ледяной свет луны заливал пустынную улицу.
- Как на кладбище, - сказал Леха. - Хоть бы собака какая сбрехнула.
- Сам брешешь много! - вдруг озлился возчик.
- Ты что, дед, какая муха тебя укусила? - удивился Леха.
Подъехали к дому, в котором тускло светило окошко.
- Контора, - недовольным голосом сказал возчик. - Велено сюда доставить.
В теплой комнате в свете висячей лампы сидел мужчина в гимнастерке, с золотой нашивкой за тяжелое ранение и гвардейским значком. Сухолицый, хмурый, с красными пятнами по щекам - видать, только что ругался. Возле стола стояла чернявая худосочная женщина, тоже красная и раздраженная. Она с угрюмым любопытством глядела на вошедших.
- Здравствуйте, дорогие товарищи! - громко поздоровался мужчина и вышел из-за стола, хромая и опираясь на палку. - Я директор завода, Соложёнкин Иван Игнатьевич.
- Старшина водолазной станции Суптеля, - представился Семен.
- Очень рад, очень рад. - Директор улыбался, обходя всех и подавая крепкую жилистую руку. Он был по-военному подтянут, сух фигурой, невысок. Коротко остриженные волосы, бледное лицо и палка в руке говорили о том, что он недавно из госпиталя:
- Дарья! - директор повернулся к возчику, молча стоящему у дверей. - Отвези вещи в избу Тимофея Кинякина. Там товарищей водолазов на постой определим.
Матросы разинули рты. Леха восхищенно покрутил головой.
- А мы думали - дед! И курила, и насчет спирту…
Директор усмехнулся, Дарья вышла, водолазы не успели даже разглядеть ее толком. За ней потянулась и угрюмая женщина. Директор проводил ее недовольным взглядом и, понизив голос, сказал:
- Я вам сразу обстановку доложу на данный день. На весь поселок четыре мужика. Бухгалтер - старик, кузнец без ног, я вот, и плотник еще, тоже инвалид, недавно вернулся. Ну, сосунки еще подрастают. А так кругом бабы.
- Малина! - растворил рот Леха.
- Малина, да не очень, - не поддержал его веселья директор. - Меня вон жинка, - он кивнул вслед вышедшей угрюмой женщине, - ни на шаг не отпускает, к каждому пеньку ревнует.
Директор докладывал обстановку, а Леха все больше и больше расплывался в ухмылке, подмигивая товарищам.
- Ты не подмаргивай, - насупил рыжие брови директор. - Дело не шутейное. Вы мне задачу загадали. И фарватер чистить надо, и опять же, боюсь, война из-за вас разгорится, баталия. Тут бабы есть - оторви да брось. Та же Дарья.
- Молчала все, - с сомнением вставил слово Суптеля.
- Это она с непривычки смирённая. А так такое загнуть может, что и кобыла на ногах не устоит. И вообще, посудите сами, - директор больше обращался к Семену Суптеле, как старшему по должности и по возрасту, - мужиков всех подчистую забрали. Вопрос этот наболевший, вопрос этот, можно сказать, государственной важности.
- Поможем, - ухмыльнулся Леха.
- Бугай ты здоровый, - все так же без улыбки сказал ему директор. - Только гляди, есть у меня молодухи - рога пообломают.
- Хо! - повел бровью Леха.
- Вот тебе и "хо"! Всех одной меркой не мерь. Сказать по совести, - голос директора потеплел, - бабы-золото. Пропал бы я без них, начисто пропал бы. Чертоломят за мужиков, бревна ворочают, а ведь женская натура деликатная, учитывать надо.
Закурили. Поговорили о том, как доехали, какая работа предстоит, где жить будут. У Васи в тепле начали слипаться глаза, и он обрадовался, когда директор повел их на ночлег…
Утром Вася проснулся оттого, что в избу с улицы заскочил Леха и впустил белое облако мороза. В одной тельняшке, он крепко похлопал себя по бокам красными ручищами и объявил восторженно:
- Ну, жмет! На лету струя застывает. Какая тут работа! В такую погоду дома сидеть и спирт глушить.
- Тебе бы только спирт хлестать да зубы скалить, - сердито подал голос Суптеля, натягивая кирзовый сапог.
- Не с той ноги встал? - поинтересовался Леха.
Вася тоже выскочил на улицу.
В сизой морозной дымке он разглядел небольшой поселок. Дома прилепились к приземистой, поросшей низкорослым ельником сопке. Над крышами белыми столбами стоял дым.
За поселком простирался большой белый пустырь, на краю которого стоял крошечный заводик с трубой. Что пустырь этот застывшее озеро, Вася догадался не сразу. Фарватер, по которому летом гоняют плоты для деревообделочного заводика, и предстояло расчищать водолазам. За войну на дно озера осели горы затонувших бревен, и они мешали подгонять плоты к приемному лотку. Эти топляки надо было поднять на лед и оттащить на берег, чтобы летом цехи могли работать на полную мощность: изготовлять приклады для автоматов и винтовок. Военное командование прислало водолазов сюда, приказав до весны закончить работы по очистке фарватера.
Вася оглядел унылый пейзаж, низкое плоское небо, похожее на лист оцинкованного железа, которым прихлопнуло поселок, и на душе стало невесело.
Суптеля и Андрей после завтрака ушли в контору, к директору.
Леха надраил зубным порошком медные пуговицы шинели. V Васи таких - довоенных, шикарных - не было. У него были черные, военного образца. И бляха на ремне тоже была военного выпуска - белая, железная, а у Лехи - медная.
И на погонах Лехи были ярко отблескивающие буквы СФ, сделанные им самим из медяшки, а у Васи - казенные, намалеванные масляной краской. Совсем не тот коленкор. Леха наваксил ботинки и навел лоск бархоткой. Несмотря на лютый мороз, лихо заломил бескозырку на затылок. На новой ленточке, которую Леха берег для особых случаев, золотом горели слова: "Северный флот".
- Пойдем прошвырнемся, - предложил он Васе. - На людей посмотрим, себя покажем.
Развернув плечи, Леха вышагивал по сугробистой улице. Вася шел рядом, с интересом разглядывая поселок. Из окон за ними наблюдали. Леха подмигивал, молодецки крутил тонкий светлый ус. Женские лица в окнах светлели.
У колодца стояла водовозка. Женщина доставала бадьей воду и переливала в обмерзлую кадушку на санях. Заметив моряков, она с преувеличенным усердием занялась своим делом.
- Помочь, красотка? - подскочил Леха.
- Доброхот какой, - не оборачиваясь, простуженным голосом ответила женщина.
Леха пропел:
Помню, я еще молодушкой была…
И тут же, вроде невзначай, полуобнял женщину.
- Но-о, рукастый! Обобью, калекой станешь. - Женщина повернулась, и матросы с удивлением признали в ней вчерашнего возчика, Дарью.
- Ты колдунья, что ль? - восторженно спросил Леха. - То дедом, то молодухой обернешься.
- Топай, топай! - Дарья свела тонкие дуги бровей, и щеки ее зарделись.
- Ты всегда такая?
- Какая?
- Будто… плохо погладили тебя.
- Ты иди, а то я тебя поглажу вон черпаком. - Она кивнула на прислоненный к бочке, обледеневший черпак с длинной ручкой. - Заигрывай, которые помоложе.
- А тебе сто лет? - Леха уже вертел ворот колодца и ощерялся. Зубам тесно было у него во рту, два белых блестящих клыка выпирали из верхнего ряда, и от этого улыбка получалась разбойной.
- Накинь еще десяток, - в сердцах говорила Дарья и никак не могла оттеснить Леху от колодца. - Выхолостить тебя, жеребчик, поменьше б взбрыкивал.
- Ого! - оторопел Леха. - Сказанула! Чего рычишь? С похмелья, что ль?
- А ты мне подносил? - Дарья зыркнула глазищами.
- О-о, высветила фарами, как "студебеккер"!
Вася тоже обратил внимание, что глаза Дарьи пронзительной голубизны и ярко выделяются на смугловатом чернобровом лице.
- Ладно, давай закурим трубку мира, - переменил пластинку Леха. - "Кэмел".
- Чего? - не поняла Дарья.
- "Кэмел", говорю. Сигаретки - люкс. Для капитанов дальнего плавания и для водолазов, как мы. - Леха приосанился. - В Америке по заказу делают.
- Давай, - сменила гнев на милость Дарья. - Вчерашние, что ль?
- Ага.
Дарья затянулась, пустила дым через нос, помягче взглянула на парней.
- Нежная сигарета. А мы тут все махорку смолим. Выменяешь у солдат с поезда - и все. Папиросок взять негде.
- Да-а, - Леха оглядел бесприютный пейзаж. - Выбрал бог местечко уронить вас, до белого свету не досвищешься.
- Хаять-то вы все горазды.
Дарья насупилась и до самой конторы шла молча сбочь водовозки.
В конторе парни узнали, что подводные работы начнутся завтра, а пока надо было приготовиться к ним: проверить водолазное снаряжение, собрать помпу и промыть воздушные шланги, вырубить две майны на озере: одну для спуска водолазов, другую для поднятия бревен из воды.
Суптеля оглядел Леху с Васей и приказал:
- А ну, марш переодеваться! Вырядились, как на парад! Павлины!
Когда Вася и Леха вернулись, в конторе, кроме директора, который разговаривал по телефону, никого не было.
- У меня бревна лежат в лесу, а вывозить не на чем! - кричал он в трубку. - А? А так - не на чем! У меня всего две подводы, две клячи - им ноги переставлять надо. И возчики бабы. Алё! Алё, слышите! Грузчики, говорю, бабы. А дорогу перемело, так что гоните трактор.
Он еще долго ругался с кем-то по телефону, грозил сообщить в город какому-то Толоконникову, говорил, что если трактор не пришлют, то сорвут ему месячный план и что он не может на бабах возить бревна из лесу, и не он оставил бревна в снегу.