(две недели спустя)
Вторник, 17 января 1995 г
Этот день - самый важный из всех, и сейчас я о нем расскажу.
Карла массировала маме спину. Это было в маминой новой комнате, которую мы украсили камнями, фотографиями и прочим попурри, не забыв про Мисти. Мисти, которую глупость защищает от мира, не ведает, что в мозгу хозяйки дорожные пробки. На автострадах потрескался цемент, лежат расплющенные камри, исузу и F-100, выжившие нейроны и нейроны-жертвы, которых еще не вывезли из ее "Я". Мозг мамы разбился и неподвижен, руки и ноги застыли, как ветки лимонного дерева августовским днем, и лишь изредка подергиваются. На пальце обручальное кольцо, на запястье - браслет "Чикс" от Эми. На каждом канале по ТВ - разруха в Японии, голос корреспондента за кадром. Японию хотя бы отстроят заново.
Карла все утро массировала дряблые складки маминой кожи. Там ли мама? С этим вопросом мы живем уже недели, мы заглядываем ей в глаза и говорим "привет", а сами думаем: мы тут, мама, а ты где? Куда ты ушла? Как ты пропала? Как мир тебя украл? Как это случилось?
Карла первой перешла рубеж между словами и кожей, речью и плотью. Карла вторглась в мамино тело. На прошлой неделе она взяла из ванной бутылку с минеральным маслом, разбавила кунжутным, сняла кроссовки и взобралась на маму, распростертую на складной кровати. Она приказала отцу смотреть, потому что потом его очередь, и отец смотрел.
Карла мяла и лепила тело моей матери, как скульптор, растягивала, как только она умеет, вгоняя силой воли ощущения в ее плоть, в ромбоиды, трицепсы, плечевой пояс и другие места, которые никак не реагировали на прикосновения. Карла посылала в тело мамы свою веру, как лазерный луч.
Все началось на прошлой неделе. Смятение, когда казалось, что все потеряно, когда перед глазами была только мама, застывшая в бассейне без кислорода. В больнице нас встретили Итан (бледный, как кусок жирного бекона, и с капельницей), Дасти и Линдсей - Дасти, испуганно втянув в себя воздух, отворачивается, а потом смотрит в глаза и протягивает Линдсей в качестве утешения.
Были обсуждения и прогнозы, брошюры и психологи, семинары и эксперты. Когда-нибудь функции маминого организма восстановятся. Полностью или частично. На сегодня есть только подрагивания. Мы знаем, что в ее теле заперт страх. Ее глаза открываются и закрываются, но для условных сигналов этого мало. Она вся опутана проводами и подключена к приборам. Мама снаружи - как телефонная распределительная коробка изнутри.
Что бы рассказала она? Пароль стерт.
Всю неделю Карла подносила руку отца к матери, заставляла касаться ее и повторяла:
- Она там, она никуда не делась!
Именно Карла заставила нас говорить с мамой. Мамины глаза пустые, как у рыбы, и нужно очень сильно верить, чтобы увидеть за ними тот же внутренний мир. Карла заставила меня смотреть в эти чужие глаза.
- Поговори с ней, Дэн! Она слышит тебя. Как ты можешь не смотреть в эти глаза, которые с любовью смотрели на тебя, когда ты был маленьким, и не рассказывать, как у тебя прошел день? Поговори с ней, Дэн. Скажи ей, что день был самый обычный. Мы работали. Писали программу. Наш продукт нужен людям, разве не здорово?
И я рассказал все это маме.
Теперь я каждый день держу руку, которая давным-давно держала меня.
Именно Карла осторожно подвела к матери отца и посадила на кровать. "Мистер Андервуд, закатайте рукава. Мистер Андервуд, ваша жена еще здесь и нуждается в вас как никогда".
А вот Баг. Он читает маме воскресные комиксы и изо всех сил пытается сделать Локхорнов смешными. Потом обращается к своей немой аудитории:
- О, миссис Андервуд, я прекрасно понимаю вашу реакцию! Я будто читаю надписи с коктейльных салфеток семидесятых. Должен признать, мне этот комикс никогда не нравился.
И заводит разговор о политике перепечатки комиксов, о том, какие еще комиксы ему кажутся несмешными: "Семейный цирк", "Мелюзга", "Зигги", "Гарфилд" и "Салли Форт". Баг говорит с ней веселее, чем с нами.
Вот Эми травит маме неприличные анекдоты. Майкл пытается ее утихомирить, но сам увлекается и начинает рассказывать анекдоты про пентиум.
Или Сьюзен, которая моет и стрижет маме волосы, приговаривая:
- Вы будете совсем как Мэри Тайлер Мор, миссис А! Вы будете просто куколкой! - и сообщает о том, что нового на сайте "Чикс".
Или Итан, Итан, которого самого вот-вот сотрут.
- Ну, миссис А, кто бы мог подумать, что я буду сидеть с вами! И не говорите мне, что это не смешно. Смешно, сами знаете! Я бы поменял вам повязки, но у вас их нет.
Вот Дасти и Тодд демонстрируют упражнения для растяжки ног, рассказывают о физиотерапии и о том, как держать мышцы в тонусе до тех пор, когда они снова станут принимать команды.
А вот Эйб, который притащил к постели целый горшок монет!
- Пора рассортировать эту мелочь, миссис А. Вам будет скучновато, но я постараюсь развлекать вас разговорами… Ой, гляньте - песо! У-у-у!
На прошлой неделе мама резко дернулась. Карла сказала:
- Дэн, надо идти дальше. Ты должен ее обнять.
Я посмотрел на тело мамы, которое так давно не обнимали, и подумал о семьях, где наблюдают за медленной смертью одного из родных. Они уже сказали друг другу все, что могли сказать, и им осталось только сидеть или лежать и обсуждать всякую ерунду или сериалы. Я обнял мамино тело и рассказал, как прошел мой день. Я говорил о светофорах на Камино-Реал, об очередях в кассу во Fry’s, о грубых телефонных операторах, о пробке на сто первой магистрали и о цене на сырные ломтики в "Костко".
Сегодня после обеда, в самый важный день
У меня было такое настроение, когда земля кажется прекрасной, несмотря на жестокий удар судьбы. Я сел на поезд и поехал в Окленд, просто чтобы вырваться из дома, не зачахнуть в четырех стенах. Иногда мы все забываем, что мир - это рай. Правда, в последнее время многое способствовало моей амнезии.
На обочине я заметил размотавшуюся пленку из кассеты, коричневую ленту, дрожащую на солнце - звук, который превратился в свет. Стоя на оклендской платформе, я ощутил порыв теплого ветра, и вдруг мне захотелось домой, к семье и друзьям.
Меня встретил Майкл. Он открыл мне дверь дома и рассказал историю, которую однажды показывали в новостях. Мальчика с церебральным параличом подключили к компьютеру, и когда его спросили, кем бы он хотел стать, он сразу ответил: "Летчиком".
- Это навело меня на мысль. Может, если твою маму подключить к компьютеру, а пальцы подсоединить к клавиатуре, она сможет с нами общаться.
Он увидел мое лицо.
- И с тобой тоже, Дэн. Я на эту тему немного почитал.
Мы зашли на кухню. Баг и Эми обсуждали теорию Бага о том, что люди существуют не как индивидуальные "я", а как "вероятность" себя. Пока ты жив и здоров, эта вероятность довольно высока, но когда ты болен или стареешь, снижается. Вероятность того, что ты "целый", все меньше и меньше. Когда ты умираешь, она падает до нуля.
Эми увидела меня:
- Закрой глаза! Быстро! Постарайся вспомнить, в какой ты футболке.
Я не смог.
Она сказала, что можно и не пробовать.
- Жестокая шутка природы! Личные воспоминания уходят первыми. Ты будешь помнить, что такое алка-зельтцер, еще долго после того, как забудешь собственных детей.
Помолчав, Эми добавила:
- Постарайся не думать о том, как ты чистишь апельсин. Не представляй, как сок течет по пальцам, какая мягкая кожура изнутри. Этот аромат… Попробуй, но у тебя не получится. Мозг не обрабатывает отрицания.
Я вышел на заднюю веранду и посмотрел на Кремниевую долину. Было ясно, но с запада горизонт уже затянуло вечерним туманом. Карда накинула свитер; ее дыхание в прохладном воздухе напоминало пар, который поднимается от бассейна. Я сказал, что войны всегда объявляли после сбора урожая.
Карла прошептала:
- Мы все когда-то падаем. Все падаем. Ты упал, но мы друг друга подымем.
Контуры гор Контра-Коста вдали расплылись, смешались с облаками. Карла вытерла мне глаза опавшими листьями и подолом свитера. Я рассказал ей о рекламе лего, которую видел лет двадцать назад: желтый замок, потом камера идет все выше и выше, а замок не кончается. Оказывается, она тоже помнит эту рекламу.
Вышел отец с Мисти, и мы отправились прогуляться по Ла-Креста. Отец захватил с собой пульт управления гаражной дверью. Мы нажимали на красную ребристую кнопку, пытаясь случайно открыть чужие двери.