– Вот я и говорю – проверить надо, – кивнул Алексей Матвеевич.
Заместитель начальника управления старший майор госбезопасности Огурцов встретил оперативников явно в лучшем настроении, нежели то, в коем был при расставании с ними. Он не пытался скрыть своего удовлетворения тем, как складывалась ситуация по расследованию убийства Павлухова. В его кабинете оказался также и следователь управления УНКВД Андрей Григорьевич Грязунов, получивший указание Огурцова на соединение этих двух убийств в одно дело. Услышав доклад Петракова и посмотрев продуктовую накладную, Огурцов не расстроился.
– Я договорюсь, чтобы по вопросу выяснения принадлежности банки с черной икрой нам пошли навстречу и дали исчерпывающую информацию, – уверенно заявил он. – Дело практически раскрыто и, слава богу, имеет чисто уголовный подтекст.
– А если… – хотел высказать сомнения Алексей Матвеевич, но не успел.
– Не надо никаких "если", Петраков, – недовольно поморщился Огурцов. – Мне уже звонили, и я доложил, что следствие закончено. Всей группе объявлена благодарность.
"Ну что же, может быть, все на самом деле проще, чем мне кажется", – попытался успокоить себя капитан милиции.
Вечером, перед тем как поехать домой, Петраков просмотрел сводку преступлений по городу и с удивлением увидел среди потерпевших клиента своего отца – Бронислава Петровича Христофорова. В сводке сообщалось, что неизвестными преступниками ограблена квартира оперного певца, причем в списках похищенного, кроме денег и мелких ценностей, значилась даже мебель.
Ванька Зарецкий, а по новой ксиве Петров Дмитрий Сергеевич, стараниями Соскова был устроен экспедитором на Бадаевские продовольственные склады. После посещения оперы он снова вернулся жить к Софье и даже зарегистрировался по новым документам в домоуправлении. Соня рассказала ему о том, как попала к Деду, и Цыган, прочувствовав ее боль от пережитого, понял, что все сильнее привязывается к образованной девушке. Кроме него, еще два подручных Деда – Шкет и Чеснок были оформлены складскими водителями на грузовые машины. На всех троих по линии продуктового отдела горисполкома была оформлена бронь от призыва на фронт.
Несмотря на строгое указание Деда "залечь на дно" и до поры не высовываться, Ванька уговорил Шкета и Чеснока совершить кражу на квартире оперного певца, которого Цыган решил наказать. То, что Христофоров оскорбил подругу Софьи, затронуло его намного больше, чем он мог предположить. Новое ощущение было непонятно, и, поскольку Ванька привык к определенности в своей жизни, ему становилось немного не по себе. Его также задело то, что Христофоров выказал свое презрение к ним, людям второго сорта. Ванька, много натерпевшийся от милиции и исправительной системы, реагировал на это очень болезненно. Цыган решил не просто наказать певца, а нанести такой удар, от которого тот никогда не оправится.
Установив, когда Христофоров уходит на репетицию, он рассчитал время и, получив ранним утром на складе маршрутный лист на овощехранилище, вместе со Шкетом подъехал к его дому на служебном грузовике с заранее замененными номерами. К тому времени Чеснок, оставив свою машину, дождался ухода Христофорова и вскрыл дверной замок его квартиры. Цыган с Чесноком зашли в квартиру и занялись поиском ценностей. Долго искать не пришлось. Деньги, пятьдесят тысяч рублей, Христофоров прятал под матрасом в спальне. Золотые карманные часы, золотой портсигар, дорогущая антикварная трость с ручкой в виде золотой головы змеи с двумя изумрудами вместо глаз и другие золотые безделушки чуть ли не в четверть килограмма весом воры нашли в кабинете певца, в оборудованном под ковром тайнике. Чеснок, восемнадцатилетний урка, бывший учащийся ремесленного училища, при виде такого богатства выглядел полным идиотом, так как не мог от удивления закрыть отпавшую нижнюю челюсть. Затем по намеченному Цыганом плану они совершенно открыто подогнали машину к подъезду и откинули борта. Цыган решил воспользоваться тем, что в городе идет эвакуация целых предприятий и учреждений. Чтобы выглядеть как настоящие грузчики, парни стали кричать и материться, вынося дорогущую мебель из квартиры.
– Осторожней заноси! – на весь подъезд руководил ответственный за "эвакуацию".
Из соседней квартиры вышла пожилая интеллигентная женщина с маленькой собачкой на руках и поинтересовалась у старшего грузчика:
– А что, молодой человек, Бронислав Петрович переезжает?
– Какой переезд? Эвакуируется ваш сосед, – уверенно ответил Цыган.
– А где же он сам?
– На улице. Следит, чтобы ничего не украли, – соврал вор.
– Так хотелось с ним попрощаться… – посетовала соседка.
Машина была уже почти полностью загружена, когда соседка Христофорова вышла-таки со своей собачкой на улицу. Пока она озиралась по сторонам, к машине подошел пожилой мужчина. Женщина, узнав в нем управдома, поздоровалась.
– Что здесь происходит? – поинтересовался тот.
– Бронислав Петрович эвакуируется, – опередив Цыгана, доложила женщина.
– А почему он меня не поставил в известность? – удивился управдом.
– Вы в какое время живете? – раздраженно, повысив тон, рыкнул на него Ванька. – Сейчас все решается в один день. Принято решение эвакуировать весь оперный театр. Мы уже вторую квартиру вывозим.
– А где товарищ Христофоров? – уже мягче спросил мужчина.
– Наверху, увязывает последнюю мелочь, – пошел ва-банк Ванька.
– Подождите меня здесь, – бросил управдом, направляясь к подъезду.
Ванька подал сигнал подельникам, и те моментально сели в грузовик.
– Вагоны ждать не будут. Отойдите, гражданочка! – Цыган закрыл задний борт.
– Как, вы уезжаете? – удивилась женщина – А как же Бронислав Петрович? Что ему передать?
– Передайте ему пожелание всего хорошего от почитателей его оперного таланта, – улыбнулся Зарецкий.
– Да, Цыган, ты просто знатный босяк! – с восхищением, как только тронулась машина, подал голос отошедший от испуга Шкет. – Так вот на шарап хату взял!
Овощехранилище находилось сразу за городом, недалеко от Волковой деревни. Понимая, что от мебели нужно срочно избавляться, Ванька решил остановиться, как только проехали деревушку. За пять минут парни прямо с борта скинули всю антикварную ценность Христофорова в дорожную грязь. Из поломанного шкафа на землю посыпались дорогие костюмы Христофорова.
– Цыган, а зачем же мы корячились? – изумился Чеснок, указывая на разбитую мебель и одежду. – Я думал, толкнем все на рынке. Ведь хорошие фити-мити сорвать можно было.
– С этим барахлом нас враз заметут, а таскали мы его для аферы, чтобы маза перла, – соврал Ванька, рискнувший с мебелью лишь желая нанести непоправимый урон любителю сладкой жизни.
– Ну и жук ты! – восхитился Чеснок.
Овощехранилище, у которого заканчивалась однорядка дороги, находилось в километре от старого сельского кладбища и напоминало большое бомбоубежище. У ворот стояла бытовка, из крыши которой торчала труба буржуйки. На звук вышел мужик, одетый, несмотря на теплый день, в ватную телогрейку и с винтовкой образца 1914 года.
– За овощами! – Ванька протянул ему заказ-наряд.
– А че на двух машинах? – удивился охранник. – Там овощей осталось центнеров десять, не более.
– Наше дело малое: получил и вези, – пожал плечами Цыган. – Открывай калитку!
Охранник, оказавшийся единственным человеком на складе, не спеша распахнул ворота, и первая машина задним ходом въехала внутрь. К удивлению Цыгана, внешне неприглядное хранилище внутри оказалось огромным помещением с хорошим освещением. Двери и ворота в склады были открыты настежь, что говорило об отсутствии здесь продуктовых или иных запасов.
В самом конце хранилища охранник открыл последнюю закрытую дверь, за которой оказалось мешков двадцать с картошкой и морковью.
– Ну что, дядя, тебе можно и домой теперь? – когда все погрузили, спросил охранника Цыган.
– Да нет, паря, я трошки посижу тут еще. Глядь, и вспомнят обо мне, – хитровато улыбнулся страж пустоты.
– А ты, я не пойму, из ВОХРы или армейский?
– Нет, я тутошний, – указал в сторону леса мужичок.
Вечером Ванька Зарецкий с напарниками приехал к Нецецкому в деревню Каменку, куда осторожный вор перебрался из города – подальше от облав. На воровской малине, распивая самогон, сидели Дед, Федуля, Зиночка и еще пара молодых воров. Поздоровавшись, Ванька высыпал на стол украденные из квартиры певца деньги и ценности.
– Большой скос, ничего не скажешь, – без особой радости произнес Дед, перебрав золотые вещицы. – Сколько ассигнациями?
– Пятьдесят косых, – гордо отозвался Шкет. Затем протянул трость: – И вот еще…
– Ну-ка, растолкуй, какого карася на уши поставили, – обратился к нему Нецецкий, с интересом рассматривая последний трофей.
Шкет принялся рассказывать, по молодости приукрашивая события, отдавая должное смелости Цыгана, но и себя с Чесноком не забывая выставить в приглядном виде.
– Что скажешь, Федуля? – повернулся Нецецкий, выслушав его, к напарнику.
– А что бодягу разводить, когда все полный ажур? – порадовался за молодежь добродушный силач.
– А ты что скажешь, Зиночка? – продолжил опрос своей банды Нецецкий.
– Что Ванечка самый фартовый, я и раньше знала, – Зинка томно посмотрела на Цыгана, – но то, что он подставляется, когда у нас такие планы, мне не нравится.
– Дело толкует бесовка, – поддержал женщину Нецецкий. – Ты, Цыган, теперь Дмитрий Сергеевич Петров, и не имеешь права рисковать собой.
– Хватит баланду травить! – начал злиться Ванька.