"МакКинзи"
Друг знал, о чем говорил. Действительно, в конце презентации я вручил свое резюме удивленной моей сообразительностью сотруднице "МакКинзи" по имени Дженнифер. Написать резюме мне помогла Стефани. От себя я добавил одну фразу в раздел Personal background: "Loving my sweet French girlfriend" [151] . Это, как оказалось, был выстрел в десятку.
Вскоре я получил телеграмму из "МакКинзи": приглашали на два собеседования в гостиницу "Савой". Встречи проходили в легкой непринужденной манере, прямо в номерах, где жили интервьюеры. Номера, кстати, были малюсенькие – не развернуться. Первый интервьюер – его звали Алек – сосредоточенно погрузился в чтение моего резюме, а потом, не отрывая от него глаз, пробурчал:
– Хммм. Sweet French girlfriend? Любопытно. И давно вы знакомы?
– Почти год.
– Что же, это немало. И чем занимается ваша подруга?
– Работает в KPMG.
– Угу. У вас написано, что вы читаете лекции в Школе бизнеса Бордо.
– Да.
– Что за лекции?
Я передал прихваченный с собой на всякий случай план моих лекций. Интервьюер пробежал его глазами и сказал:
– Что ж, молодец. У вас есть international background [152] , а это нам нужно.
Алек повел меня в другой номер, где ждал второй интервьюер по имени Джастин. По пути, в коридоре, на нас выскочила брюнетка в голубом костюме, явно деловая девушка. Ей было чуть за тридцать, но мне она показалась пожилой.
– Валерй, – неожиданно для меня обратился к ней Алек. – Это Дмитрий. У него девушка – француженка.
– Да? – Валерй удивленно поправила очки у переносицы.
– А это – Валерй, наша коллега, парижанка, – пояснил Алек.
– T’as un entretien avec Justin? [153] – спросила меня Валерй по-французски.
– Oui [154] , – ответил я.
– Bon courage [155] , – пожелала мне удачи француженка.
Джастин торопился в аэропорт, и это выручило. Я помог ему застегнуть набитый чемодан, без раздумий сев на крышку, после чего замок защелкнулся. "You are a team player" [156] , – резюмировал мой визави. Так без проблем я прошел в третий тур, где должен был встретиться с магистром "МакКинзи" Микки Обермайером. Мне дали понять, что Микки – сверхчеловек, невообразимо занятый, поэтому нашу с ним встречу запланировали заранее, за месяц, вежливо попросив не опаздывать ни в коем случае. "Ждите в лобби "Савоя", вас найдут", – проинструктировали меня. "Что за шишка этот Микки, – подумал я. – А что если опоздать?". Крамольную мысль я тут же отогнал и ровно через месяц, минута в минуту, всеми силами навалился на тяжелую дверь старинного "Савоя", потому что толстый усатый швейцар, поглядев на меня сверху вниз, помочь мне не удосужился.
В лобби я первым делом огляделся – никого, кроме персонала гостиницы, шныряющего взад и вперед. Хм… Я замер в углу. Прошло двадцать, тридцать, сорок минут. Час! Движения не было. Я нерешительно приблизился к администратору гостиницы, которая выглядела неприступной стеной – до того белокаменным было ее лицо.
– У меня здесь назначена встреча, – неуверенно начал я.
– Слушаю.
– Может быть, у вас есть какая-нибудь информация?
– Ваше имя?
Я назвал.
– Для вас – записка, – она протянула мне клочок бумаги, на котором уверенным торопливым почерком было выведено: "Я в ресторане, наверху. Микки". Записка была написана более часа назад.
"Не опаздывайте ни в коем случае", – стучало у меня в висках, когда я бежал на второй этаж в ресторан. Первым, кого я там увидел, был толстый и весьма популярный певец, "выдумщик и прикольщик", шоумен и советник президента Калмыкии по культуре Сергей Крылов, прославившийся песней "Дева, дева, девочка моя". Он важно раскинулся в кресле с чашкой кофе в руке. "Неужели он тоже Микки ждет?" – почему-то подумал я. Микки сидел неподалеку. Ошибки быть не могло, он был единственным человеком в зале, помимо Крылова. Невысокий, энергичный мужчина. Русые волосы, тронутые сединой, горящие умные глаза и осанка важного сеньора, caballero grande. Я подошел, представился. Микки недобро кивнул, указав мне на стул. Я сел.
– Я тут уже час, – недовольно сказал он, сверкнув глазами.
– Я тоже. Я ждал в лобби, как мне и сказали.
– На ресепшене нельзя было спросить, где я?
– В конце концов я так и сделал.
– Поясню. Это был тест на сообразительность, – огорчил меня Микки. – Те, кто быстрее догадывается, что можно спросить на ресепшене, имеют больше шансов попасть в "МакКинзи".
Я промолчал. А что тут скажешь?
– Итак, приступим, – перешел к делу Микки. – Я задам три вопроса. Всего три. И не обижайтесь, я буду есть.
Первый вопрос был о приватизации в России, второй об инфляции, а вот третий был куда сложнее. Потом, конечно, мне объяснили, что во время интервью в "МакКинзи" претендентов могут мучить разными способами. Например, могут применить способ "глухое молчание", когда интервьюер просто сидит в кресле и молчит, независимо от действий собеседника. Так проверяется способность претендента брать ситуацию под контроль. Этих тонкостей я не знал, как не ведал и о типовых вопросах, например: "Сколько футбольных полей в России?". Здесь требуется быстро, применив логику, ответить на вопрос, не имеющий ответа. Именно этот вопрос и задал Микки, дав мне пять минут на подготовку. Если бы он спросил меня про число бензоколонок или больниц, я бы, наверное, спасовал. Но футбол – тема близкая. Легко я разделил численность населения России пополам, установив примерное количество мужчин. Потом разделил эту цифру на три, предположив, что только треть мужского населения способна гонять мяч. И так далее. Довольно быстро я выдал Микки ответ, осторожно поинтересовавшись, правилен ли он. "Не знаю, – рявкнул Микки, откинувшись на спинку шикарного стула. – Правда! Я не знаю".
Потом он вскочил как ошпаренный, протянул мне руку, при пожатии которой меня шарахнуло током (плохой знак), и произнес: "Теперь мы будем думать. Мы принимаем только достойных. Есть всего три варианта. Всего три. Мы можем сказать вам "да". Или "нет". Или "мы подумаем". В последнем случае вы сможете попытаться поступить в "МакКинзи" в следующем году. Хотя… Прощайте". Микки развернулся, щелкнув каблуками своих коричневых блестящих ботинок, и в секунду растворился, словно видение. "Мимо", – бормотал я себе под нос, покидая шикарный отель.
Через месяц зазвонил телефон в нашей квартире на Кутузовском. Бодрый женский голос с американским акцентом радостно сообщил, что я принят в "МакКинзи": "Мы долго не могли дозвониться! Поздравляем! Рады приветствовать на борту! Первый день работы – 15 августа". Это была вторая важная черта после МГУ, которую я переступил. Я рассказал Стефани про "МакКинзи" после того, как меня туда приняли.
– Ты будешь работать в "МакКинзи"? – оторопела она.
– Да.
– Как же ты туда попал? Во Франции простому студенту к офису "МакКинзи" даже подходить нет смысла. Туда берут только тех, кто pistonne.
– Что такое пистонэ?
– Ну, пистон. Его кто-то заряжает и доставляет туда, куда надо. Понимаешь? У нас тех, кто попал в "МакКинзи", называют пистонами. У них папы, дедушки.
– А, – догадался я. – По-русски это называется "по блату".
– Так как же все-таки тебя туда приняли?
– Да самым обычным образом. Пришел и ответил на вопросы.
Стефани подивилась, а я восторженно замер – было ясно, мне повезло в очередной раз! Стефани между тем предложили работу сразу три офиса KPMG: парижский, франкфуртский и московский. Это был успех, оставалось лишь сделать выбор. За ужином решили, что Стефани разумнее начать в Париже.
– С парижским опытом ты куда хочешь сможешь потом поехать, а с московским – не факт, – высказал я свое мнение.
– Все равно мы оба сначала в работу с головой уйдем, – с горечью проговорила Стефа.
– Будем ездить друг к другу. Ты ко мне, я к тебе. А через год определимся.
Вскоре мы поехали во Францию. Стефани ждали выпускные экзамены, а мне предстояло снова рассказать о российских реформах в Школе бизнеса, а заодно поучаствовать в ярмарке "Окно в Восточную Европу", которую придумал Жиль Гийонэ– Дюпера. В Москве опять стреляли. И, что огорчало, снова по соседству с моим домом, на Красной Пресне. На сей раз жертвой криминальных разборок пал "крестный отец" Отари Квантри-швили, контролировавший, как говорили, чуть ли не весь центр Москвы. Особенно переживал Иосиф Кобзон: "В Отари стреляли те, кто против России. И я горжусь, что одна из газет написала, будто следующим после Отари буду я". Все эти перестрелки не только порядком надоели, но сделались совсем неприятными. В аэропорте я купил журнал Time, выпил кружку "Гиннесса" и перенесся в другую жизнь еще до того, как наш самолет оторвался от земли и взял курс на Париж. А там все уже были сметены шокирующей новостью: на трассе в Италии во время заезда "Формулы-1" насмерть разбился великий бразильский гонщик Айртон Сенна, об этом все только и говорили, взволнованные французы толпились у телевизоров в кафешках, чтобы расслышать подробности.