Старушки по привычке все еще продавали хлеб на улице, но у них уже не покупали, шли в магазины – очередей там не стало. Я любил Новоарбатский гастроном и "Хлеб" на углу Арбата и Садового, это был, кстати, первый круглосуточный гастроном в Москве. Выходя из "Хлеба", я садился в троллейбус и под его будоражащее высокочастотное гудение "ууууу", хватаясь за поручни, чтобы не упасть от тряски и рывков, уносился к Кутузовскому, глядя назад на огромные буквы "МММ", которые высвечивались непогашенными окнами новоарбатских высоток! Каждая высотка – по одной "М"! Раньше эти здания светились буквами "СССР", но пришли другие времена. Символом новой эпохи стала фирма "МММ": повсюду были развешены биллборды с ее рекламой – бабочка-хамелеон на черном фоне и подпись: "Из тени в свет перелетая". Были и другие слоганы: "У "МММ" нет проблем!", "Нас знают все!". Однажды я вошел в метро и был поражен, объявляли: "Уважаемые пассажиры! Три дня в этом месяце фирма "МММ" бесплатно катает всех москвичей на метро". А надпись "МММ" украшала не только вагоны метро, но и борта троллейбусов и автобусов. Однажды за одну минуту до боя курантов по Российскому телевидению [145] с Новым, 1993 годом нас вместо президента поздравил глава "МММ" Сергей Мавроди! Это восхитило! "МММ" была вездесуща: "МММ-студия" сняла видеоклип Федора Чистякова "Иду, курю", а модельное агентство "МММ" провело конкурс красоты "Мисс "МММ"" – его показывали по телеку, в нем участвовала Любка, моя красивая соседка, художественная гимнастка, потрясающе вращавшая мяч на руке. Ей нравился Шахворостов, я был в этом уверен, потому что видел, как она однажды безотрывно смотрела на него из окна троллейбуса… Когда по телеку стали непрерывно крутить ролики с Леней Голубковым, под "Риориту" призывавшего покупать акции "МММ" и сулившего невиданные дивиденды – до 1000 % в год, даже Стефани встрепенулась: кто такой мсье Голубкофф и его жена мадам Рита и что они хотят? С Голубковыми конкурировали певица Лолита и ее муж Цекало: каждый вечер перед программой "Время" они игриво убеждали доверчивых телезрителей сдавать деньги в какой-то "Хопер-инвест": "Хопер-инвест" – отличная компания… От других".
Пока к нам ехал Камдессю
Снег валил хлопьями, когда я получил открытку от Кеши. Подпись разъясняла: озеро Роторуа. Кеша писал из новозеландского паба под песню английской певицы Yazz: "The only way is up, baby" [146] . Клип на эту песню Кешка впервые увидел в свой последний приезд в Москву, его показывали по Super Channel, видимо, он и вызвал ностальгию. Друг сжато сообщал: "У вас зима, а у нас – лето, путешествую, проехал сегодня 50 километров на велосипеде, здесь – красота, воздух – самый чистый, гейзеры – самые крутые в мире, а люди – приветливые, и их не много, зато много овец!". "Ну надо же, куда забрался, – подумал я. – Там же, на озере Роторуа, дети капитана Гранта с Паганелем были!". Шахворостов снова давал повод помечтать: вдруг и я туда доберусь когда-нибудь? [147]
Снег все еще падал, когда позвонил Жиль Гийонэ– Дюпера. Он молил найти покупателя для каких-то французских станков. "Это производственные линии для монетных дворов", – пояснил он. Не раздумывая я набрал номер приемной Виктора Геращенко, Председателя Центрального банка России. Телефон мне в секунду выдал мой одношкольник, работавший в информагентстве Reuters, он же подтвердил, что я все делаю правильно, надо напрямую звонить Геращенко, ведь деньги печатает Центробанк, это всем известно. Секретарь, выслушав меня, вежливо попросила выслать ей предложение по факсу. Потом я стал ждать ответа, каждый день звонками проверяя статус моего запроса. Не дождался. Познакомиться с Геращенко не получилось.
Я не расстроился, просто сузил задачу: в России монеты чеканят лишь два предприятия – Московский и Петербургский монетные дворы, на них я и решил выйти напрямую. Но найти их координаты оказалось непросто. Оба – режимные, тщательно охраняемые объекты, телефоны их засекречены, а сотрудники – невидимы. Задача казалась невыполнимой, когда случилось маленькое чудо.
– Тебе нужен монетный двор? – живо отозвался Остапишин, выслушав про мои трудности.
– Да.
– Не проблема вообще! Отец хорошо знаком с генеральным директором Московского монетного двора!
И вправду, вечером Саша рассказывал, что директор монетного двора в отпуске, но его заместитель ждет меня. Через неделю нас с Жилем тепло встречали на проходной Московского монетного двора, а вскоре мы разгуливали по самой закрытой части завода – производственным цехам, куда иностранцев вообще не допускали.
Нам подарили теплые, только что отчеканенные памятные медали,
угощали коньяком с пирожками, виноградом, докторской колбасой и сыром. Жиль был сначала тронут, а вскоре и вовсе потрясен, когда, рассказав о цели приезда, он получил молниеносный ответ:
– Однозначно эти производственные линии нам нужны. Берем!
Глаза Жиля округлились от удивления:
– Да? А вы, может, приедете во Францию, посмотрите, как все работает?
– Приехать приедем, – заулыбались наши. – Только все равно мы их берем. Две штуки. Сколько они стоят?
– Три миллиона долларов одна линия.
– Отлично. Значит, с нас – шесть миллионов. И… – тут российский переговорщик на мгновение задумался. – Еще такие же линии нужны для Ленинграда. Так?
Пока мы с Жилем приходили в себя от скорости происходящего, энергичный заместитель по телефону получил согласие на закупку еще двух линий для Ленинграда.
– Итак, – подытожил он, – всего нам надо четыре линии. Это – двенадцать миллионов долларов! Согласны?
Мой французский компаньон не верил в происходящее. Я, признаться, тоже, а заместитель уже разливал армянский коньяк, чтобы скрепить сделку.
– И вот что еще, – добил он. – Это важно. Заплатим мы сразу, а вот оборудование нам нужно не раньше следующего года. Устраивает?
– Oui, oui, bien sur [148] , – промямлил Жиль, вытирая пот со лба и оседая на стул, предвкушая барыши от выгодной сделки. Глядя на меня влажными глазами, он прошептал: – С русскими приятно иметь дело!
Престарелый француз, производитель станков, отблагодарил меня скучным ужином в компании своей семьи в лучшем ресторане Бордо. Денежного вознаграждения я не получил. В это напрочь отказался верить Остапишин. "Ну как же ты ничего не заработал?" – удивлялся он, сокрушенно качая головой. Меня и самого занимал этот вопрос.
Вскоре другие французы из крупной винодельческой фирмы William Pitters попросили познакомить их с винным бизнесом Москвы. Пожалуйста. Списав телефоны импортеров с этикеток нескольких винных бутылок, я шустро договорился о встречах с их владельцами. Одну из них нам с французом из Бордо назначили в 14-м таксомоторном парке. Место знакомое: в школе я на обязательной летней практике с утра до ночи разбирал там ржавые коленвалы от "Волги" ГАЗ-24. По дороге француз спросил, как бы нам выйти на закупщиков продуктов в армию.
– А зачем?
– Бон [149] , – поделился со мной мыслями мой спутник. – Бон,
во французской армии солдаты на обед выпивают по бокалу красного вина. Это входит в рацион.
– Да? – удивился я.
– Да, – продолжал собеседник. – Так вот, я полагаю, российская армия многочисленнее французской.
– Конечно, – я уже понял, к чему он клонит.
– Поэтому, если армия закупит у нас вино, то это будет большой заказ, не так ли?
– У нас в армии, к сожалению, солдатам красное французское вино не наливают, – огорчил я коммерсанта, сам про себя подумав: с какой планеты он упал?
В таксопарке нас встретила группа напряженных охранников с автоматами наперевес, в черных одеждах. Повели по грязным цехам. Все тот же запах масла и бензина – ничего не изменилось со школьных лет. "Эх, не туда завел я иностранца", – уже начал расстраиваться я, как вдруг одна из невзрачных металлических дверей со скрежетом отворилась, и мы очутились в шикарной огромной гостиной с белыми коврами и белоснежной мебелью. Навстречу нам шел плечистый тридцатилетний блондин с твердо очерченным ртом и надменными манерами. В лице главным были глаза: от их блестящего дерзкого взгляда казалось, будто он с угрозой подается вперед. На нем был восхитительный розовый костюм. Это был какой-то великий Гэтсби, материализовавшийся в самом неподходящем для него месте. Гэтсби пренебрежительно посмотрел на меня:
– Ты кто? Посредник?
– Нет.
– Вижу, что посредник. Процент хочешь? Предупреждаю, посредники нам не нужны. Понял?
– Как?
– Вот так, – выстрелил он в меня глазами. К счастью, в этот момент в комнату вошла помощница Гэтсби, в которой я, к удивлению, узнал старшую сестру своей однокурсницы.
– Надо же, кого к нам занесло! Привет, – бросила она мне и, повернувшись к своему компаньону, решила все мои проблемы.
Вскоре контракт был заключен.
А потом в Москву приехал другой француз, с ним лично я знаком, конечно, не был, но слышал о нем много – Мишель Камдессю [150] , очень важный и долгожданный месье, он мог забросать Россию кредитами, а они моей стране были необходимы как воздух: казна была пуста. В этот день я забежал на факультет обсудить план диплома с научным руководителем и наткнулся на объявление: "Международная консалтинговая компания "МакКинзи & Company" проводит презентацию". "Сходи обязательно, – посоветовал мне Сева. – И возьми с собой резюме. Они наверняка после презентации скажут, что набирают сотрудников. А ты тут как тут".