После журфака я вернулась в Березань и несколько лет работала на "Газету для людей". С главвредом мы стали добрыми друзьями. Моим коньком были криминальные репортажи - сказался журналистский дебют. Как девка одинокая и отчаянная, я лезла в такие дебри, от коих шарахались тертые журналисты-мужики, смущенно блея: "Нам семьи кормить надо… Мы за детей боимся…". Тогда у меня не было Ленки, мать работала, нам на жизнь хватало, и я не боялась, что меня на перо поставят. Главвред, видно, уважал меня за отчаянность - аж в койку не тянул, а это для него было редкостью, и материалы мои не правил!
Его-то промыслом я и столкнулась с миром поэтов.
Главвред Слава послал с заданием на областной семинар молодых авторов. Я было скривилась, но он мне доходчиво объяснил, что журналист не имеет права отказываться от редакционного поручения, и что, хотя криминальная обстановка в Березани оставляет желать лучшего, но порой, для разрядки читающего пипла, надо публиковать материалы и о культуре. Главвред мне психологически грамотно польстил, велев написать о семинаре не в унылом духе протокола, а живо, с огоньком, как про ту дискотеку…
- В Москве начинают создаваться альтернативные союзы писателей, а у нас он один… в поле воин… Ты у них об этом и спроси: делиться не надумали?.. На группировки? Спроси их, как они отнесутся, если им предложат выпустить из своего состава одну-две творческие группы… как эти, помнишь… "Обэриуты"… имажинисты… короче, сообразишь!
И я двинулась соображать в здание областной писательской организации. Первым делом удивилась, что союз писателей изнутри не просто бедно обставлен, а еще с любовью и знанием дела захламлен. Грустные линолеумные коридоры (беднее, чем в ментовке!) трамвайчиком провели меня в актовый зал с откидными стульями, списанными, наверное, из соседнего кинотеатра, и большими дешевыми репродукциями портретов по стенам - Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Есенин, Маяковский и еще какой-то хрен. По ходу дела меня просветили, что это первый секретарь правления Березанского союза писателей Мамочкин. Под портретами за школьным столом сидели несколько пожилых граждан, а на откидных стульях в шахматном порядке располагались молодые - надо думать, участники семинара. "В президиуме" разговор шел странный.
- Да кому это надо?! - кипятился один, чернявый, с чубом на правый глаз, похожий на Петра Глебова в роли Григория Мелехова. - Вот придумали - семьдесят лет был один союз, в него вступить было счастье! А теперь, пожалуйста, делиться! Чтобы всех бездарей обилетить, что ли?
- Ну вот, сам и ответил, кому это надо, - степенно отвечал ему пожилой и забавно лысоватый - с круглой монашеской тонзурой на затылке. - Это, Ксандр Палыч, тем и надо, кто до нашего союза дарованьицем не дотягивает…
- Я думаю, что это дезинформация, - авторитетно заявил немолодой красавец в окладистой бороде вавилонского царя. - Пока из Москвы, из правления, не придет бумага, что позволено формировать альтернативные союзы писателей, мы не обязаны следовать всяким слухам, и уж тем более - принимать их на веру. По крайней мере я, как ответственный секретарь, никому до сведения не буду доводить эту чушь. Кстати, мы зря этот разговор затеяли при молодежи…
- Нет, пускай слушают! - вскинулся Петр Глебов. - Я им об этом скажу - что графоманы в наш союз никогда не проникали и теперь не проникнут, что бы там ни перевернулось! Даже если бумага придет…
Я так поняла, что они говорят как раз о том вопросе, на который меня нацелил главвред Слава, и решила вмешаться:
- Если вы о создании второго союза писателей, то вам бумага не придет, потому что правление союза писателей России к нему непричастно. Просто организуется новая общественная организация, создает свой устав и утверждает в управлении юстиции.
Они втроем на меня уставились, как на Ихтиандра в скафандре.
- Это вы, девушка, сказали? - с нескрываемым шоком спросил бородач.
- Я сказала. Мы слышали об организации второго союза писателей в Москве. Там уже третий на подходе. А вы что - против?
- А вы…
- А вам…
- Простите, как фамилия?
- Степнова, - говорю.
- Вы на семинар?
- Да.
- Стыдно, девушка! Пришла учиться, а туда же - от горшка два вершка права качать! - взъярился тип казачьей внешности.
- Ну тихо, тихо, Ксандр Палыч, распугаешь нам молодежь.
- Кого - их? Их испугаешь! Люди сидят уважаемые, ни "здрасте", ни представиться, а лезет, - все дураки, она одна умная! Покажи мне стихи свои, умная! Небось одного Высоцкого любишь?
- Люблю, - призналась и вытащила из сумки свой мятый желтый блокнот. - И не стыжусь!
- А стихи на семинар надо приносить в трех экземплярах, отпечатанные на машинке, а не на таких подтирках! Я их даже и читать не буду.
- Не будете, - подтвердила я. - Потому что это не стихи. Это мой рабочий инструмент. Я вообще-то журналист из "Газеты для людей", Инна Степнова, а про образование альтернативного союза сказала…
- Прессу мы чтим. Народ должен знать своих героев! - авторитетно встрял бородач.
- Сказала, потому что располагаю информацией. А вы, кажется, не очень. Поэтому мой первый вопрос - почему, по-вашему, полисоюзность - это плохо?
Александр Палыч громыхнул стулом и понесся вон из тесного зала, фонтанируя стихийными возгласами: "Ходят тут, как генералы!.. Высоцкого им!.. Двух слов связать не умеют!.. Полисоюзность, мля!.. Полипы какие-то выдумали!..".
- Ксандр Палыч, ты далеко не уходи, скоро начинаем! - крикнул ему вслед монах в тонзуре, - впрочем, выражение глазок, противостоящих тонзуре, было отнюдь не монашеское.
- Да не могу я так - покоя сердце просит! - проорал из коридора нервный мэтр, вслед за чем гулко хлопнула наружная дверь.
Я сочла за благо сухо извиниться.
- Ничего, Александр Палыч вспыльчив, но отходчив, - сказал бородач поставленным голосом трибуна. - Он не может уйти - семинар, можно сказать, его детище, он ведет литобъединение для молодежи при нашем союзе шестнадцатый год, и сегодня путевку в жизнь получат многие его питомцы. Вы знаете лучшего березанского поэта Александра Семенова? Лауреат многих премий, хорошо известен и почитаем в Москве как продолжатель исконно-русских традиций… Автор трех сборников, выходивших стотысячным тиражом в семидесятые и восьмидесятые, и сейчас четвертый сборник у него готов, но издать… Издательская система полностью разрушена, никому не нужно настоящее искусство, прилавки заполонила коммерческая проза… Иногда в книжном магазине делается просто страшно - куда катится великая русская литература? Перед вами молодые поэты, - строго говоря, поэты были за мной, так как я стояла лицом к столу президиума, но это деталь, - каждый из которых имеет собственный голос, свою, так сказать, песню, но не может ее пропеть - нет возможности опубликоваться… Собственно, в этом и смысл нынешнего семинара - вы записываете? - дать возможность начинающим авторам заявить о себе… По итогам семинара мы составим подборку стихов и начнем работать в том направлении, чтобы ее поместили столичные "толстые" журналы… Мы обеспечим возрождение настоящей литературы… А вы говорите, почему мы против альтернативных союзов… Мы не против, но поймите, у нас - традиции Максима Горького, Михаила Шолохова, Александра Твардовского, освященные десятилетиями, а что у них, у альтернативщиков? Сомнительные "шестидесятники"?..
Я разыгрывала внимание и стенографирование, не забывала кивать, но в голове у меня выстроилась уже первая фраза будущей заметки: "Есть еще на свете люди, которые считают "оттепельное" искусство сомнительным". Речь красавца длилась минут двадцать. Когда, наконец, секретарь правления отпустил душу на покаяние, я плюхнулась в изнеможении на крайний стул в последнем ряду.
Тем временем вернулся утихомирившийся Ксандр Палыч и, проходя мимо, обдал меня свежим перегаром. Семинар объявили начатым, вытащили список и стали выкликать молодых авторов по алфавиту. Вызванный должен был выйти к столу и прочесть свое кровное, а комиссия из пяти лиц высказывала им веские замечания и выбирала из стопок машинописных текстов одно-два стихотворения - для столицы.
Столицу представляли два уроженца Березани, счастливо переехавшие в свое время в Москву и теперь покровительствующие землякам. Их фамилии, расстреляйте меня, я не запомнила.
Высокий грушеобразный человек, рыжестью волос и застенчиво-плаксивым лицом похожий на Урию Хипа, а жестами и моторикой - на отравленного таракана, прочитал целый цикл стихотворений о спорте. Секретарь правления одобрительно заметил: "Правильно, Николай, мы должны нести в массы пропаганду здорового образа жизни!".
На восхитительных строчках: "Уезжаю от тоски я на карьеры городские…" - серьезную тишину прорезал площадной гогот. Мой.
- Товарищ корреспондент что-то хочет сказать? - добродушно осведомился "монах" Евсей Филонов, похлопывая по плечу Семенова, который был готов к новому взрыву эмоций.
- Этой весной в городских карьерах купаться санитарная инспекция запретила - там кишечная палочка, - выдавила я сквозь смех.
- Поэзия не имеет привязки к фактографии, - весомо заметил секретарь правления. - Следовать за фактами - удел, извините, журналистики, а мы умножаем то, что видим, на горячее участие своей души…
На пятнадцатом участнике семинара (а их набежало человек тридцать!) комиссия стала ерзать, невнимательно слушать, перешептываться, и замечания бросала вскользь, а потом Филонов, оживленно блестя глазами, объявил перерыв. Очень кстати - меня уже давно донимал комплекс проблем физиологического характера.
- А где у вас буфет? - спросил человек в резиновых сапогах, по виду - типичный фермер, автор рукописи "Родные зори".