- Но ты же совсем забыла про Минни, - сказала мама, опускаясь перед ней на корточки. - Она ведь очень ревнива. А две куклы сразу любить нельзя. Если ты хочешь взять домой Биликена, тогда придется выкинуть бедную Минни. Итак, кого ты выбираешь - Минни или Биликена?
- Биликена! Биликена!
И Конни швырнула куклу на пол.
У матери сверкнули глаза, и она ударила девочку по щеке.
- Немедленно подними куклу!
Конни перестала плакать и удивленно уставилась на мать.
Все еще дрожа, мать тоже смотрела на нее, нервно сжимая в руках платок. Отец беспомощно глядел на них обеих.
Мама опять присела на корточки и принялась вытирать ей слезы.
- Не будь такой жадной девочкой, - сказала она. - Тебе ведь на самом деле не нужен Биликен, пока у тебя есть Минни, верно? Ну, а теперь пошли.
Конни позволила увести себя, но все время оборачивалась взглянуть на Биликена. Папа поднял бедную Минни и мрачно шагал за ними.
На следующий день Конни бросила Минни в пруд, а потом побежала домой и сказала маме, что куклу украл вор.
- Посмотри, он у меня еще и браслет украл!
Мама ничего не сказала. Она сидела на веранде в большом плетеном кресле, глядя прямо перед собой, и казалась такой больной, что Конни, собиравшаяся спросить: "А теперь мне дадут Биликена?", вдруг испугалась и посмотрела туда же, куда смотрела мать. Но там ничего не было, только розы, дорожка и железные ворота, у которых, скрестив руки, замер часовой в хаки с пистолетом на боку. Когда-то этот дом стоял в сельской местности, и вокруг него до сих пор зеленели остатки прежних садов и рощ, отделенных теперь от города высокой стеной. По ту сторону стены лепились убогие домишки с нарисованными на дверях крестами - то были голодные тридцатые годы, и говорили, что по ночам по улицам бродят три ведьмы.
Интересно, что же видела мама - ведьм?
Конни перегнулась через ручку кресла и прикоснулась к плечу матери. Мама тут же улыбнулась и посмотрела на Конни.
- Так ты говоришь, плохой человек украл бедняжку Минни?
- Да, мамочка.
- И ты очень испугалась?
- Да, очень.
- Бедненькая! Иди ко мне - никто тебя не обидит.
И мама посадила Конни к себе на колени.
- Что же нам придумать для нашей малышки? Чего ты хочешь - мороженого?
- Нет, мамочка.
- А может быть, мы пойдем в кино, посмотрим Микки-Мауса?
- Да! Да!
- Хорошо. Тогда мы наденем самое нарядное платьице и пойдем в кино, а потом будем есть мороженое.
Конни подождала немножко, но мама не отпускала ее. Обнявшись, они смотрели в глаза друг другу, и все улыбались, улыбались и улыбались, и в конце концов Конни решила, что они играют в игру - кто первый перестанет улыбаться.
Когда тем же вечером Конни залезла в постель, под простыней она нащупала что-то твердое. Там лежала бедняжка Минни - голая, грязная и мокрая. Конни в слезах прибежала к маме.
- Тише, тише, дорогая. Что случилось? - спросила мама.
- Минни! Она там, в моей постельке!
- Но ведь ее украли!
- Нет, она утонула!
- Утонула?
- Да, я сама бросила ее в пруд!
- Значит, ты сказала неправду?
- Да! Да! Я сказала неправду, я лгала, всегда только лгала, лгала! - повторяла Конни, в то время как белый "ягуар" взбирался по скале и россыпь огней Гонконга убегала вниз, а вверху, все еще высоко вверху, последние лучи солнца догорали на стенах монастыря.
Но ложь означала безопасность; она давала кино и мороженое, высокую стену, железные ворота, вооруженную охрану и большой дом, окруженный садом, а по ту сторону стены был ужас: кресты на дверях и три ведьмы, бродящие по ночам.
"Лгала! Лгала! Лгала!" - пел ветер в ее ушах.
Высокая стена вокруг нее рухнула, и сад тоже. И она оказалась по ту сторону стены - одна, пленница своего "ягуара", беглянка в ночи, которую заставляют мчаться наверх к монастырю, чтобы встретить собственную ложь лицом к лицу.
- О, нет! Нет! Нет! - закричала она и круто повернула руль.
Скала качнулась в свете фар, машина, резко развернувшись, покатила вниз, теперь уже навстречу ветру. Огни города тускло мерцали сквозь дымку, а она гнала автомобиль вниз по темному склону, прочь от ужаса.
Когда она подъехала к вокзалу в Кулуне, дымка превратилась в густой туман. Она прошла сквозь туман в ярко освещенное здание вокзала. Купив билет, она поднялась в вагон, и тут же пол дрогнул, донесся свисток паровоза, и стальные колеса со скрежетом покатили по чугунным рельсам. Она подбежала к окну, за которым проплывали клочья пара. Лица на платформе уносились назад, и никто не махал ей на прощание. Покачиваясь, она шла по коридору и чувствовала царившую в вагоне напряженность: казалось, за каждой дверью притаился шпион.
У нее было отдельное купе. Она приспустила шторы, но не стала включать свет. Сидя у окна, она смотрела, как исчезли вдали яркие огни вокзала. Потом вдруг сразу стало темно: они въехали в туманную ночь.
Она сидела в темноте, кутаясь в меха и прижимая сумочку к груди, вслушиваясь в стук колес, который все учащался и наконец слился в ровный гул. С облегчением вздохнув, она забилась в угол и закрыла глаза. Ночь превратилась в рой терпких запахов: пахло сырой землей, скотиной, овощами. Поезд, наверное, шел мимо ферм, плывя в тумане, как длинный поблескивающий угорь. В каком же анекдоте говорилось, что женитьба похожа на поезд? Стараясь вспомнить, она открыла глаза и в страхе выпрямилась.
На сиденье напротив что-то темнело.
Вглядевшись, она различила в темноте лицо. Ее сумочка упала на пол.
- Мачо?
На скрытом мраком лице сверкнули в улыбке зубы, человек помахал рукой.
- Привет, Конни…
Он наклонился поднять сумочку.
- Мачо…
- Куда ты едешь, Конни?
- Не знаю.
- Ты просто села в поезд и поехала?
- Да.
- На, ты уронила сумочку.
Она взяла сумочку, а он поймал ее руки и задержал в своих.
- Конни, они сказали тебе…
- …что ты ждешь меня?
- Уедем вместе, Конни.
- Куда?
- В Америку, в Европу…
- Мы все равно не уедем от прошлого.
- Нет, мы никогда не вернемся к нему.
- Ей ты это тоже говорил когда-то.
- О, проклятые письма! Конни, поверь мне: с этим давно покончено.
- "Этим" были и мы с тобой. Мачо.
- Нет, не были! У нас своя жизнь.
- Какая там жизнь? В нашей жизни все решили за нас еще до того, как мы поженились.
- Но ведь мы на деле еще и не женаты, Конни.
Она почувствовала, как его дыхание приближается к ней, и попыталась вырвать руки.
- Пусти меня, пусти!
Но он еще крепче сжал ее руки в своих. Холод, поднимавшийся от земли, проникал через пол вагона, скользил по ее ногам, бедрам. Стук колес грохотом отдавался в ушах.
- Ты не можешь убежать, Конни, - навис он над ней. - Мы связаны друг с другом, мы все связаны друг с другом. Мы не можем расстаться, это все равно, что сейчас соскочить на ходу с поезда.
- Пусти меня, - простонала она, - пусти!
Он схватил ее за плечи и притянул к себе:
- Ты права, Конни. "Этим" были также мы с тобой, и с "этим" еще не кончено. Мы должны остаться вместе, как мы вместе здесь и сейчас, как мы вместе всегда!
- Нет, нет и нет!
Покачиваясь от толчков поезда, он крепко прижал ее к себе и заставил поднять лицо:
- Разве ты сама не хочешь этого, Конни?
Не в силах вымолвить ни слова, она только отрицательно покачала головой.
- Отвечай, черт тебя побери! Ты ведь хотела, чтобы было именно так?
- Нет, Мачо, нет!
- Тогда зачем ты примчалась в Гонконг?
- Я не знала, что она здесь!
- Э, нет, ты знала, Конни! И ты помчалась за ней, чтобы я помчался за тобой.
- Нет, нет, я хотела убежать от тебя!
- Нет да! Ты хотела, чтобы мы опять были втроем, как прежде, когда ты была ребенком. Помнишь, Конни? Дорогая мамочка, добрый, милый Мачо и прелестная маленькая Конни вместе отправляются на прогулку. Маленькая Конни такая смышленая - она всегда куда-то убегает, и мамочка с Мачо могут обниматься за кустами…
- Я этого не знала, Мачо, не знала! Я была ребенком!
- Обманщица! Ты думаешь, я не замечал, как ты поедала меня глазами? О, ты уже тогда отлично понимала, в чем дело!
- Нет, Мачо! Нет! Я ничего не понимала, пока не нашла эти письма!..
Он сел рядом и притянул ее к себе.
- Ты искала эти письма, Конни. Ты не успокоилась, пока не нашла их. Тебе мало было знать, что это ее я обнимал, обнимая тебя. Ты хотела, чтобы я знал, что ты знаешь, ты хотела, чтобы я сам сказал об этом. И сейчас ты хочешь, чтобы я взял тебя именно так, когда мы оба отлично понимаем, что мы делаем.
- Нет, Мачо! Пусти меня!
- Ты жадная девочка, Конни. Тебе мало было тебя самой: ты хотела, чтобы вас непременно было двое!
Она оцепенела в его руках.
- А кто меня сделал такой?
- Я никогда не собирался и прикасаться к тебе, Конни!
- Но ведь прикоснулся! Прикоснулся! Только не ко мне - меня рядом с тобой никогда не было! Всякий раз, когда ты касался меня, я все меньше и меньше чувствовала себя самой собой, и в конце концов я перестала понимать, кто я на самом деле!
- Я должен был ответить ей ударом на удар…
- И для этого ты использовал меня?
- Я и сейчас использую тебя, война еще не кончилась, Конни!
Она откинула голову назад и закрыла лицо рукой, словно он ее ударил.
- И так будет и впредь, Конни.
- Да?
Помолчав, она вяло подняла голову и внимательно посмотрела ему в глаза.