Помолчали, слушая грозу. А гроза говорила много, торопливо и сбивчиво. То бормотала что‑то себе под нос, то разражалась вдруг длинными и громкими громовыми тирадами. Пришепётывал что‑то дождь. Вздыхал и сопел ветер.
И, несмотря ни на что, была в сердце какая‑то благодать. И уютно было, будто не в чистом поле пережидаешь грозу, а в осенней сторожке - попиваешь чаёк с сахарком вприкуску да поглядываешь в оконце. И просишь гром потише, чтобы поющего сверчка не заглушал напрочь.
Иван Фёдорович прихлёбывал горячий напиток, от которого на душе стало ощутимо легче. Может, он, этот Божий чаёк, грехи с неё смывает?
Или, прости господи, отшибает чувствительность - подготавливает к переходу на тот свет?
Ой, нет, нехорошая это мысль! Разве станет Он так с людьми…
- Кто же ещё подскажет‑то, - вернулся Иван Фёдорович к разговору, взглянув на дерзкий молниевый выпляс у горизонта. - Ты же это… один у нас всеведущий и всевидящий. Пока ты есть, кого ж ещё…
- Нет меня, - перебил Бог.
- В смысле? - не понял Иван Фёдорович и даже чай чуть не пролил.
- А какой тебе ещё смысл, - грустно улыбнулся Господь. - Правы были атеисты. Нет меня.
- Постой, постой! - всполошился Иван Фёдорович. - Какие к чертям атеисты?! Что значит "нет меня"?! Ты бог или не бог?
- Бог.
- Ну. Ты сидишь в раю или не сидишь?
- Не сижу. Ушёл я из рая.
- Куда это? - изумился Иван Фёдорович. - Где ж ты теперь?
- Здесь, - повёл взглядом вокруг Господь. - На распутье.
- Эвона как… - Иван Фёдорович похлопал себя по карманам в поисках карамельки. Но карамелек больше не было. Поэтому он только покачал головой и повторил: - Эвона как…
И спросил через минуту, испуганно:
- И кто ж теперь всем заправляет?
- А никто, - просто ответил Бог.
- То есть? Значит, бабульки по церквам молятся тебе, а тебя - нет?
- Нет.
- Весело!.. А Завет как же?
- Понимаешь, - пожал плечами Господь, прихлёбывая чай, - время такое пришло… Переосмыслить надо многое, понять.
- Хм… Неправильно это как‑то.
- Я уж и сам не знаю иногда, что правильно, а что - нет. Устал я.
- Ну, ты это… назвался груздем…
- Да знаю я, - перебил Бог. - Над новым Заветом думаю, в общем.
- Новым? А старый куда ж? Это, стало быть, конца света не предвидится пока?
- Не предвидится, - кивнул Господь. - Не готовы вы ещё.
- Это хорошо, - кивнул Иван Фёдорович, возвращаясь к чаю. - Дача у меня недостроена вечно. А тут Машка в сентябре родить должна. Внук, понимаешь, у меня будет, хе–хе… А так‑то и мы с Сергевной отчебучить можем молодца или молодуху ещё одну. Я уж ей давно говорю: слышь, Сергевна, а не сообразить ли нам…
И тут снова накатило на забывшегося Ивана Фёдоровича осознание необратимости процесса. Взгляд его стал тоскливым и отрешённым.
А Господь отставил кружку, поднялся неспешно, взял старенький, оглаженный бесконечностью времени, посох, лежащий у костра, посмотрел на Ивана Фёдоровича задумчиво.
- Пойдём, что ли, - сказал негромко.
- Это куда? - испугался Иван Фёдорович, спешно доглатывая чай. И тут же пристыдил себя за страх. Бог ведь рядом - неужели чего плохого ждать!
- Доведу тебя до перекрёстка.
- Опять перекрёсток, - поморщился Иван Фёдорович. - Я - вот только прибыл с одного… Чёрт меня дёрнул на жёлтый!..
- Ну а что делать, - улыбнулся Бог. - Это только в ад всегда зелёный свет и дорога проторена.
- Неправильно это, - вздохнул Иван Фёдорович, поднимаясь, поглядывая на бушующую вокруг стихию. Гроза хоть и унималась, вроде, однако дождь был ещё плотный - ни тропы не видать, ни вообще на пять шагов вперёд. Где тут найдёшь перекрёсток…
- Всё‑то вам неправильно, - проворчал Господь. - Взяли бы да сделали как надо.
- Кто ж его знает, как надо‑то, - смутился Иван Фёдорович.
А Бог уверенно, хотя и неторопко, двинулся вперёд. И гроза расступилась перед ним, дождь будто упал на колени, молитвенно преклонив голову. И только травы роняли влагу на сандалии Его и край белых одежд.
Иван Фёдорович пошёл следом, не переставая восторгаться всемогуществом Божьим.
Идя сзади, след в след, он, любопытства ради, качнулся в сторону и вытянул руку в дождь. Но дождь, словно предвидя его детскую выходку, тут же изменил направление, и ни одной капли не упало на подставленную ладонь.
"Тоже как‑то не очень, однако, - подумал Иван Фёдорович. - Вроде как перебор".
И тут же укорил себя за привередливость: "И правда, не угодишь на нас: и так не сяк, и этак об косяк. Трудно ему с нами, ох трудно! Не хотел бы я быть богом".
Молча и как‑то незаметно, минут за двадцать, дошли они до перекрёстка, где выходила тропа на неширокую просёлочную дорогу, посыпанную гравием и оттого только не увязшую в грязи.
Тут Бог остановился, повернулся к Ивану Фёдоровичу, развёл руками.
- Вот, - сказал он. - Твой перекрёсток. Дальше - сам.
- А куда идти‑то? - струхнул Иван Фёдорович, неуютно оглядываясь по сторонам и представляя, с какой радостью гроза наконец‑то примет его в свои объятия. Не было видно по сторонам ни зги - только кусок дороги, а дальше - сплошной стеной стоял дождь.
- Так прямо же, - улыбнулся Господь. - Всё прямо и прямо. Пока не придёшь.
- Куда?
- Откуда ж я знаю, куда ты хочешь. Ты как дитя, право слово. Полжизни прошёл, а доселе не определился, куда идёшь.
- Прости, - понурился Иван Фёдорович.
- Бог простит, - пошутил Господь. И показал налево: - Если дальше хочешь идти, то тебе туда. А если обратно решил, то, - кивнул направо, - в эту сторону шагай.
- А можно - обратно‑то?
- Ох… - вздохнул Бог. - Уйду я от вас. Насовсем. Живите как знаете.
- Прости, - заторопился Иван Фёдорович. - Я ж первый раз в такой ситуации. Ты ж, поди, тоже не всегда… ну, это…
- Да ладно, - отмахнулся Господь. - Ступай, в общем.
- Ага, - кивнул Иван Фёдорович. - Только ты это… не оставляй меня, а? Ну, в смысле, хоть иногда направляй, куда следует. Я ведь не очень чтобы… В смысле, с горяча‑то могу такого навертеть… Ну, ты знаешь.
- Угу, - улыбнулся Бог.
- Не оставляй! - попросил Иван Фёдорович, боясь, что Господь в ироническом смысле улыбнулся. - А то, может, правда, приходи к нам, на Гривку? Посидим с удочками. Я тебя с Аркадьичем познакомлю. Покалякаем о том, о сём. А? Ну? Третьим будешь?
- Где двое или трое соберутся во имя моё, там и я среди них, - улыбнулся Бог.
- Ага. Ну, лады!
Иван Фёдорович поколебался немного, протянуть ли Господу руку. Но как‑то неправильно это выходило - по–простому слишком, земно. Дёрнулся было хлопнуть по плечу, да вовремя остановился - ещё того лучше, совсем сбрендил!.. Наконец, так и не решившись, подумал сказать простое человеческое "Ну, бывай, что ли!", но язык почему‑то сам, против воли хозяина, молвил:
- Благослови, Господи.
И вдруг перехватило дыхание, голова склонилась, и что‑то горячее и живое разлилось по сердцу, когда персты Его коснулись чела. Душа, видать, возвращалась в свою обитель.
- Благ будь, человече, - донеслось будто издалека.
Иван Фёдорович закашлялся, выпучив глаза - едва не поперхнулся карамелькой "Фруктовый микс". Ударил по тормозам. И вовремя. Потому что уже загорелся красный. А на перекрёстке вдруг, суматошно взвизгнув покрышками, вылетел на встречную мордатый "Ленд Крузер", извернулся, вывернулся, захрипел, царапая бампером мокрый асфальт, намереваясь превратиться в жука, завалившегося на спину и не могущего подняться…
Кузнечики надрывались в лугах так, что казалось, где‑то поблизости работает косилка. В подобравшейся к затону притихшей роще, как певчие на клиросе, начинали вечернюю распевку дрозды. Ветерок игрался с дымом костра, подмешивал к его душноватой горечи медовую накипь с клевера. Жадных до крови комаров ещё не было - не повылазили ещё.
Уха поспевала. Уже и рыбьи души, освобождённые от бренных и мокрых тел своих, вернулись в затон, одухотворили смётанную икру - изготовились продолжать кармическую круговерть.
Водка, заначенная в реке, у бережка, почуяла расправу, похолодела от ужаса. Гремели посудой, доставая миски–кружки; кромсали крупными ломтями хлеб, высвобождали из забутовки огурчики–помидорчики, снаряжали чайник, сглатывали слюну.
- А ты чего это? - удивился Пётр Аркадьевич, кивнув на третью кружку, выставленную на скатёрку.
Но Иван Фёдорович смутился почему‑то, ничего не ответил. Он только улыбался странно да, пока доходила ушица, всё поглядывал в луга - не появится ли на горизонте неторопкий силуэт с посохом в руках.
Между нами лю…
Я давно уже научился верить в случайные встречи. Это раньше казалось, что всё неслучайно и предопределено. Но с некоторых пор в моей голове пустила корни теория вероятностей, которая, как ни странно, не отрицает аксиом. Вероятность суммы несовместных событий равна сумме их вероятностей. Этим всё сказано.
А что ты так смотришь?.. Да, я курю трубку. И да, я наконец‑то научился пить кофе без молока. Это и всё, что ты находишь нового для себя через столько лет? Я не курил и пил кофе только с молоком - это всё, что ты можешь вспомнить через столько‑то лет?
А помнишь, мы купались в затоне, за Кировским? Под огромным ржавым щитом, на котором здоровенными и нездорово красными буквами было написано "Купаться запрещено!" Однажды я, рискуя жизнью во имя юной глупости, забрался на дамбу и намалевал белой краской традиционное "Здесь были…"