Бронислав посмотрел на красивого седого зверька, и ему стало обидно, что так безжалостно и дешево, всего в один рубль, оценена эта жизнь.
А Николай рассказывал про белок и их маленьких полосатых родственников - бурундуков, живущих на земле, и про летающих, с перепонками на лапках, летяг, а самыми ценными он считал телеуток. Беличий сезон, говорил он, начинается с 20 октября, и лучшее время - первые два месяца... Потом, в сильные морозы, их добывать трудно, они спят или, сбившись в кучу, по три-четыре, греются в дуплах, и на деревьях их не видно...
Через некоторое время они нашли еще одну белку и пристрелили, как в первый раз, без эмоций и риска. Найда опять, рявкнув, отогнала Брыську, когда тот кинулся к добыче.
Потом они долго бродили впустую, пока не услышали лай, а подбежав, увидели, как Брыська с яростью облаивает сидящую на дереве белку.
- Стреляй. Интересно, как он себя поведет...
Бронислав намеренно медленно снял с плеча ружье, долго целился... Брыська стоял как окаменелый, только глаза у него бегали от ствола к белке и обратно, да все мышцы дрожали от напряжения... Промахнуться в такой обстановке было никак нельзя...
Грохнул выстрел. Брыська кинулся молнией, по дороге дернул Найду зубами за ухо - не мешай, сука! - и, схватив белку, подбежал к хозяину.
Бронислав гладил его, приговаривая:
- Умный пес, хороший пес. Другого такого нет и не будет. И не надо.
Николай подсунул ему кусок хлеба с салом:
- Слов тут недостаточно. Отблагодари его угощением.
Бронислав последовал его совету, а Николай сказал серьезно:
- Попалась тебе, Бронислав Эдвардович, собака на вес золота. От каждого из родителей унаследовала лучшее - настоящая волко-лайка! Я сроду не видел, чтобы пес, по сути дела щенок, одиннадцати месяцев, на первой же охоте все понял...
Они двинулись дальше, Бронислав с белкой в руке и с Брыськой у ноги; по пути Николай втолковывал ему, что всякий раз, требуя чего-нибудь от собаки, надо как следует подумать, поймет ли она приказ и сумеет ли его выполнить. Любая нормальная собака понимает, независимо от интонации, несколько десятков слов. С Брыськой Бронислав сможет беседовать как с другом. Но сначала его нужно научить охотиться не только на белку, но и на лису, кабана, козла, на любого зверя, чтобы он знал, кого надо преследовать, а кого выслеживать, делать ли стойку или только вспугнуть, как и когда лаять, а также когда лаять совсем нельзя, чтобы не обнаружить своего присутствия...
Они бродили по лесу до темноты, но никого больше не убили и вернулись домой.
В избе первым делом затопили печку. Огромная русская печь с полатями и большой выемкой внизу, где можно было держать полсотни цыплят и высушивать четыре пары бродней, занимала треть комнаты. Поставили разогревать сваренные еще Евкой щи и занялись лыжами из тонких, но широких и крепких досок, которые Николай смастерил для Бронислава. Концы лыж были слегка загнуты и подбиты шкурками с оленьих ног, так называемыми камысами. Это облегчало скольжение, а при подъеме шерсть ежилась и тормозила.
- Как ты это сделал, Николай Савельич?
- Это надо особым ножиком строгать... Ну все, щи готовы!
За ужином, когда Бронислав выпил за здоровье Николая, еще раз благодаря его за прекрасные лыжи, Николай разговорился, рассказал, что в этом году кедр уродил неважно, зато грибов и ягод навалом, а это имеет значение для всех. В первую очередь для белки, но также и для человека, для соболя и кедровки и медведя (он произносил "мудмедя"). При большом урожае кедровых орешков белки приходят в эти края тысячами, можно за один сезон настрелять штук шестьсот, а уж про кедровые орешки говорить нечего! Приедешь в лес( с лошадью, мешками и длинным шестом и натрясешь их столько, сколько можно нагрузить на телегу! А соболь в случае урожая выгадывает вдвойне: и орешками, и белками питается. Кедровка тоже любит орешки, но она, когда урожай плохой, здесь не зимует, улетает в дальние края. У бурундука в такие годы нет в тайниках кедровых орешков, зато ему не надо бояться, что до них докопается медведь. А медведь, когда голоден, не спит, раздражен и нападает на человека.
Разговор перешел на медведей.
- Лет двадцать назад,- рассказал Николай,- случилось нашествие мудмедей на Старые Чумы. Убежали из тайги от пожара. Мы в то время хлеб убирали, все были в поле, в деревне пусто, а они тут как тут, чуть ли не дюжина. Позалезали в дома, в амбары, сжирали все, что попадалось. А тут как раз Михеич-спиртонос со свежим грузом водки домой завернул по пути. Жена просит: "Будь человеком хоть раз в жизни, помоги семье хлеб убрать!" Вот он решил быть человеком, поехал в поле, а бутыли в избе оставил, где сидели дети малые да бабушка. Те как увидели в дверях мудмежьи морды, так драпанули на чердак, а звери как за своим добром в свой дом припожаловали! Вернулись хозяева-в комнате все вверх дном, одна бутыль пустая, два мудмедя валяются пьяные в стельку. Так их и зарубили. А я застал у себя во дворе мудмедицу с малышом, старую застрелил, а малышка - это мать Маланьи.
- Кого, простите?
- Маланьи. Видали на цепи у амбара мудмедицу, Бронислав Эдвардович? Так то была ее мать. Мы ее выкормили, Евка, ей тогда четыре года было, играла с ней, как собачонкой. Можно сказать, среди мудмедей выросла! Ну вот, шли годы, Маланья матерела, и, когда однажды ненароком убила корову, пришлось ее посадить на цепь. Она у нас шестнадцать лет прожила. Пока однажды не заночевал у нас один такой, что по базарам да ярмаркам с мудмедем ходит, а у них как раз брачная нора была, ну и мы не уследили. Через семь месяцев Маланья родила, а сама померла в родах, слишком поздно это с ней приключилось, в возрасте уже была... Евка ее похоронила, как родную, поплакала и стала растить маленькую Маланью.
Они еще поговорили о том о сем и легли спать на полати. Спали сладко, а снег крупными хлопьями падал и падал на медведя, храпевшего в своей берлоге, на неулетевшую кедровку, на соболя, бурундука и человека, на каждого в его прибежище.
Наутро встали и увидели: все в снегу, а вместе с тем какое-то волглое, не поймешь, то ли оттепель, то ли мороз.
- В такой гнилой день белка из дупла не выходит,- сказал Николай,- но все же давай пройдемся, авось, попадется что-нибудь. Я пойду влево, а ты вправо. Какое-то время нам надо охотиться врозь, пусть Брыська привыкнет, что ты его бог и царь. Чтобы он, завидев дичь, первым делом посмотрел на тебя, что прикажешь - идти по следу, подкрадываться или делать стойку. И ни в коем случае не разрешай ему гнаться за любым зайцем или лисой, от этого его надо отучить раз и навсегда.
Они надели лыжи. Вчера снега было по щиколотку, сегодня по колено. Николай напутствовал Бронислава:
- Иди по берегу ручья, что из озера вытекает. Там будет глубокий овраг, прямо урочище, не спускайся, иди вдоль, поверху. Помни, овраг у тебя все время слева, а когда будешь возвращаться - справа. Не заблудись.
Он, улыбаясь, посмотрел, как удаляется Бронислав, неуверенным шагом, опираясь на палку, и двинулся в свою сторону, легко и ловко, будто плыл по снегу.
Вернулись в сумерках, сначала Николай, потом, когда совсем стемнело, Бронислав. Николай принес двух белок, Бронислав белку и зайца.
- Вот ты и добыл первый кусочек одеяла, одну спинку из тридцати. Сними шкурки, натяни, а я пока обед приготовлю.
За обедом Бронислав делился впечатлениями об увиденном, овраг, мол, тянется на много верст, глубокий, мрачный, заросший - ужас прямо. Настоящее урочище.
- Обиталище водяных крыс, - заметил Николай. - А где крысы, там ищи лису.
- Я видел массу следов, но не разобрал, чьи они
- Когда начнем охотиться вместе, научу тебя разбирать. Ну, а что ты еще видел?
- Ничего особенного, я все смотрел под ноги, чтобы не упасть. Обходил ямы и бурелом, шел, шел и пришел в березняк. Я таких берез, Николай Савельич, отродясь не видел, даже не знал, что бывают такие. Высокие, как кедры, стволы в два обхвата! И ослепительно белая кора, будто голубоватая жесть.
- Вот, вот, в таких лесах любят гнездиться белки в дуплах берез. А внизу там у них грибочки.
- Я там и убил свою белку, а потом вышел к большой реке.
- Неужели до реки дошел? Это же верст десять или двенадцать в один конец...
- Я не считал, ведь для меня здесь все внове Увидел большую реку и голый берег.
- Летом песчаный...
- Возможно. И там я обнаружил нечто для меня непонятное. Объясни, Николай Савельич. Птичьи следы, я узнал, такие, как у рябчиков, но намного больше. И я угадал - глухари. Но что надобно там этим лесным птицам? Зачем они стаями прилетают на этот песчаный, а теперь покрытый снегом берег?
- Гравий им нужен, мелкий гравий. ^
- Глухарям?