Самое потрясающее началось в пятницу вечером. В ту пятницу я впервые работал вечером один, потому что Джесс захотелось пойти на вечеринку, а я уже отработал неделю, и мне это вполне подходило, поскольку, ну, в кафе был магнитофон на две кассеты, и я сделал такую штуку - я попытался создать совершенную коллекцию рок-н-ролла, где все невероятные песни следовали бы одна за другой, например, Surrender от Cheap Trick переходила бы в Too Young to Fall in Love от Motley Crue, одна за другой, весь вечер, как будто меня должен был оценить какой-нибудь рок-гуру, или живая аудитория, или что-нибудь в этом роде. В ожидании посетителей я нырнул в кладовку, где стоял магнитофон, и включил следующую песню, прежде чем закончилась предыдущая, и Paradise City от Guns n'Roses перетекла в Revolution от the Beatles. Вероятно, никто, кроме меня, не заметил этого вечера пятницы; ни женатые пары с сопливыми детишками, которые роняли свои стаканчики с мороженым, прежде чем я успевал им их вручить, ни одинокие домохозяйки в желтых спортивных штанах, очевидно заполняющие пустоты в своих сердцах тройным карамельным мокко, ни даже подростки, пригласившие девчонок на свидание, неловкие и озабоченные тем, хватит ли им денег. И тогда в десять часов вечера, перед самым закрытием, я сделал вот что: я подмел и вымыл пол под песню Rolling Stones Wild Horses. Это, понимаете, должно было стать моей фишкой.
Еще эта работа позволяла мне усовершенствовать свои фантазии, в которых я оказывался за стойкой во Дворце Йогурта, и входила Дори и звучала песня Kiss Beth и каштановые волосы Дори развевались и она расстегивала молнию на джинсах и появлялся золотой венец и мы шли в кладовку и занимались там сексом, и я никогда не волновался о том, хорош я или нет, потому что это была всего лишь мечта. В общем, по настоящему мне нужен был не фургон и не побег из дома, а именно Дори. И все же на фургоне действительно был нарисован паук, и идите на хрен, если скажете, что уже слышали это, потому что это было просто офигительно.
Чувак, с которым я должен был работать в субботу вечером, Том, нехороший был человек. В первый же вечер нашей совместной работы, пустой, скучный вечер без единого посетителя, Том оглядел меня с ног до головы, как будто проверяя что-то, и спросил: "Слышь, брат, тайны хранить умеешь?"
Том выглядел как самый обыкновенный парень - среднего роста, среднего сложения, прыщи средней паршивости, серая изодранная бейсболка, всегда задом наперед. Манера разговора у него была странная, как будто он из негритянского гетто, что ли, хоть он и был еще белее меня. Не думаю, что он отличался сообразительностью. В смысле, я думаю, он был бы ничего, если бы не был таким тупым и жадным.
- Ёу, ты тайны хранить умеешь или нет? - повторил он свой вопрос.
- Полагаю, да, - сказал я.
- Тогда смотри, - сказал он, указывая на кассовый аппарат, - У меня система.
- Система?
- Система, - сказал он, кивая. - Идеальная.
- Правда?
- Смотри, - снова сказал он. - Когда люди входят, я их не пробиваю.
- Ну и?
- В смысле, я беру деньги, да, они платят, а я кладу деньги себе в карман.
- Какого хрена ты это делаешь?
- В каком смысле какого хрена? - спросил он. - Чтоб деньги делать.
- Тебе разве не платят за работу здесь?
- Ну да, но это ж фигня. А так на хату я иду с кэшем в кармане.
- Так, ладно, все круто, только не делай этого, когда я поблизости. Мне нужна эта работа.
- Чего, ты думаешь, мне эта работа не нужна? - спросил он.
Я усмехнулся и, отвернувшись, продолжил протирать стеклянные двери.
- Я тебя вопрос спросил, - сказал Том, наступая на меня.
- Ты меня вопрос спросил? - сказал я, передразнивая его. - Ты вообще откуда?
- А тебе какого хрена надо знать, откуда я? - пробормотал он, грозно глядя на меня. - Из Оук Лон я.
- Оук Лон? - спросил я, качая головой. - Что, даже там темнокожие живут?
- Ёу, - сказал он, делая рукой странный гангстерский знак. - Ты должен уважение мне проявить. Говниться не надо тут, пол меня?
- Ну извини, - сказал я, отворачиваясь, чтобы не рассмеяться. - Удачи тебе с твоей системой.
Когда зашли единственные в тот вечер посетители - две пожилые женщины в одинаковых синих капорах, заказавшие самые маленькие стаканчики мятно-шоколадного мороженого из всего, что у нас было, - Том попытался применить свою "систему", взяв у них деньги и не выбив чека. Я встал позади него, решив, что не позволю ему все испортить.
- Ёу, Том, - сказал я, когда он потянулся за деньгами - жалкие полтора доллара. - Ты, брат, забыл чек выбить.
Он уставился на меня, моргая, затем повернулся к женщинам и сказал:
- Я выбью чек, когда возьму деньги.
- Ёу, Том, почему бы не заняться чеком сейчас? - спросил я.
- Ты пошел бы столы протер, - сказал он, все еще держа в руке доллар и два двадцатипятицентовика.
- Я уже протер. Давай помогу тебе, - сказал я и нажал на кнопку. Кассовый аппарат зажужжал и бикнул, и, взяв у Тома деньги, я положил их в соответствующие отделения.
- Тебе, сука, пиздец, - прошипел он.
Весь вечер я ждал, что он подойдет ко мне с ножом или кастетом или метлой даже, но он ничего не сделал. Мы закрыли кафе, закончили уборку, и когда он уже уходил, я сказал:
- Прости, Том. Я просто не хочу, чтобы меня вышвырнули с работы, - и он кивнул, и устремился к своей машине, золотому "Cutlass Supreme", на номерах которого было написано МИСТЕР ЛОВКАЧ.
На следующий день, придя на работу рано, я обнаружил, что меня уволили. Том позвонил Кэффи, сыну босса, и сказал, что застал меня за воровством, а также упомянул, что ему известно об интрижке между Кэффи и Джессикой, и на этом для меня все закончилось. Мечты о побеге из дома, мечты о фургоне с пауком, мечты о Дори - все пошло прахом.
Я поклялся, что если когда-нибудь узнаю, где живет этот Том, то как следует его отделаю, я поклялся чертову Богу, честное слово.
Девять
На парковке у "Севен-Элевен" я снова поцеловал Дори. Мы ждали, пока Майк купит сигареты, и Дори стояла у урны, изрисованной граффити навроде отсоси у меня и я, 1988, и в ночи горела большая красно-зеленая вывеска "Севен-Элевен", и какая-то мамаша в длинном буром универсале орала на своих детей, и какой-то парень оставил в белом фургоне включенное радио, где Бадди Холли пела "Каждый день" под пошлое механическое пианино, и Дори стояла, облокотившись о стену "Севен-Элевен" из красного кирпича, и на ней была голубая джинсовая куртка и синие джинсы, и футболка с надписью "Кастрируй и стерилизуй своих ублюдков", и ее темно-рыжие волосы казались очень прямыми - челка до самых бровей, - и она выцарапывала свое имя белым камнем на кирпиче, что не очень-то получалось, и она сосала апельсиновый леденец и подпевала Бадди Холли, и когда наконец я поцеловал ее во второй раз, на вкус она была, как апельсин.
Десять
На этот раз я решил, что будет круто выбрить волосы на голове полосками - знаете, как у Брайана Босворта из Oklahoma Sooners - волосы на затылке длинные, а на висках короткие, и на висках выбрит какой-нибудь крутой узор. Я думал, что это может, знаете, сработать, может быть моей "фишкой", знаете, я мог бы стать парнем с выбритым на висках узором. Босворта я увидел по телеку за несколько месяцев до этого, когда мой старший брат Тим смотрел гомо-эротический футбол, - прическа была прикольная. В общем, я попросил Майка попробовать, а он отказался. В смысле, я даже дошел до аптеки и купил триммер за двадцать баксов, и вот я весь такой с триммером, и никто не соглашается помочь; я даже попросил миссис Мэдден, и она сказала, что сделает это за пятьдесят баксов. Вот так всегда: тебе приходит в голову отличная идея, а люди вокруг из кожи вон лезут, только бы ты ее не осуществил.
Как с разводом предков Майка: звучало это отлично, а на самом деле жизнь его стала - полное дерьмо. Ему приходилось все время работать в паршивой пиццерии, самому покупать себе еду, он не мог воспользоваться телефоном, целый месяц не видел свою сестру, и из-за всего этого со школой у него пошел полный пиздец. Он не успевал с домашним заданием, не готовился к контрольным и из хорошиста превратился в законченного двоечника. Я не мог ничего сделать, не мог даже ничего сказать, чтобы подбодрить его. Он постоянно курил траву - перед уроками и после, и даже иногда на переменах - и он полностью, совершенно завалил последний тест по истории, и цыпочка мисс Эйкен попросила его остаться после уроков, и поинтересовалась что происходит, и он только покачал головой, встал и вышел. Дерьмо, в общем.
Мы сидели у Майка, и он, как обычно, дулся, весь такой депрессивный, и не думаю, что вся эта подкурка особенно ему помогала, и в конце концов пришла Дори, так как я названивал ей целый день, и, ну, я подумал, может, ей удастся вытащить Майка из постели. Она принесла из школьной библиотеки книжку про бостонского душителя и еще одну про американских серийных убийц, и я подумал: Вот это девчонка, и она планировала помочь нам с выпускной работой. Но Майк, он был в таком кошмарном настроении, он слушал и слушал песню Black Sabbath "Перемены" - очень слабую песню, надо сказать, там еще пианино, пианино бля в песне Black Sabbath, и Оззи что-то там бормотал про происходящие с ним перемены - а Майк только и делал, что лежал в постели, и я впервые долго-долго разглядывал его комнату, где повсюду были трубки и боксерские груши и пошлые журналы, и Дори лишь покачала головой и сказала: "Майк, твоя семейная жизнь - полный пиздец", и он поднял голову и сказал: "Мне прекрасно это известно".
- Слушай, приятель, нам надо сделать этот проект, - сказал я.