– Клавдия, не мешай, – отвечала ей девушка, которая, как правило, разносила препараты (а делала она это с таким ангельским видом, словно действительно занималась чем-то хорошим, словно она правда лечила людей от каких-то тяжелых заболеваний, а не несла им смерть – что за люди, подумать только!).
Услышав это, Клавдия всякий раз возмущалась и продолжала ходить за ней следом по комнате, обиженно дергая за рукав:
– Как это, а? Ну расскажи что-нибудь, расскажи? Расскажи!
– Клавдия, иди в свою постель, – отвечали ей всякий раз, отчего она становилась еще обиженнее и, отстраняясь от своего несостоявшегося собеседника, хмурилась:
– Как в постель, почему в постель? – к слову говоря, речь ее шла почему-то очень быстро, и понять ее порой было крайне сложно, лишь по обрывочным словам можно было сделать предположение о том, что она говорит. Хотя понимать весь смысл сказанного Клавдией особо не требовалось, в большинстве случаев уже и без слов было понятно, чего ей хотелось, а хотелось ей почти всегда одного и того же – чтобы ее развлекали, – Ну и ладно! – обиженно фыркала она, закатывая глаза и надувая губы, – Ну и пожалуйста! Не хотите со мной разговаривать – и не надо, вам же хуже!
– И не сомневаюсь, Клавдия, и не сомневаюсь, – улыбалась разносчица препаратов, не поднимая на нее глаз.
Клавдия стояла посреди комнаты – так, чтобы все, находящиеся здесь, могли ее видеть, гордо скрестив руки на груди и поднимая глаза к потолку:
– Ну и не надо, вам же хуже! Вы даже не понимаете того, кто я такая и чего вы лишитесь, не общаясь со мной! Тупицы!
С этими словами она всегда возвращалась в свою постель и еще долго сидела там, обхватив руками колени и раскачиваясь из стороны в сторону, хмуро оглядывая всех присутствующих и что-то недовольно тараторя себе под нос. Так продолжалось до тех пор, как кто-нибудь другой не привлекал внимания Клавдии или она не находила себе другого занятия, кроме того, как ругать того, кто отказался с ней разговаривать – все равно на ее сердитое бормотание мало кто обращал внимания.
Пару раз она успевала подойти и к Лере, все с теми же предложениями – рассказать ей что-нибудь интересное или послушать о том, "кто она", но, находясь рядом с Клавдией, Лера всегда молчала, глядя на нее настороженно, и, по-видимому, по причине такой ее необщительности, Клавдия быстро теряла к ней интерес и, махнув рукой, отходила в сторону: "Тупицы!" – и шла к кому-нибудь другому, дабы поведать о том, "что она из себя представляет".
Сказать по правде, Лера считала, что над Клавдией уже успели неплохо поработать, а потому она попросту отупела, а потому не чувствовала ни страха, ни потребности что-то изменить. Она просто не могла вполне осознать все происходящее. Но доктор Громов заверил Леру в обратном: он сказал, что как раз она все прекрасно понимает, просто дело все было в том, что Клавдия, как оказалось, как раз была одной из тех, на кого опыты произвели положительное действие – она успела встать на первую ступень лестницы, ведущей к высшему разуму, а потому страшно возгордилась и постоянно пыталась найти возможность попрактиковать новоявленные способности и продемонстрировать их остальным, презирая их за то, что у них их нет.
– Но дело в том, что она еще не умеет ими пользоваться. Хотя их еще не так уж и много. По крайней мере, прогресса мы пока не видим, – объяснил доктор Громов, – Она только заметила, что у нее они есть, и порой у нее получается непроизвольно выкинуть что-нибудь… этакое. Честно говоря, мы не особо на нее надеемся, мы не уверены в том, что уровень ее интеллектуального развития позволит ей стимулировать новые функции, но это, в общем, не исключено. А потому будь готова к тому, что она может сделать что-нибудь необычное. Она горделива, и, если ты ей не понравишься, последствия могут быть совершенно непредсказуемыми.
Все еще боясь снова чем-нибудь не угодить доктору Громову, Лера снова промолчала, лишь мельком бросив взгляд на восседающую на кровати "следующую ступень эволюции", которая снова раскачивалась из стороны в сторону, и перевела взгляд на следующего персонажа, на которого указывал ее неугомонный наставник.
– Смотри, смотри! – радостно воскликнул он, указав на девочку, сидящую в самом углу комнаты, на кровати № 8. Бодро подбежав к ней, он тыкнул пальцем левой руки прямо в нее, но девочка не обратила на него никакого внимания. Лера, несколько стесняясь, подошла к ней, окидывая ее робким взглядом, чувствуя некоторую неловкость за откровенную бестактность доктора Громова. Но девочке, которую звали Алина, казалось, было все безразлично – она настолько была погружена в свои переживания, что словно бы не реагировала ни на что вокруг. Она была совсем маленькая – казалось, на вид ей было лет пятнадцать, не больше, отчего Леру охватывал холодный ужас, и она вся обмирала, пронзенная холодным сгустком, материализовывающемся внутри: неужели эти сволочи, в чьем плену она очутилась, бессердечны настолько, что проводят свои ужасные опыты даже на детях? Сколько она ни видела Алину, та всегда сидела в своем углу, на кровати, вся сжавшись в такой жалобный и беззащитный комок, отчего острое чувство сожаления и горечи захватывало Леру полностью, и она чувствовала, как к горлу ее откуда-то снизу подступает ком, готовый в любую минуту разразиться потоком отчаянных слез, исполненных горечи и отчаянной ненависти.
– Не вздумай распускать сопли! – строго сказал ей доктор Громов, словно предугадывая ее мысли, – Нельзя быть такой слабохарактерной. Или я в тебе все-таки ошибся?
– Нет, нет, что вы, – Лера поспешно сглотнула, с трудом протолкнув образовавшийся в горле липкий комок обратно, вниз по пищеводу. Она поспешно опустила глаза, чтобы проницательный взгляд доктора Громова не успел уловить в них искорки страха. Все-таки она безумно боялась этого странного человека, и даже не сколько его самого, сколько она опасалась сделать какое-нибудь неверное движение, сказать даже безобидное слово, которое непредсказуемый доктор Громов может расценить на свой прихотливый лад, после чего все-таки окончательно разочаруется в ней и в самом деле раздумает ей помогать. Она была готова оказывать ему беспрекословное послушание, но с его неугомонным характером никогда нельзя было знать наверняка, что он выкинет в следующую минуту, рассердит она его или нет.
– Не нравлюсь – могла бы поискать себе другого помощника. Посмотрел бы с удовольствием, как бы ты его здесь нашла, – откликнулся доктор Громов, забормотав себе под нос – но на сей раз все же беззлобно, скорее даже обиженно, – Или – хочешь, подыхай здесь, как было уготовано тебе изначально – мне, в общем, все равно. Я всегда найду, чем заняться…
Что доктор Громов найдет, чем заняться, не вызывало у Леры никаких сомнений, с его характером иной вариант казался почти невозможным. Лера покосилась на своего сварливого спутника несколько удивленно – ей уже не в первый раз казалось, что он умеет читать ее мысли. Наверное, находясь здесь, в такой стрессовой ситуации, она стала слишком мнительной.
– Смотри! – по своему обыкновению уже забыв о своей недавней обиде, доктор Громов уже снова прыгал вокруг бедной Алины, восторженно тыча в нее пальцем, – Смотри – вот это – явно один из неудачных плодов эксперимента. В данном конкретном случае с этим экземпляром произошла неполадочка – эволюция дала обратный ход. Девочка окончательно отупела, она совсем ничего не соображает. Впрочем, – бросив на нее последний взгляд, ставший вдруг презрительным, доктор Громов надменно отвернулся, – Не стоит тратить столько времени на такую ерунду. Она все равно скоро умрет, так что от нее нет ровно никакого толку. Несколько забавный продукт научных отбросов, только и всего.
Лера мужественно сглотнула еще один ком, в котором липко сжались в один мерзкий сгусток столь неприятные ей слова, как "экземпляр", "неудачный плод эксперимента", "ерунда" и "забавный продукт научных отбросов". Ей было неприятно, что доктор Громов так отзывается об Алине – Лере она казалась совсем несчастной. Она сидела сгорбившись, не меняя позы, обхватив исхудавшими руками свои костлявые колени, на которые спадали клоки ее спутанных светлых волос, и взгляд ее светлых неподвижных глаз, в которых застыло выражение беспомощности и страдания, был устремлен в пустоту. Однако Лера уже привыкла к выпадам доктора Громова, невольно вспоминая, что еще совсем недавно она сама получила статус "глупого существа" и "материала", от чего она, кстати, сделала выводы, что ей, в общем, еще повезло. К тому же, она уже взяла за правило ни в чем не перечить доктору Громову, даже мысленно, поэтому покорно перевела взгляд на следующую кровать, к которой уже успел подскакать ее неуемный друг.
– Познакомься – это Мариночка.
Лера послушно перевела взгляд на девушку, сидящую на кровати под номером 2. Она давно обратила внимание на эту худощавую черноволосую девицу, наблюдая за ней краем глаза. Та все время сидела на своей кровати, уставившись прямо перед собой и беспрестанно бормоча себе что-то под нос. Она немного побаивалась ее, но сейчас, приободренная присутствием бесстрашного доктора Громова, в первый раз взглянула на нее в упор.
Мариночка среагировала мгновенно.
– Чего уставилась? – злобно воскликнула она, резко вскочив с кровати, впившись в нее разъяренным взглядом, отчего Лера машинально отшатнулась, – Кишки навыворот?
Лера не поняла смысла столь глубокомысленного изречения, но на всякий случай отошла в сторону, что невероятно позабавило доктора Громова. Мариночка некоторое время оставалась стоять на месте, выкрикивая ругательства, большая часть которых была нецензурной, смысла которых Лера понимала не до конца – впрочем, это, вероятно, было к лучшему – так они были нелепо связаны между собой, а затем снова опустилась к себе на кровать, вновь уставившись прямо перед собой и погрузившись в свое тихое бессвязное бормотание.