– Значит – довольны, – интерпретировал шелест Сусликов. – На этом и остановимся. А у нашего главного человеколюбца есть вопросы, жалобы, предложения? – обратился Сусликов к Лукошкину.
– Я, Мирослав Казбекович, – исторический оптимист, – начал, было, Лукошкин.
– Это, извините, как? – сразу решил уточнить Сусликов.
– То есть я считаю: все, что ни делается, все к лучшему.
– Мудрый вы человек, Петр Петрович, всем бы у вас поучиться.
– Это у меня возрастное, Мирослав Казбекович.
– Позвольте, Петр Петрович, – опять зафрондил Парис, – значит, вы считаете, что с Рудокопским поступили хорошо?
– Для него может и плохо, а для страны так будет гуманнее. Повадки у него все-таки были волчьи.
– А медведи, значит, для России лучше?
– Конечно, лучше. Медведи дрессуре поддаются, а волк всегда в лес смотрит.
– Золотые слова, Петр Петрович. Золотые слова. Положите Петру Петровичу еще дичи, – просигнализировал Сусликов официанту.
– Спасибо, не надо, – остановил руку официанта Лукошкин. – Сыт уже.
– Вот и скромность аппетита тоже примерная, – отметил Сусликов. – Не ошиблись мы с Президентом в вас, Петр Петрович. Ну, что ж, господа, главный человеколюбец сыт, оппозиция довольна, можете быть свободны. На десерт остаются только "Жующие вместе", у них организмы молодые, аппетиты растущие.
Не солоно нахлебавшаяся, кислолицая оппозиция поднялась и вышла вон. Сусликов с явным нетерпением ожидал, пока за ними закроется дверь.
– Ну что, юная смена, клубничку любите? – потирая руки, поинтересовался Сусликов.
– Вопрос, как я понимаю, риторический, – ответил за всех Люберецкий.
– А я, честно сказать, клубничке пост бы предпочел. Я – человек воздержанный, – отстранился от мнения лидера Жук.
– Видно, ухайдакался, ты, Паша, в горах. Клубнички даже не хочешь. А какой пост ты бы предпочел, Паша? – решил уточнить Сусликов.
– Почетный. Предпочтительно в столице.
– Будешь хорошо себя вести – получишь пост в Госдуме. Когда снова ее избирать будем.
– Я столько лет на Кавказе не высижу.
– Потерпи, Паша, еще с полгодика. Организацию перекрестим и тебя во главе поставим.
– А как же я? – забеспокоился Люберецкий. – Все-таки в оппозицию?
– А ты куратором молодежи будешь. От имени государства. А пока займись регистрацией новой организации, документы пропиши.
– У меня вот Тема для бумажной работы есть, – Тема согласно кивнул. – А я лучше массы потусую.
– Тусуй покуда. Не забывай только большие тусы со мной согласовывать. А то, что ни шаг, все в дерьмо.
– Мирослав Казбекович, сами знаете, какой у меня материал собрался. Без узды и без мозгов.
– Весь в тебя, Вася. Вес в тебя. Ты же его собирал.
– Чтобы умных собирать, Мирослав Казбекович, другие лозунги нужны. И другие деньги.
– Так вот и придумай новые лозунги. А про деньги не надо, Вася. Спонсоров я тебе обеспечил. Деньги использовать надо с умом. Сторонние мозги привлеки, если своих недостает. Ладно, бойцы, – обратился Сусликов к Паше с Темой. – Если десерт не хотите, я вас больше не задерживаю. Мне с Василием Кузьмичем интимную тему перетереть надо.
Бойцы спешно покинули помещение.
– Что, Мирослав Казбекович, клубничкой теперь угостите? – предвкусил Василий.
– Клизмой я тебя угощу, Вася!
– За что?!
– За несогласованность действий. Я просил тебя выдвигаться с оппозиционным предложением?
– Но вы же видели – они напугались.
– В том-то и соль. Не дай бог, еще и объединятся на почве испуга, чтобы дружить против тебя. И так вся пресса ядом по поводу "Жующих" исходит: мол, профессор Преображенский только одного Шарикова сотворил и то горько пожалел, а Люберецкий собирает их тысячами в жующие стаи и сжирает такой бюджет, что голодные пенсионеры того и гляди ополчатся.
– Ну, не вся пресса ядом исходит, а только недружественная. Остальные молчат.
– Молчат, потому что команда моя была такая. Чего бы хорошего сделал, я бы отмашку дал – осветить нетленку. Но на нетленку у тебя фантазии не хватает.
– На нетленку нужен другой бюджет.
– Нет, Вася, на нетленку бюджет не нужен, на нетленку нужен креатив. И харизма.
– Обидны мне слова ваши, Мирослав Казбекович. А кто унитаз для книжек скреативил? А антикоммунистический плакат напротив Госдумы? А свастику эстонскому послу?
– И куда тебя Евросоюз послал с этой свастикой? Хочешь – угадаю с трех букв? То есть отдыхать тебе теперь, Вася, только в Египте и Таиланде. Вся европейская культура – только в телевизоре, в передаче "Галопом по Европам".
– Но с харизмой у меня все торчком, уверяю вас. Все селигерские малолетки готовы штабелем под меня лечь.
– Чтобы ты, Вася, только не сел в результате своей торчащей харизмы. На длительный срок. За совращение несовершеннолетних.
– Ну, это пусть еще докажут.
– Что, слава Била Клинтона покоя не дает?
– Да, уж я бы платье у Моники на память попросил, и сжег его потом. А газетчиков засудил… А что, это мысль. Разрешите мне в суд подать на вредоносные издания. За клевету!
– Так ведь не выиграешь.
– Выиграю – не выиграю, зато в остальных изданиях можно написать: "Жующие вместе" обвиняют "Новый Старгород" в подкупе и клевете! И долго муссировать: суд у нас – не скоростной экспресс.
– Это можно.
– А потом портреты левых изготовить, замазать черной краской и публично растоптать.
– Тоже хорошо. Только список портретов со мной не забудь согласовать. Чтобы ненароком кремлевских агентов не зацепить. И заруби себе на носу: Газюкин и Сальный – не враги! Они – тайные помощники! Только не ори об этом публично, с тебя станется.
– Нечто я совсем малахольный…
– Есть такое подозрение. Ладно, иди, развеивай!
– Что развеивать?
– Подозрения.
– А когда развею – можно мне будет взрослым делом заняться?
– Когда развеешь – тогда и посмотрим…
И Сусликов легонько подтолкнул Люберецкого к выходу. Теперь можно было и самому пообедать, без свидетелей.
Сцена восьмая
Судьбоносная встреча в "Парии"
Ким Неуемный забежал в ресторан "Парий", что напротив заветного входа за Кремлевскую стену, так быстро, будто злосчастный таракан все еще гнался за ним.
– Водки! – закричал он официанту.
– Водка уже есть, присоединяйся, Ким, мне как раз компаньона не хватало, – услышал Ким со спины. Он оглянулся. В углу наряженный и мрачный сидел Данила Кувалдин перед графином с водкой и напивался. Ким знал Данилу по своим сибирским вояжам. – Официант, еще один стакан! – скомандовал Кувалдин.
Официант шустро подскочил к столу со стаканом. Данила уже нетвердой рукой налил Неуемному.
– Ну, за встречу! – произнес он тост и опрокинул стопарь.
– За встречу, – поддержал Ким, водку лизнул, но не выпил.
– А че не пьешь? – удивился Кувалдин.
– Мне водка нужна для других целей.
– Это для каких же? Компресс что ли приложить собрался?
– Для дезинфекции. На меня в Кремле таракан прыгнул и ползал, тварь, по мне минут двадцать. Черт знает, какие инфекции он разнес по моему телу. Пойду продезинфицирую.
И Ким со стаканом в руке в одной руке и портфелем в другой направился в туалет.
– Портфель-то оставь, я присмотрю, – простодушно предложил Данила.
– Нет, извини, друг. Он мне слишком дорого достался, чтобы вот так беспечно из рук выпускать. – Ким понизил голос. – Это мне Сусликов вручил, вместе с тараканом.
– Неужели министерский? – с восхищением произнес Данила.
– Не министерский, конечно, но тоже большой общественной значимости, – процитировал Неуемный без ссылки на первоисточник. – Я теперь ОСВИН возглавлю.
– ОСВИН?! – Данила вскочил и облапил Кима. Водка выплеснулась из стакана Киму на портфель. – Ким, вот это почет! Вот это я понимаю! Это тебе не прыщавых молокососов тусовать. Это же серьезные дядьки!
– А я прыщавых молокососов и не тусовал никогда, – с обидой сказал Неуемный.
– А, да это я о своем. Ким, ты веришь в знаки?
– Верю.
– Тогда ты понимаешь, что наша встреча не случайна. Я готов возглавить омское отделение ОСВИНа.
– Можно я все-таки до туалета дойду, прежде чем мы начнем обсуждать освинские рокировки?
– Ой, прости, прости. А хочешь, я тебе спинку протру? Самому же не достать, руки коротки.
– Данила, тебе, по-моему, водка в соображалово ударила. Что о нас люди подумают?
– А никто не увидит. Мы в кабинке запремся.
– Ну идем, если так.
Неуемный с Кувалдиным проследовали в туалет. Ким разделся по пояс, поднял руки, в одной из которых был по-прежнему зажат портфель, и скомандовал:
– Валяй!
Кувалдин, старательно сопя, стал обтирать салфеткой, смоченной водкой, спину Неуемного.
– Тут какие-то царапины в районе поясницы… – заметил Кувалдин.
– Это я таракана ловил.
– Поймал?
– Не… Свалился с меня, зараза, и за унитаз заполз… А-а-а! – завопил вдруг Неуемный. Кувалдин от неожиданности выронил стакан. Стакан ударился о край унитаза и разбился.
– Ты че?! – оторопел Кувалдин.
– А ты че? Царапины ведь. Что, подуть не мог? Мне всегда мама на ранку дула, когда зеленкой мазала. И жена тоже дует…
– Извини, Ким. Я не знал, что ты такой нежный. В следующий раз обязательно подую.
– Ну, все. Теперь иди. Дальше я сам.