– Я подумаю. Ко мне уже приходил какой-то Эдуард. Тоже всё выспрашивал, дом хотел отсудить. А вы, правда, историк? – Серафима взглянула на Кораблёва немного насмешливо.
– Я историк, но скрывать не стану – когда работал в архиве, то наткнулся на письмо вашей прабабушки, в котором есть намёк на то, что не все сокровища достались диктатуре пролетариата. И я хотел бы их найти, если они, конечно, существуют. Они, по праву, ваши. Но если будем искать вместе, то я рассчитываю на часть. Плюс научный интерес.
– Откровенно. – Серафима затушила сигарету и встала, давая понять, что разговор окончен. – Я подумаю, Андрей Павлович. А если надумаю, то позвоню.
Следующую неделю Кораблёв ждал звонка от Серафимы и улаживал свои дела на кафедре. Договорился с новым научным руководителем, доцентом Деревянко Максим Максимычем, который сам подошёл к Андрею и предложил своё кураторство. Был Максим Максимович тихий, архивный человек, по характеру спокойный и особо аспирантов своими идеями не обременяющий.
Серафима позвонила через три дня и предложила встретиться в летнем кафе. Она пришла в сопровождении высокого атлетически сложенного парня, примерно одного возраста с Андреем, который представился Костей.
– Вот, Костя, Андрей Павлович предлагает нам поискать сокровища! – начала Серафима, когда они заказали пиво и орешки.
– Лучше просто Андрей, – вставил Кораблёв.
– Твоих предков? – спросил Костик. – Не верю я в это.
– Шансов, конечно, мало. Но, думаю, стоит попробовать! – заметил Андрей.
– Я тоже так думаю, – Серафима закурила. – Как мы разделим то, что найдём?
– Тебе пятьдесят процентов, и нам с Андреем по двадцать пять – предложил Костик. – Думаю, справедливо.
– Тогда решили. То, что осталось от прабабушки, я тебе покажу, заходи. Письма и записи – сначала прочитаю сама, там может быть много личного.
– Договорились.
Они заказали ещё пива и отметили начало совместного предприятия.
* * *
От предков Серафиме досталось несколько картин, старинный набор для рукоделия, две фотографии, несколько писем, три книги, набор для набивания папирос, трость с набалдашником из слоновой кости и тетрадь с записями. На одной фотографии запечатлены князь и княгиня в подвенечном платье, другая групповая. На картинах изображены усадьба и крестный ход. Книги оказались по химии и физике.
Уже несколько дней Кораблёв изучал тетрадь, сравнивал даты и имена с уже найденными данными. Но эти записи содержали сведения о взрослении детей, их болезнях, наборе массы тела и роста и некоторые другие бытовые подробности. Серафима разрешила посмотреть и письма, но Андрей отказался. В них, по словам девушки, не было ничего исторического или указывающего на сокровища, а копаться в личной переписке больше не хотелось. Среди бумаг нашёлся, правда, список изъятых у князя ценностей.
– Серафима, ты сама ездила в усадьбу?
– Когда мне было лет семь, то мама с папой возили меня туда, но я, признаться, почти ничего не помню. Родители были геологами, постоянно уезжали в экспедиции. В одной из них и погибли. Это случилось десять лет назад.
– Прости, я не знал.
– Ничего, я смирилась. – Глаза Симы увлажнились. – Помню, я с ними по городу гуляла, наш бывший особняк смотрела. Он тогда ещё цел-невредим был. Все мне говорили, что вот это нашим предкам принадлежало, а я спрашивала, почему же мы здесь не живём, в таком красивом доме? Я и рисовать начала этот дом, потому что мне хотелось жить там. А когда, став постарше, входила внутрь его, то видела снующих из комнаты в комнату людей с бумажками. Потом и вовсе охранника посадили, который пускал только по пропуску.
Часть 2
– Что, батенька, рыбка-то ловится в Белой? – спросил у князя невысокий крепкий молодой господин, Владимир Сальянов, его знакомый ещё по университету.
– А то, как же? – улыбнулся князь. – Не желаешь ли завтра на рыбалку?
– С удовольствием, – потёр ладони Сальянов. – А сегодня в шахматишки?
– Договорились, – Фёдор Петрович встал и сделал пригласительный жест в сторону дорогого, сделанного из дуба, резного шахматного стола. Клетки на нём были слоновой кости. Фигуры также слоновой кости, с серебряной отделкой.
– Богато живёшь! – без зависти прокомментировал Сальянов, усаживаясь напротив князя.
– Это ещё прадеда.
– А книжки по шахматной теории есть?
– Есть.
– Дашь почитать?
– Ни за что! – старые приятели рассмеялись, чокнулись анисовой водочкой и закусили её солёным груздём.
Сальянов – редкий гость в усадьбе князя. Это чуть ли не второй его визит сюда. Однажды на летних каникулах он прожил здесь неделю. Потом Владимир связался с марксистами, и за участие в подпольной деятельности и антиправительственную агитацию был исключён из университета. И вот теперь, по прошествии семи лет, чуть располневший, он вновь предстал перед князем.
Они играли уже часа три. Два раза победил князь, два раза Сальянов, а последнюю партию они закончили вничью.
– Как и в студенчестве, счёт равный! – чуть осоловевший от водки и сытной закуски, Владимир поднялся.
– Да, пойдём, покажу тебе парк.
Они вышли из дома и медленно зашагали по аллее.
– Ты в университете восстановился? – Фёдор Петрович раскурил трубку.
– Нет. Пришлось сдавать экзамены экстерном.
– Чем занимаешься? Учительствуешь, или в политику пошёл?
– У нас своя партия, социал-демократическая! Сейчас в подполье.
Сальянов испытующе посмотрел на студенческого друга. Князь взгляд выдержал, нахмурился.
– Так ты ко мне схорониться приехал?
– Да, за мною следят.
– Ты у меня в гостях не как революционер Сальянов, а как студенческий товарищ. Но и путаться в твоих делах я не намерен.
– Вот за что я тебя уважаю, так это за честность. – Они некоторое время шли молча. – А хочешь с нами? – неожиданно предложил Владимир.
– Делать революцию?
– Да.
– Не хочу.
– Тебя устраивает твоё положение? Понимаю, живёшь богато, делаешь, что хочешь, прислуга…
– Так и ты не бедствовал никогда. Что тебя потянуло идти против власти? Да и сейчас, прекратишь агитировать и займёшься легальным делом – тебя ведь простят!
– Мне не нужно их прощение! Я борюсь за народное счастье.
– А народ хочет твоего счастья?
– Народ живёт в нищете, в болезнях, неграмотен, унижаем. Правят им зажравшиеся аристократы.
– И что же из этого следует?
– Надо кардинально менять ситуацию, делать всеобщее образование, здравоохранение. И всё это бесплатно. Надо дать возможность детям рабочих и крестьян учиться, тогда и страна наша превратится из отсталой в передовую.
– Но зачем для этого совершать революцию? Все эти процессы могут происходить постепенно. А в вопросах власти, думаю, надо основательно разобраться нам самим. Власть от Бога, и нарушать этот порядок, значит, идти против Бога.
– Я так и знал, что ты всё сведёшь к этому! А вот если Бога нет, и всё это поповские сказки?
– Володя, ты что, в Бога не веришь?
– Не хочу сейчас об этом. Тебе самому нравится, что в стране происходит?
– Что-то нравится, а что-то нет.
– Поэтому ты так и будешь сидеть в своём удобном доме и ничего не делать?
– Почему же?! Мы с отцом Сергием и другими священниками и помещиками детишек грамоте учим, школу планируем построить, больницу.
– Эх, ладно, Федя! Жаль, что не хочешь нам помочь. В усадьбе твоей типографию бы разместить.
– Нет, Володя, уволь меня от этого!
– Ну, как знаешь, как знаешь.
Сальянов пробыл у князя ещё несколько дней. Представлен он был только супруге. Жил тихо в комнате для гостей, всё что-то писал. Раз пришёл к нему какой-то нездешний мужчина, по виду городской рабочий, передал записку. После этого Сальянов спешно собрался и исчез.