- Этого следовало ожидать, - пробормотал мистер Питерс.
- Извините за беспокойство, - сказал Эзра.
- Ничего страшного. Теперь мне все ясно, заказ прислан не вами.
- Может, когда я подрасту…
- Не волнуйся, сынок, ничего страшного.
Коди поднялся на душный третий этаж, где на его кровати, прислонясь к стене, сидела Лорена Шмидт. Она появилась в этих краях недавно - смуглая, черноволосая девушка. Она накручивала локон на палец.
- Кто это? - спросила она Коди.
- Из похоронного бюро.
- Ой!
- Он приходил к Эзре.
- А кто такой Эзра?
- Мой брат, дурочка.
- Откуда же мне знать? - возразила Лорена. - Тот паренек внизу - твой брат? Такой белокурый, красивый.
- Эзра? Красивый?
- Мне понравилось его лицо, - сказала Лорена. - Такое серьезное. И его светло-серые глаза.
- У меня тоже серые глаза.
- Ну и что?
- Вдобавок он припадочный.
- Да брось ты.
- Он только с виду такой. Вроде нормальный. И вдруг - хлоп! Катается по полу, на губах пена…
- Вот ужас!
- Точно. Многие просто боятся его. Когда он в таком состоянии, я один могу подойти к нему.
- Врешь ты все. - Лорена потянулась к изголовью кровати и приподняла штору. - Вон идет твоя мать.
- Не может быть! Где?
Лорена с усмешкой повернулась к нему. Передний зуб у нее был обломлен, и это придавало ее лицу неуверенное выражение, словно она сомневалась в себе.
- Я тебя разыграла.
- То-то.
- Надо же. Вот дурачок! Я ведь в жизни ее не видела. Откуда же мне знать, кто это возвращается - она или не она.
- Ты наверняка ее видела, - сказал Коди. - Она работает кассиршей в бакалейной лавке братьев Суини. Ее прозвали Злючка-Колючка.
- Мы делаем покупки у Эсмонда.
- Я бы тоже хотел там, - сказал Коди.
- А почему она работает? Где твой отец?
- Пропал без вести.
- Ой, извини.
Он небрежно махнул рукой и глотнул из бутылки.
- Она сидит за кассой. В следующий раз, когда будешь проходить мимо лавки Суини, загляни в окно. Сразу ее узнаешь. Войди и скажи: "Мэм, на этой банке с супом - вмятина. Нельзя ли ее уценить?" А она ответит: "Суп ведь хуже не стал, и цена будет прежняя".
- A-а, знаю я таких, - сказала Лорена.
- На затылке небольшой пучок. Рот - как будто в губах зажаты булавки. Кто-нибудь зайдет просто так, от нечего делать, а она непременно скажет: "Проходите, проходите, пожалуйста".
Коди говорил и улыбался, но внутри у него что-то кольнуло. Он представил себе мать за кассой и эту тревожную складку, пересекающую ее лоб, словно прядка волос или тонкий стежок портнихи.
Коди снял с кровати Эзры одеяло, подушки, простыни и матрац. Вытащил из рамы и спрятал в шкаф деревянные перекладины. Потом осторожно положил матрац на место и затаил дыхание. Матрац держался на одной раме. Коди тщательно прикрыл его постельным бельем, взбил подушку и осторожно положил ее в изголовье. Достал из тайника стопку журналов, раскрыл их и в беспорядке разбросал по полу, после чего погасил свет и улегся на свою кровать.
Эзра, босой, в пижаме, вошел в комнату, дожевывая сандвич. Сзади у него болталась завязка от пижамных штанов. Он вздохнул и плюхнулся на кровать. Раздался оглушительный треск. Задрожал пол. Мать закричала, тяжело протопала по лестнице наверх и включила свет. Коди поднял голову и посмотрел на нее сонным, отсутствующим взглядом. Она держалась за сердце и глотала воздух. За ней стояла дрожащая Дженни, прижимая к себе старого игрушечного зайца.
- Господи, спаси… сохрани и помилуй! - пробормотала мать.
Постель Эзры походила на заполненную бельем ванну. Он никак не мог выбраться из простынь. В поднятой руке был зажат недоеденный сандвич.
- Эзра, милый… - сказала Перл и, увидев журналы, добавила: - Это что такое, Эзра?
С журнальных страниц - с каждой! - на нее смотрели женщины в ночных сорочках, купальных костюмах, поясах с подвязками, в черных кружевных бюстгальтеpax, банных полотенцах, нелепых прозрачных набедренных повязках или попросту нагие.
- Эзра Тулл! - произнесла мать.
Эзра все еще барахтался, пытаясь выбраться из кровати.
- Вот уж не ожидала от тебя, Эзра, - укоризненно сказала мать, повернулась и вышла из комнаты, уводя за собой Дженни.
Эзра наконец выбрался из кровати и набросился на Коди. Вцепился ему в волосы и стал трясти изо всех сил. Коди с мычанием отбрыкивался. Он не кричал, чтобы не услышала мать. Ему удалось вцепиться зубами в коленку Эзры, и тот, задыхаясь, в слезах, откатился в сторону. Похоже, Эзра еще раньше наткнулся на что-то - левый глаз у него заплыл и вид был несчастный. Коди поднялся с пола, показал, где спрятаны перекладины от кровати. Они положили их на раму, водворили на место матрац, старательно расправили постельное белье и одеяло. Потом Коди выключил свет, они улеглись и вскоре заснули.
Иногда по ночам Коди снился отец. Он появлялся в одном из своих коммивояжерских костюмов с вечерней газетой в руке, как бывало по пятницам. Поражала достоверность его облика: густые, падающие на плечи волосы, желтоватые мешки под усталыми глазами. Днем облик отца представлялся ему в последнее время не так реально - он расплывался, лишался объемности. "Ну как прошла неделя?" - равнодушно спрашивал он. И мать отвечала: "Нормально".
В этих снах и сам Коди был не таким, как теперь. Время поворачивало вспять. Он видел себя малышом, который семенил вокруг на своих коротких толстых ножках и отчаянно старался привлечь к себе внимание: "Ты только посмотри! Ну посмотри еще. Посмотри, как я кувыркаюсь. Видишь, как я тащу тележку?" Каждый его поступок в том возрасте, как ему представлялось сейчас, объяснялся безудержным стремлением утвердить себя, свою независимость.
Просыпаясь в темноте, он вытягивал свои длинные ноги и поднимал над головой руки, которые становились жилистыми и мускулистыми. Он думал о том, что будет, если в один прекрасный день - к тому времени он сам уже станет мужчиной - вернется отец. "Посмотри, чего я достиг, - скажет он отцу. - Видишь, чего я добился, как много успел без тебя!"
Может, я сказал что-нибудь не то? Что-нибудь сделал не так? Или чего-то не сделал? Из-за этого ты ушел?
* * *
Начались занятия в школе. Коди и два его лучших друга оказались в одном классе. Иногда Пит и Бойд провожали его до самого дома; обычно он вел их в обход, дальней дорогой, чтобы миновать стороной бакалейную лавку, где работала мать. Жизнь его была поделена на две части - друзья в одной половине, семья в другой, и он должен был следить за тем, чтобы они не соприкасались. Мать терпеть не могла, когда сын водился с чужими.
- Почему ты не пригласишь кого-нибудь в гости? - лицемерно спрашивала она.
Ну нет, его не проведешь!
- Да мне никто не нужен, - говорил он. И ответ этот был ей по душе.
- Тебе достаточно и своей семьи, - говорила она. - Нам так повезло, что мы - одна семья. Правда?
Коди приводил друзей домой, только когда мать была на работе. Иногда, сам не зная почему, хвастался ее вещами. Выдвигал маленький верхний ящик комода и вынимал оттуда золотую брошь, которую отец подарил ей еще до женитьбы.
- Видите, как он уважает мать, - говорил Коди, - сколько надарил. У нее уйма разного барахла. Всего и не показать.
Друзья томились от скуки. Тогда Коди менял тактику: доставал из шкафа ее носовые платки - они были выглажены и сложены так аккуратно, будто находились в невидимой квадратной коробке.
- Ваши матери платки так не складывают, правда? - вздыхал он и, крутя в руке какую-нибудь таинственную металлическую застежку, продолжал: - Женщины! - Кто их разберет? Разве их поймешь? Вот, например, ее любимчик Эзра, мой безмозглый брат Эзра. Ну, если бы она в Дженни души не чаяла, еще можно было бы понять: как-никак девчонка. Но Эзра! Кому он нужен? За что его любить? Ну за что?
Друзья пожимали плечами, равнодушно глазели по сторонам и позвякивали мелочью в карманах.
Он спрятал левый ботинок Эзры, его тетрадь с домашними заданиями по арифметике, его большую кожаную перчатку для бейсбола, его самописку, его любимый свитер. Запер кошку Эзры в стенном бельевом шкафу. Утащил в школу бамбуковую дудочку Эзры и запихнул в карман бушлата его лучшего друга Джосайи Пейсона - верзилы, которого многие считали полоумным. Но Эзра был Эзрой - он всем сердцем привязался к Джосайе и с радостью приводил бы его домой, если бы мать не боялась этого мальчишки.
Коди проскользнул в Эзрин класс, там не было ни души - все завтракали в школьной столовой. Шмыгнул за перегородку и, очутившись в раздевалке, засунул дудочку в карман огромного черного бушлата Джосайи. Наступили теплые дни бабьего лета. Джосайя не забирал домой бушлат, и все считали, что дудочка потерялась, Эзра ходил сам не свой.
- Никто не видел моей дудочки? - спрашивал он.
Наконец-то Коди избавился от песенок "Зеленые рукава" и "Ясеневая роща", которые Эзра беспрерывно наигрывал на своей свистульке; диапазон у нее был ограничен, и, чтобы извлечь из нее звуки, тем более высокие, Эзре приходилось дуть изо всех сил, терзая слух окружающих.
- Это ты ее взял? - сказал он Коди. - Я же знаю, твоих рук дело.
- На кой мне эта дурацкая свистулька?
Коди надеялся, что, когда пропажа обнаружится у Джосайи Пейсона, Эзра обозлится на своего друга, однако этого не случилось. Все вроде уладилось, и Эзра с Джосайей дружили по-прежнему. А надрывные звуки "Ясеневой рощи" снова расползлись по всему дому.
На мать накатил очередной приступ ярости.