Картотека
Зовут его Ганс, фамилия Мюллер. Работает он в одном из турбюро во Франкфурте-на-Майне. У него есть хобби - русские красавицы. Вся стена увешана их снимками. Это большая коллекция, причем все карточки строго пронумерованы, а в папках хранятся досье: письма красавиц, его ответы, новые послания. Это его картотека, которую он начал вести после того, как один раз, будучи в Москве по льготной турпутевке, дал по наущению знакомых, ради шутки, объявление в "Учительскую газету" (туда было дешевле всего): "Немец приятной наружности ищет русскую женщину для совместного будущего".
После того, как число писем за неделю дошло до сотни, он начал составлять картотеку.
Он нумерует письма, классифицирует, раскладывает по группам, а на папки клеит фотографии. В список А попадают те женщины, с которыми он переспал бы с большим удовольствием. Их фото он подолгу рассматривает, а ответы пишет длинные. Русского языка Ганс не знает, но у него есть помощник - казахстанский немец-переселенец из Караганды (5 марок письмо).
Список В - для женщин, с которыми он переспал бы охотно. Им Ганс пишет аккуратно, хотя письма тут покороче (з марки письмо).
Самые уродливые дамы попадают в список С, и цена им 1 марка: отказ. В этом первом и последнем своем письме он пишет всегда одну и ту же причину: "Я чувствую, что мы не сойдемся характерами".
Письма претенденток - разной длины, грамотности и накала, но все содержат один и тот же мотив: вырваться, бежать!
Женщины изо всех сил расписывали свои достоинства, хобби и плюсы, причем все письма были очень красочны и почти в каждом были литературные сравнения: писали о схожести своей судьбы с судьбой Катерины (которой тошно в темном царстве); о близости к поступку Анны Карениной (если не уедет из Чебоксар); сделав предложение заключить брак заочно, извинялись за смелость, ссылаясь на Татьяну Ларину; подобно Вере Павловне, видели во снах дворцы Франкфурта и Дюссельдорфа; были и такие, которые за мужа и семью готовы в горящие избы входить; одна учительница из Перми протестовала против того, что ей приходится быть в роли той Гагары, которой только и остается, что следить за полетами Буревестников, сидя дома, в хрущобе, потому что зарплата у нее юо ооо рублей, что равняется старым юо.
Были рассказы о карельских реках, о соблазнительных таежных ночевках с ухой на озере и грибах на прутиках, о кострах и сибирском раздолье (хотя слова "тайга" и "Сибирь" для Ганса обозначали конец света, и он, бывало, смеялся в душе над дурочкой, которая верила, что он может вот так просто взять и поехать жить на край света, где, говорят, медведи и тараканы, а люди от голода едят ягоды и коренья); кто-то пытался заманить его на Алтай, где растет женьшень; какая-то учительница немецкого языка признавалась в том, что с детства мечтала поцеловать порог дома, где родился Генрих Гейне; другая рассказывала о способах заварки цветочного чая и о тайнах двойных пельменей; кто-то предлагал все свои знания и силы великой Германии, где покой и порядок, в отличие от Кемеровской области, где страшно не только самой по улицам ходить, но и собаку выпустить: поймают и на шапки перелицуют; оптимистки - патриотки хотели забыть ошибки прошлого и строить интерсемью, где оба ребенка, говорящие на четырех языках, закончили бы Пажеский корпус и Пансион благородных девиц ("или как там это у вас называется"); были готовые ко всяким трудностям совместной жизни, а какая-то пожилая учительница из Мордовии, сразу попавшая в список С, страстно желала только одного: увидеть Париж - и умереть.
Ганс не особо вникал во все эти тонкости, брал несколько раз в году отпуск и льготным тарифом летел в Москву, в одну теплую гостиницу, где и производит осмотр претенденток. Заранее, из Германии, он извещал группу А и выборочно группу В (про запас) о своем приезде. И женщины ехали к нему изо всех концов за свой счет, заранее зная, что он - очень занятой человек и больше, чем нескольких часов, уделить не сможет. За ресторан платили тоже они, что было одним из жестких условий встречи.
Он тщательно брился и спускался в вестибюль. Дальше бывало по - разному: одни, пожав потную руку, тут же уходили (внешне Ганс был довольно уродлив, с толстым задом и в совиных очках); но большинство застревало, а большинство от большинства оставалось и на ночь, потому что всем без исключения Ганс говорил одну и ту же фразу (читая её по бумажке):
- Надо проверить на совместимость, без этого не идет, ты же понимаешь сама. - И некоторые старались вовсю, а он фотографировал их "на память", говоря: - Ты мне очень нравишься. Я думаю, что я женюсь на тебе.
Наутро он аккуратно записывал данные для визы, говорил, что надо подумать, но что он уже близок к тому, чтобы жениться именно на ней, иногда назначал новое свидание, но для большинства на этом всё заканчивалось - претендентка летела обратно в Омск или Томск, а он шел принимать ванну, готовиться к завтраку с очередной претенденткой - день был расписан плотно.
Пропустив в среднем тридцать-сорок женщин, он, довольный, улетал домой, в свой городок под Франкфуртом. Там все знали о его хобби, и он подробно и охотно, обстоятельно сверяясь с дневником и показывая фотографии, рассказывал собутыльникам о русских красавицах, на что молодые люди смеялись, говорили:
- Slaven sind Sklaven! - и просили взять с собой в поездку, а пожилые печально качали седыми головами:
- Armes Russland! Das ist nicht gut! Und besonders fur uns!
Всё это длилось до тех пор, пока однажды его не опоили и не обобрали до нитки, после чего он на время перестал ездить в Москву, но потом дал новые объявления в престижных изданиях и запасся дискетами, потому что намеревался теперь составлять картотеку на компьютере и только менять имена в письмах, чтобы не платить казахстанскому немцу, который довольно злобно ругался с ним за это, доказывая попутно, что никогда ему не понять русских женщин.
- А я и не хочу! - отвечал Ганс. - Ты же меня знаешь - если я один раз пересплю с женщиной, то потом она мне противна. Такая уж у меня натура. Я люблю коллекционировать женщин.
- Вот был бы жив Сталин, Иосиф Виссарионович, тогда посмотрел бы я на тебя, сука! - огрызался казахстанский немец, ибо ссылаться ему было больше не на кого.
Простота простаты
Как-то главврач большой больницы вызвал к себе двух онкологов, разлил по стопкам спирт, добавил по ложечке мёда и сказал:
- Парни, по-людски зарабатывать хотите?
- Что за вопрос, шеф! - ответили парни, вытирая руки о передники.
- Вот и хорошо. Будем делать профилактику. Профилактические операции. Кумекаете?
- Чего-то не кумекается. Как это?
- Как-как, очень просто, элементарно. Разрезать, посмотреть и зашить - вот и всё. Если чего нашли - хорошо, тащи наружу, если нет - зашивай и баста. Чего же проще?.. Вот, слышали, на Западе, - главврач показал большим пальцем куда-то через плечо, - все люди профилактику рака делают, врачи бабки гребут лопатами, по Таити-островам шатаются, а мы что, хуже? Делайте просто: поступил больной, так ты, Кеша, осмотри его, все анализы сделай, а потом говори родственникам, что дело труба, что надо срочно резать, иначе метастазы по всему телу пойдут, и что есть у нас только один спец по этой части, доктор Гоша. А Гоша режет. Ну и вот. Рак ведь дело такое - не спрашивают, сразу бегут бабки собирать, действует лучше всякого киднякинда…
- Чего? - не поняли ребята.
- Ну, когда детей воруют.
- И уши режут? - понял Кеша. - Киднеппинг?
- Да хрен его. Главное - суть. Там хоть за выкуп торгуются, а у нас никто и не пикнет - тысяча так тысяча. Значит, ты, Кеша, с родственниками беседы проводишь…
- В трудных случаях к вам посылаю, - вставил тот.
- …само собой, мы же вместе, ребята, я - за вас, вы - за меня. Только так и прорвемся. Чего делать-то остается? Надо волками грызть всё кругом, иначе капитализм этот сраный не пережить. Значит, ты с родней балакаешь, а Гоша режет. Деньги на три части делим. Операция - штука зеленых, как обычно.
- Или три, - сказал Гоша.
- А хоть бы и пять, зависит от трудности.
- Бывает запущенная стадия.
- Или в два этапа оперировать приходится…
Парни сели - разговор обещал быть интересным. Главврач разлил еще по одной:
- Всё правильно, - обрадованно сказал он, - только не забывайте родственникам опухоли какие-нибудь показывать, они это любят.
- Совсем здоровых тоже резать? - уточнили ребята.
- Конечно, их-то и резать! Больному - какая уже профилактика? А здоровому, если его раскрыть и обратно зашнуровать - никакой проблемы. Заодно и посмотрите, что к чему там у него… Ради профилактики… А я через отчеты всё проведу, как следует. И 30 %, соответственно, мне.
- По рукам! - сказали ребята, и все выпили по третьей рюмке спирта с медом, тмином и лимоном, который так хорошо готовила любовница главврача - медсестра Ниночка.
И начали парни строгать. Родственники исправно собирали деньги, больные переживали свой личный апокалипсис, а главврач надзирал, оформлял и прикрывал. Всё шло отлично: не успевали вкатить коляску, разрезать, подождать минут двадцать, чтоб перед младшим персоналом не светиться, зашить и выкатить - а деньги уже делились на три пачечки в одном из кабинетов.