3
Дорога обогнула озеро справа и потом раздвоилась. Помня наставление приветливой женщины, я оставил без внимания поворот влево. Но после этого поворота дорога дала еще несколько ответвлений и вправо и влево, заставляя меня каждый раз останавливаться и гадать, которое из них считать прямым продолжением дороги. Скоро лес кончился, открыв моим глазам вид на новые поля, однако деревни все еще нигде не было видно. А часы уже показывали половину пятого.
Можно было спросить о деревне у людей, убиравших сено в стороне от дороги, но я не спросил. Я даже не подошел к ним, продолжая идти своей дорогой. Их там было так много, и мужчин и женщин, что они уже успели сметать огромный стог из утреннего укоса и теперь свозили остальное высушенное сено к другому начатому стогу. И оттого, что их было много, я не решился сойти к ним с дороги. Среди такого множества русских мог оказаться тот самый Иван или кто-нибудь из тех, кто побывал в наших лагерях. А я хорошо знал, что несла мне подобная встреча. Поэтому я продолжал шагать к своей женщине без лишних расспросов.
Но, пройдя еще километра два, я вышел к новой развилке, возле которой застрял минут на десять. Дорога моя разделилась на две такие схожие по ширине и наезженности дороги, что трудно было угадать, которая из них главная. К тому же и отклонялись они вправо и влево одинаково круто. Я оглянулся. Но те, кто стоговал сено, уже пропали из виду за холмами. Спросить было некого. Пришлось идти наугад. Помня, что влево мне идти не советовали, я пошел по правой дороге.
И опять-таки она оказалась длинной, ведя меня среди возделанных полей с холма на холм, из перелеска в перелесок. Удивительно, какой огромной оказалась их Россия!! Стоило мне слегка шагнуть за пределы своего прежнего пути, как она принялась раскрывать передо мной такие обширные дали, о которых я до той поры и понятия не имел.
Был уже седьмой час, когда я увидел наконец впереди нужную мне деревню. Перед тем как в нее войти, я перебрал на всякий случай в памяти слова, которые мне предстояло сказать моей женщине. Это были все больше новые слова, уловленные моим ухом здесь на их разных собраниях и собеседованиях. Этими же словами, надо полагать, изъяснялась и моя женщина. А потому они должны были хорошо на нее подействовать.
Я появлялся перед ней внезапно, как шило в мешке, и после некоторого воздействия на нее словами вежливости выкладывал перед ней всю подноготную: "Вот видите, в какие отдаленные места я не побоялся забраться! И все ради того, чтобы увидеть вас. А это чего говорит? Это говорит того, что никакие расстояния не могут меня остановить, когда дело касается вас и всего прочего, что к вам относится. А что касается меня, то могу заверить, что коммунизмом я уже проникся. Это доказано соревнованием на четвертом этаже, где я выиграл. (О пятом этаже не будем говорить.) И если раньше я недопонимал, то теперь все допонимаю. Так что можете быть спокойны - теперь я вполне сплочен и знаю, что к чему. Вас я не тороплю. Я понимаю, что женщине надо свое выдержать, и готов потерпеть еще немного, тем более что срок моего пребывания в России еще не истек".
Такое примерно наметил я ей сказать и после этого вошел в деревню. Это была уже третья русская деревня, в которую я входил в тот день. Прежде всего я стал искать глазами на домах надпись "Контора", чтобы обратиться туда за разъяснениями по поводу приехавшего к ним депутата областного Совета. Не найдя надписи, я стал приглядываться, у кого бы спросить о моей женщине. Но пока что мне попадались только дети.
Сидела, правда, в одном дворе молодая женщина, кормившая грудью ребенка, но я постеснялся к ней подойти. Две маленькие девочки с мальчиком подвязывали возле другого дома к нижним сучьям толстой березы веревку для качелей. Дальше, у следующего дома, пожилая женщина снимала с веревок высохшее белье. У нее я тоже ничего не спросил, но, глядя на нее, подумал, что все это выглядело очень похожим на то, что я сотни раз видел у нас в Суоми. Оставалось только удивляться, почему там не дано было знать о такой удивительной схожести? Почему бы, например, этим ребятам не покачаться на качелях вместе с финскими ребятами, а финским ребятам почему бы не покачаться вместе с русскими? Почему бы этой молодой женщине, кормящей грудью ребенка, не посидеть рядом с такой же финской женщиной? Разве не нашлось бы у них, о чем друг с другом поговорить, пока их крошки тянули бы из их мягких грудей теплое молоко?
Думая так, я продолжал идти вдоль улицы деревни, высматривая подходящего для расспросов человека. Наконец у одного дома я увидел за низким забором в палисаднике старика, проверяющего какие-то черенки, привитые к срезанным сучьям старой рябины. Судя по возрасту, он вряд ли мог оказаться тем страшным Иваном, да и в лагерях наших едва ли побывал. Я подошел поближе к забору и спросил его:
- Скажите, пожалуйста, будьте в извинении, это Заозерье?
Он взглянул на меня с удивлением и спросил:
- Как?
Я повторил свой вопрос уже короче:
- Это Заозерье?
Он подумал немного и ответил:
- Заозерье-то Заозерье. Да тут все кругом Заозерье. Вам какую деревню нужно?
На это я не знал что ответить и некоторое время помолчал. Но потом решил, что ответить все же что-то надо, и стал ему объяснять все, как оно было:
- Я из Ленинграда приехал в колхоз "Путь коммунизма" к Надежде Петровне Ивановой. Не слыхали про такую?
- Нет, не слыхал.
- Она депутат областного Совета. Я приехал в колхоз "Путь коммунизма", то есть к ней. А она в Заозерье поехала, то есть к вам. Вот я и хотел узнать, где она. Здесь она не была?
- Не знаю, мил человек. Пожалуй, что и не была.
- Где же мне ее найти?
- А ты у бригадира спроси. Он по телефону у конторы может справиться.
- А где бригадир?
- Вон там, третий дом будет от большой березы.
Я зашел в третий дом от большой березы и спросил о том же самом у бригадира. Бригадир сказал, что тоже ничего не знает, но позвонил при мне в главную контору. Оттуда ему ответили, что такая к ним не приезжала. Вот как повернулось дело! Я сказал:
- Как же так? А мне там, за озером, сказали, что она сюда поехала.
Бригадир пожал плечами, явно мне сочувствуя, и в то же время спросил:
- А точно ли сюда? Может, не в наш колхоз, а в "Свободный пахарь"? Вы там не узнавали?
- А где это?
- Значит, не узнавали. Вы по дороге развилку встретили? Так вот: влево - это к ним. Там оно и будет - Заозерье. Они прямо за озером находятся, если в их сторону от Кормушкина смотреть. А мы - правее.
- Вот как. А туда далеко от вас?
- Километров десять будет.
- О-о!..
- А вы заночуйте у нас и утречком пойдете.
- Заночевать?
- Да, в комнате для приезжающих.
- Для приезжающих?
- Да. Что это вы все удивляетесь, будто с другой планеты прилетели? Документы у вас есть?
- Есть…
- Ну вот. Покажите их мне для порядка, а я вас к Никитичне поставлю.
Я помедлил немного. Но это был молодой парень, и вряд ли ему пришлось воевать, а тем более сидеть в наших лагерях. Я показал ему свой паспорт, выписанный мне на один год. Его, кажется, ничуть не удивило мое финское происхождение, но все печати и штампы, подтверждающие мое проживание и мою работу в Ленинграде, он осмотрел довольно внимательно, а потом сказал:
- Пойдем.
И мы пошли вдоль деревни к месту ночлега. По дороге я сказал ему:
- Если я останусь у вас ночевать, то не застану ее там завтра.
Но он успокоил меня:
- Застанете. Далеко не уедет. Не дальше какой-нибудь соседней деревни в том же колхозе. Депутатские дела - они такие.
- Да?
- А как же! То вдову какую-нибудь пенсией обидели, то мать на детей пособия не добьется, то братья вздумали хозяйство делить и заспорили. Да мало ли в жизни неполадок! А ей как депутату - разбирать. Застанете. - И, подумав немного, он спросил: - А вы только депутатскими делами интересуетесь или и хозяйственными тоже?
Я ответил, что да, конечно… в некотором роде… почему бы нет? Да, хозяйственными - тоже. И, вспомнив кстати советы Ивана Петровича, я еще раз повторил, что очень даже интересуюсь. А как же! Это главная моя задача - узнать поближе, как и чем живет русский народ. Да, да, именно ради этого я сюда приехал. А зачем же еще? Смотреть и узнавать - это для дела дружбы хорошо. Так я ему ответил на его вопрос. И он сказал:
- Правильно. Для дружбы надо встречаться, видеть, разговаривать. А у нас найдется на что посмотреть. Народ хороший. Техникой помаленьку обзаводимся. Доярки приборы осваивают электродоильные. На днях льнотеребилку новую получили и льномялку. Завтра утром заглянете ко мне - покажу.
Я слушал его, идя рядом, но про себя думал, что едва ли загляну к нему утром. И еще я прикидывал в уме, как быть, если я и завтра опять ее не застану? Тогда, пожалуй, лучше вернуться на станцию и уехать в Ленинград, а дня через два-три опять наведаться в ее колхоз. Да, именно так и придется поступить. Заметив деревенскую лавку, я спросил бригадира, можно ли тут у них купить чего-нибудь съестного. И он ответил:
- Все у Никитичны достанете.
Нет, он не желал мне зла, конечно, хотя и выяснил из моего паспорта, кто я такой и откуда к ним прибыл.
Он провел меня к домику пожилой доброй женщины, которой сказал:
- Принимай-ка, Никитична, гостя из Ленинграда. По ошибке не в тот колхоз попал. Ночевать его устрой, да и покормить не забудь.
И спустя час я уже ел у нее вкусный мясной суп с рисом и гречневую кашу с маслом и молоком. А потом она провела меня в заднюю комнату, где стояли три железные кровати с чистыми постелями, и сказала:
- Выбирайте любую.