* * *
Жизнь мелькает. Люди входят и выходят, умирают и родятся, расцветает, отцветает весна, гибнут и снова воскресают надежды.
Светлый экспресс летит. Его дорога бесконечна, но и бесстрашие его безгранично. Порой он рушится с мостов в воду на всем ходу. Стоны, крики, смерти… Но снова из глубин бешено вырывается неугомонный поезд, дышит пламенем, поет сталью, колотит и режет камни, врывается прямо в утесы, сверлит их грудью.
Он весь изранен, он полон горя, но, железно-суровый, он скрыл, схоронил в своем пламенном сердце всю боль небывалой дороги… и поет, мятежный, он поет совсем не о былом, совсем не о тяжелых надрывных часах, а о грядущих радостных подъемах и полных отваги и риска уклонах.
Моя жизнь
Велика в прошлом, бесконечна в будущем жизнь моя.
Много столетий я не запомнил. Помню лишь, когда ходил закованный и был привязан к тюрьме моей – работе.
Это я двести лет тому назад бил и разбивал машины. Это я, еще весь человеческий, восстал против холодных недругов своих. Я отдал тогда всю страсть свою этому железному единоборству; я тогда призывал богов на помощь себе и все же в борьбе потерял не одну голову. Я отчаивался тогда и бросался на отточенные резцы машин, крошил их, но и сам бился в тисках металла.
Это я сто лет назад залил улицы мировых городов своей кровью и развертывал знамена со словами восстания и мести.
Это я же бился потом и терзал свое собственное тело по ту и по эту сторону границ.
И теперь опять я, и уже как будто вновь рожденный, иду в строю. Все проходит через мои руки и орудия. Создаю виадуки, дороги, машины, микроскопы. Через пульс моего станка и штрих моей пилы я ощущаю самые сокровенные мысли.
Я – носитель беспощадного резца познания.
Всюду иду со своим молотом, зубилом, сверлом. По всему миру… Шагаю через границы, материки, океаны. Весь земной шар я делаю родиной.
Стою перед рабочим домом в Берлине. Стою и восторгаюсь: вот мой громадный, мой тяжелый, неуклюжесильный дом. И все в нем мое: и входная арка с высеченным молотом, который рвется из камня и просит песни, и наковальня на столе секретаря, и шеренги товарищей, идущих взад и вперед.
Вхожу в кооператив в Манчестере и дрожу от радости: мое! Рожденное вдали, но по созвучью с моим, близким.
Я под сводами парижской Биржи труда, прокопченной и черной. Сначала чужая, выстроенная на чужие, нерабочие деньги, она стала наша, и ее прокопченные стены сделались символом надорванной усталой силы.
Несчастье… Яма, могила… На юге Африки взрыв. Тысяча жертв. Это – удар, это… мне удар… в самое сердце.
Бездымные шахты, покрытые пеплом… Это на краю света памятник моему раненому, моему мировому сердцу.
Умерло мое вчера, несется мое сегодня, и уже бьются огни моего завтра.
Не жаль детства, нет тоски о юности, а только – вдаль!
Я живу не годы.
Я живу сотни, тысячи лет.
Я живу с сотворения мира.
И я буду жить еще миллионы лет.
И бегу моему не будет предела.
Мы всюду
Нас небольшая толпа.
Но мы всюду.
Мы избороздили тысячи верст по болотам, лесам и говорили с живущими в юртах. Мы им рассказывали много чудес о пароходах и дамбах.
Ох, как они были довольны.
На прощанье мы им сделали идолов.
Таких, каких они просили.
Но в глаза мы всадили рубины, а головы идолам подняли.
Идолы смотрят через тайгу вдаль.
Туземцы обезумели.
По тайге и болоту зашумели новые песни.
"Надо выше поднять наших идолов. Идемте искать гор для наших богов", – запели живущие в юртах.
Вот смотрите: они идут с запада к востоку, к большим горам. Они верят, что найдут эти горы. Они взойдут на вершины и водрузят там богов своих.
Мы скоро убежали от них и не сказали им, что с восточных гор будет виден океан и Новый Свет.
Мы бежали и в долинах нагнали полки солдат, идущих на битву. Мы, сорванцы, без шапок, в одних блузах, бросили их барабаны в воздух, оборвали команду, остановили армию: "Товарищи, стоп!"
Армия замерла, но не вышла из строя. Самый младший из нас схватил рубильник, который всегда носил с собой, и начал включать.
Армия снова пошла.
Миллион людей без барабана, без музыки шел в ногу.
Наш мальчишка крикнул им: "Верите ли вы, что пройдете со своим миллионом сквозь хребет, что растет перед вами?"
"Мы не верим, мы… знаем теперь", – загремели ста* рики солдаты.
А мальчишка радостно хохочет и кричит им, уходящим в гору: "Это я сделал из вашей груди железо, а из армии – великана-машину!"
Мы убегали от солдат и издали им пели:
"А винтовки ваши ни при чем!"
Через полчаса мы всей нашей тысячей летели в одном поезде через Европу и прямо правили на океан.
По пути всюду, особенно в селах и полях, нам выкидывали тревожные сигналы: "Остановитесь! Через океан нет мостов, и туннель еще не прорыт!"
Но мы были влюблены в свой поезд.
И что же:
– Мы заставили весь мир поверить в железный призрак: поезд несся по воздушным рельсам.
Нас встретили миллионы товарищей в Новом Свете.
Мастерские там тянулись на целые мили. В них делали все, начиная с мостов и кончая оптикой.
Директора заводов собрали всех нас на митинг и говорили о новой индустрии:
"Мы гордимся Новым Светом. Мы создали новую машинную пластику, недоступную древним. Мы создали работников, любящих резец и микрометр".
Директора знали, что мы по-своему привязаны к машине.
"Мы тоже приверженцы этого мира!" – крикнули мы к эстраде.
"Да? Попробуйте это доказать".
Мы не заставили себя ждать: наши молодые сорванцы в тот же вечер кинули из Чикаго депеши всему Старому и Новому Свету, и на другой день во всем мире в одну и ту же минуту прогудели сирены.
Это была первая мировая музыка.
А теперь смотрите: есть ли уголок земного шара, где дремлют и не говорят о чудесах переворота?
Наш праздник
Мы хотели, чтобы наш выход из земли был чудом.
В подземные ходы мы заложили горы мелинита.
О, мы уверены, что взрыв был слышен на Марсе.
Земной шар застонал и бился в агонии. Весь мир на мгновение замер. Но через лаву, пепел и дым мы вырвались своим быстрым миллионом из подземелья.
Были бешены, рвали и метали. Залили целые мили нашей толпой.
В рабочих куртках, в синих костюмах, в нашем защитном индустриальном цвете.
Мы смеемся, мы молодо хохочем. Покрыли землю тысячью прожекторов. Пусть знают во всей вселенной: на нашей планете едут по миру посланники чудес и катастроф.
– Песни!
– Музыки!
– Оратора! – загремели было толпы.
– Ни песен, ни музыки! – заревели железные мосты и постройки.
Наши создания – башни, рельсы, виадуки – подняли гул:
– Мы просим слов, слов новых, вековечных… железных.
– На эстраду! На эстраду! – закричали мы.
Минута – и по воздушным рельсам, за небеса, выше гор, на неведомую трибуну мира помчался силач-локомотив.
Он несся, пылая…
Впереди он воздвигал молнии и радуги синего дрожащего света.
Радуги строились в небосклоны. Купола новых небес теснились друг на друга, в эфире вырастал лучезарный туннель и все манил, все манил нашего железного делегата выше, все выше.
Локомотив рычал, радостно стонал и бил по воздушным рельсам.
И чудо: он не уменьшался, он рос.
Железные лязги всё громче.
Каскады железного рева заглушали смерчи и бури, схоронили весь гомон ярмарок, заводов, военных снаряжений, заставили забыть землетрясения и вулканы.
Вверху гремел над нашими толпами агитатор труда.
Он бил по рельсам, как по струнам.
С железного Монблана неслась в наши рабочие толпы воздвигнутая нами поэма… восторженный крик машины, торжествующая песня кованого металла:
– Миллион!
Мой отец и ученик мой.
Мое дитя и родитель.
Я… угрожаю!
Твоим именем, стальной душой твоей, твоим смелым телом, бесстрашным чудесным мозгом твоим, твоей пылающей улыбкой и железным замахом твоим…
Я угрожаю!
Ко мне, ко мне, миллион, твое внимание.
Я знаю, чего ты ждешь.
Ты хочешь переворота… катастрофы.
Я делатель, я автор катастроф!
Она – пришествие.
Она – крушение.
Провал миров.
Явленье новых.
Но, миллион мой, ратник инструмента, мой гений рычага, мой друг.
Гордый и спокойный.
Я гремлю на весь мир твоим голосом и всему дрожащему, всему паническому, грожу своим железным неумолимым расчетом:
Катастрофу я рассчитал до секунды и до миллиметра…
* * *
Тише.
Считайте секунды.
Огонь доходит до светопреставления…
Пар грозит безумьем взрыва и грохота…
Смотрите: на небе – манометр. Он победно говорит о решительном кануне.
Мгновенья…
Последние…
Локомотив мгновенно титанически и мятежно вырос. Он восстал.
Рельсы загремели радостью и ужасом риска…
* * *
– Мальчик, мальчик, выключи!
Выключи.
Это пока репетиция…
– Сделано!.. – произнес малютка среди полной тишины и картавым детским голосом спокойно сказал:
– Теперь мы готовы к этому чуду в каждое мгновенье.