Струнку любви задело вовсе не подглядывание, а маленький эпизод. Карина собиралась на вечеринку. Расчесывала свои рыжие космы, достающие до попы, а ласковые наэлектризованные волоски тянулись к расческе, распушались, не слушались. Глеб угрюмо шарился в бабушкиных тайниках по части абрикосового джема. И косился на сестрицу, ожидая, что вот сейчас она затянет свою блестящую рыжину в скучный конский хвост. Но Карина оставила волосы как есть. Потом разложила запретные игрушки - мамину коробочку с тушью, огрызки теней, румян, еще бог знает чего. Ковырялась в этом добрый час, как лаборант в анализах, смешивала, слюнявила пальцы… И вдруг родилась из пены - сразу в черном шелке, в бусах. Сунула в пакет мамины туфли, скользнула в шубу - и была такова. Она знала, что ей ничего не будет от взрослых - сиротке прощались грешки. В тот вечер она потеряла бусы, и, вернувшись, рыдала в ванной; по радио гундели последние ночные известия, Глеб гнездился на стуле и боялся пошевелиться и разрушить хрупкое счастливое томление. Потому что никаких печалей у него не было: шел густой мохнатый снег, ночь светилась, бабушка спала, Эльку забрала мать, а он глотал сладкий дух ожидания новогодних праздников. Только у Карины что-то не заладилось. Среди присутствующих Глеб всегда устремлял внимание на самого грустного. Это и решило его участь лет на шесть. Поводов для ревности почти не было: Карина не водила своих мальчиков в дом. Лет с шестнадцати она уходила в гости на недели и месяцы. Появлялась набегами, выгребала из запасов картошку, сосиски, колбасу. Глеб завороженно смотрел на загулявшую сестрицу - она же в классическом презрении "трудного возраста" к младшим отрезала: "Че уставился?" Прошли времена, когда она тетешкалась с ним, строила ему городки и короновала его на царствие среди "цуциков", мастерившихся из расчлененных прищепок. Теперь она перестала понимать его птичий язык, пошла по Аниным кривым дорожкам. Гены сработали, и бабка с примерным фатализмом отпускала внучку на все четыре стороны, что было заказано Эльке и Глебу. Потом, правда, внучок догнал и перегнал загульную девочку под ее же чутким крылышком, и они снова стали друзьями. Друзья у Глеба появились и в сестрицыных темных компаниях, где никто не работал и никто не спал, но слушали "Джефферсон Эрплейн". Нужны были ему деньги ли, ночевка или просто чувство поднятого забрала - Глеб никогда не был обделен в этом кругу, и в том заключался неписаный закон.
Эпоха та прошла, Глеб оставил старые пристани, а Карина, как и положено, окунулась в мещанство. Дверь открыла ее быстроглазая свекровь. Глеб думал отделаться легким испугом и откланяться, ибо свидетелей не планировал, но та приветственно защебетала, извлекла из поддиванных запасов бутылку кислого вина и усадила Карину и гостя вокруг себя и своих громких историй. Карина показала Глебу заговорщический глаз, дав понять, что все, им сказанное, может обратиться против него, а маленькая черная женщина (волосы, глаза, брови - все вороново крыло) с тугой и похвальной для таких лет фигурой энергично жаловалась на запойного мужа. Это был ее обычный досуг.
- Кстати, Карюш, мне тут предложили жуткий народный способ, но в отчаянии я могла бы на это пойти! Ловишь обычную серую мышку, вымачиваешь ее сорок дней в водке - и даешь выпить мужику. Говорят, пить перестанет. Как тебе?!
- Жить тоже, может, перестанет, - деликатно предположила Карина. - Не боитесь?
- Боюсь, конечно! Тем более что квартира его мне не достанется, наследников у него хватких хватает. И заживу вместе с вами. Устраивает такой исход дела?
Она хрипловато-победоносно похихикала и наконец удалилась - гугукать над проснувшейся внучкой и азартно ворчать на теледикторш за их вологодский говорок.
Карина быстро перешла к делу:
- Рассказывай все. Не по порядку, как хочешь - где бродил, чего искал.
- Ты чего-то потемнела, щеки опали…
- Спасибо на добром слове. Гормоны, лактация, пигментация, сам понимаешь.
- Ты еще не хочешь расстрелять свекровь из спрятанного в чулане обреза? Знаешь, один японец переутомился однажды на работе, пришел со смены домой и перебил всю семью. Кто-то ему слово поперек сказал, вот он и огорчился, нервишки сдали.
- Чулана у меня нет, - рассмеялась Карина, - в три смены я не работаю, бить предпочитаю руками, к оружию привычки нет. И вообще все у меня хорошо, хотя тебе и трудно в это поверить. Всем трудно поверить. Вот я сижу, не высовываюсь.
- Тебе снится твоя мама?
- С чего бы это?
- Ну тебе хотелось бы ее увидеть, хотя бы во сне?
- Нет. Ты это к чему?
- Ты плакала о ней когда-нибудь?
- Не помню… я же ее не знала. Это что - допрос резидента? Ты завтракал сегодня?
- Ты хотела бы ее встретить теперь?
- Да отстань ты! Я боюсь призраков.
- Живую.
- Зачем?!
- Господи, да из любопытства!
- Че пристал? - от волнения она огрызнулась совсем как в детстве.
- Почему она погибла, ты знаешь?
- Что, с дуба рухнул?! А ты подзабыл? Погибла в автокатастрофе.
- И все?
- А что, этого, думаешь, маловато? При чем здесь моя мать, зачем эти идиотские вопросы?!
- Ладно, потерпи, у меня последний, - промямлил Глеб, и он с гадливой гримаской помахал выкраденными у Филиппа часиками. - Узнаешь?
- Откуда они у тебя? - умилилась Карина после внимательной паузы, когда, близоруко прищурившись, подозрительно рассматривала вещицу.
- От Филиппка.
- С Филиппом теперь дружишь? - удивилась Карина.
- Я-то нет, а вот ты, судя по часикам, с ним водилась когда-то. Кстати, у него девочка завелась. Не приревнуешь?
- Отчего ж… Девочки всегда были его слабостью. Тайной, правда. Фил умел блюсти реноме.
- Какие открытия! Кто бы мог подумать. Наша бабуля очень бы огорчилась…
- Кристальный человек наша бабуля. Она не нарадовалась, пока я жила у Фила, думала, так надежней, друг семьи все-таки. Филипп каждый день звонил ей и докладывал о моих успехах в испанском, о подготовке на филфак… якобы. Иногда прямо из постели и звонил, непросохший…
- М-да! Какого черта ты с ним связалась? Старый конь борозды не испортит - так, что ли?
- Много будешь знать - скоро состаришься. И вообще что ты понимаешь в зрелых мужчинах, - расплылась Карина в раскрасневшейся улыбке.
- Красненькое тебе явно на пользу, - не удержался Глеб, - все лицо как одна сплошная веснушка, а на ней еще маленькие плодятся. Кстати, помнится, ты хотела покончить с конопатостью? Ты забросила эту идею?
- Пошел ты…
- Расскажи мне какую-нибудь сказочку про Филиппа.
Глеб быстро описал пресловутую подслушанную мизансцену, которая, однако, не произвела на сестрицу сильного впечатления.
- Ничего удивительного. Фил всегда точил на папочку зуб, - ответила Корри, невозмутимо доставая с полки вазочку с печеньем и отодвигая свекровкину бутылку с кислой мутью. - Фил завидовал папашиному разгильдяйству… я уверена, прежде всего он обвинял нашего daddy… Хотя сие большая глупость. Господи, но если вспомнить, как Фил изображал благородный гнев по поводу брошенной Ани со мной в брюхе… он ведь считал, что я от нашего папаши…
- Да?!
- …и думал, что тому легко все сходит с рук, никогда в жизни пальцем не пошевелил, а как сыр в масле катался. О, Фил еще тот классовый обличитель - в кулачок, шепотом, перед телевизором и стаканом. Он так любил говорить, что всего в жизни достиг сам, вылез на карачках из нищего детства, вкалывал грузчиком… Мать у него умерла рано, отца не было, приходилось кормить себя и брата, даже костюм было не на что купить, на танцы не пойти и с девушкой не познакомиться. Эту песню я выучила назубок. И вот теперь он, скромный труженик, вышел через тернии в люди… У него профессий, по моим подсчетам, больше дюжины, но обычно он называл себя ювелиром. "Волшебником серебра", ни больше ни меньше, от скромности не умирал, во всяком случае - передо мной. Да и с какой стати… Но отцовское порхание по жизни не давало ему покоя, любой человек, которому с рождения была дана некая доля благополучия, его бесил. Это так понятно… Я не думаю о нем плохо, здесь другое. Я во многом даже благодарна ему. Сгоряча начал обучать меня ювелирке, мол, будешь ученицей. Ну какая из меня ученица! Он все время внушал мне мысль, что я вроде Золушки в нашей семье, и когда-нибудь это пойму, и мне нужно как можно скорее получить профессию, образование, чтобы не пропасть в мире, полном опасностей и испытаний… и подобные глупости. Что мне необходимо жить отдельно от вас, а иначе в один прекрасный день я увижу, что - как он выражался - пирог делят не поровну. Знаешь, он на все смотрел с колокольни обиженного мальчика. А я, конечно, тогда смотрела ему в рот. Сценарий "отверженной" крепко засел мне в голову. Потом…
- А как насчет рассказов о мамочке? Долгими зимними вечерами.
- Никаких рассказов! Ни слова.
- А может, ты все-таки его дочь? Ведь так могло случиться?..
- Знаешь, эдипизм, конечно, краеугольный камень классического психоанализа… - Карина скорчила веселую язвительную гримасу. - А ты тогда мой внебрачный сын. Знаешь, в Бразилии девочки иногда беременеют лет в шесть. Так что я вполне могла успеть… Послушай, ублюдок малолетний, никто мне никогда не верил, но меня действительно не травмировал вопрос отцовства и материнства! Мне было плевать. Я не плакала в подушку о мифической маме. У нас с тобой была общая мать и общий отец. Для тебя это новость?