Кажется, человек сидел перед тобой в полуметре, ты сканировал его взглядом до последней морщинки, складочки, выпуклости. Кажется, и запечатлеться он у тебя в голове должен, как никто другой, а ничего подобного. Ибо ты выжимку делал из его лица, создавал нечто особенное по своей природе, а вовсе не копию! Так же и с мадам вышло… Удачный получился портретик. Оригинал я ей отдал, а сам уже по памяти дома быстренько ещё один набросок сделал. Образ с образа. Что-то меня удерживало в ней, в этой моей крестьяночке, как я её для себя назвал. Эти её глаза, что ли, чистые, словно после бани, кожа на лице – упругая, будто маска натянута, и маленькие, такие хрусткие ушки в пуху льняных волос…
– Почему я не видела этой работы?
– Люси! Во-первых, я прекрасно знаю, как ты относишься к моим натурщицам…
– Мне уже давно всё равно.
– Во-вторых, ты тогда как раз в больнице на обследовании лежала. В-третьих, мне вдруг предложили поучаствовать в выставке "Лица". Я за пару деньков довёл до ума эту мою "колхозницу" и отнёс в комиссию. И совершенно неожиданно для меня эта шутейная картинка стала "иконой" выставки. Попала и на телевидение, и в областную газету. "Упорхнула" от меня. И тут началось!..
– Фанфары, премии, награды?..
– Не надо, Люси. Иногда и мужчины плачут!.. Приходит в Союз гневное письмо от этой замечательной селяночки, из которого она предстаёт вот уж совершенно не в образе, увиденном мной и запечатлённом на картоне. Тигрица, медведица какая-то из конверта вырвалась, пантера!
"Я, – пишет, – спортсменка, активистка, пять лет подряд избиралась секретарём парторганизации (господи, когда это было-то?), имею грамоты и медали…" И вот поганец художник опозорил такую расчудесную на всю область… Хотя, Люси, портрет был без подписи. Не всякий бы её в ней и узнал. Просто абстрактный образ сильной, волевой, по-своему красивой русской женщины из народа.
– Ключевое слово – "по-своему".
– Ну да, естественно. Я писал её отнюдь не комплиментарно. Я тогда творчески завёлся. Самоконтроль потерял. Писал с неё то, что меня поразило, взволновало в ней. Не подумай ничего такого, Люси! Это было волнение совсем другого рода…
– Я уже давно ничего не думаю.
– В том письме она писала, что она за тот мой портрет деньги мне заплатила только для того, чтобы никто больше его не увидел. Сразу после сеанса зашла за угол, порвала в клочья и выбросила в урну.
– Какие эмоции! Даже интересно стало, чем же он ей не понравился?
– Я, говорит, была депутатом, руководила самодеятельностью, участвовала в телепередаче "Поле чудес"…
– Ага, уже начинает проясняться.
– Что, Люси?
– Просто несчастная женщина. Одна по городу бродила. И спортсменка и партийка – это всё в прошлом. И о детях, о муже в том письме, конечно, ни слова…
– Ну да…
– А тут ещё всякие живописцы в душу лезут…
– На суде я к ней подошёл, извинился. Она побледнела, вскочила на ноги и принялась бить меня сумкой по голове.
– Как сумкой?
– Ну, как это обычно делают женщины, отбиваясь от хулигана…
– В сумке, надеюсь, кирпича не было?
– Я руками прикрылся.
– И это в зале суда? Куда глядели приставы?
– Суд ожидался интеллигентным. Были приглашены два эксперта, искусствовед, мои друзья-художники. Намечалась содержательная дискуссия…
– Это на одну бедную женщину?
– Конечно, все были в шоке.
– И что же присудили тебе, провидцу-духовидцу?
– "…Картину считать произведением искусства… Изображение женщины на картине…. не связано с личностью Любови Сергеевны Варенниковой… Иск отклонить…"
– Небось дама апелляцию подала?
– Не знаю. Если что, повестка придёт.
– Слушай, гражданин подсудимый, а может, просто-напросто ты совершил художественный промах? Может, ты не образ нарисовал, а образину?
– Обижаешь, Люси. Первая премия на выставке. И вообще, людям нравится. Пойдём, я тебе покажу. Отличный портрет! Эта Любовь Сергеевна когда-нибудь почиёт с миром, а её из-обра-жение будет жить, не скажу, что вечно… Хотя чем чёрт не шутит… Помнишь Шопенгауэра? "Мир – это лишь воля и представление!.." И вообще, Люси, глазами художника на землю смотрит Бог!..
– Я замёрзла.
– Минутку, минутку… Посиди ещё немного.
– Что это ты вдруг лист переменил и за карандаш опять схватился?
– Мысль пришла: нарисовать образ с образа! Интересно, что это за фрукт такой – образ в своей глубинной сути?
2. АЗБУКА БРАЙЛЯ
– Помнишь, Люси, ты мне рассказывала, как тебе, двухлетней, чтобы ты не плакала в одиночестве, давали том энциклопедии. Я представляю: ребёнок с огромным фолиантом на коленях! Переворачивает страницы, смотрит картинки… Девочке два года… И этот бумажный кирпич… Она сидит в углу дивана, обложенная подушками, чтобы не свалилась, и самозабвенно листает… Если бы это была не ты, то я бы подумал – выдумка. А вот и нет! Это была ты, Люси! Двух лет от роду…
– Тогда мне было уже три.
– Три? Это мало что меняет. Пусть будет три, четыре… В такие лета, в лучшем случае, можно буквы выучить и слова типа "мама"… А тут БСЭ!.. Весь опыт человечества!..
Со стаканом только что сваренного на печке глинтвейна он влез на деревянную стремянку с сиденьем наверху, вытащил наугад тяжёлый тёмно-синий том, устроился под потолком поудобнее, раскрыл его и прочитал:
– "Пекулярное движение звёзд – перемещение звёзд в небе, обусловленное их действительным движением в пространстве…" Мамочка моя!.. Ведь и сейчас ни слова непонятно… А что же тогда тебя здесь занимало?..
Сидя у печки в кресле с кочергой в руке, она поколачивала головни и сгребала угли к стенкам.
Заканчивался обыкновенный зимний вечер на даче, когда по лесу гулять уже поздно, а за сериалы садиться – рано. Мороз потрескивал в "суставах" старого строения. Пахло крепким кофе и будто бы подогретыми духами "Cherry".
– Вот скажи мне, Люси, как объяснить увлечённость младенца непонятной книгой?
– Как, как… Смотрела в книгу, видела фигу.
– Шуточки неуместны, Люси. Ребёнка не обманешь. Никакой фигой не заинтересуешь. Ты была захвачена чем-то очень серьёзным. Ты была буквально зачарована, не так ли?..
– И ни одной странички не порвала!
– Вот я и говорю, не игрушкой вовсе это было для тебя. Нет, не игрушкой. Можно было бы отнести это к чисто женскому началу. В таком роде, что девочка с книгой – это вам не девочка с персиками. Такая-то особа гораздо более привлекательна. Элемент кокетства можно было бы допустить, если бы не твои младенческие лета. Хотя нет, слушай, Люси, а не рождается ли кокетство вместе с девочкой? В три-четыре годика девочки уже сами катают колясочки и кормят, укачивают кукол. Вот и книга у девочки на коленях не была ли атрибутом некоего образа для привлечения внимания к себе, чтобы все заговорили о таком милом ребёнке, чтобы он прославился и получил преимущество по отношению с другими. Женское соперничество, стремление к лидерству пронизывает вашу жизнь насквозь. Женщины находятся в состоянии борьбы друг с другом ежеминутно, не так ли Люси?
– Тебя занесло на поляну замшелых сексистов. У мальчиков разве не так же? Эти ваши сражения на палках, споры ни о чём, вечные драки…
– Значит, всё дело в книге, и только в ней! Значит, эти тысячи страниц текста в картонном переплёте испускали какие-то токи, магнитные поля, ещё не поддающиеся измерению, как когда-то гравитационные волны. Гравитацию открыл ещё Ньютон, а прибором измерили эти колебания только через двести лет…
Он захлопнул том и отстранил его на расстояние вытянутых рук.
– Книга притягивает взгляд – с этим ты не будешь спорить, Люси? Запах книги приятно туманит сознание. Волнует тяжесть книги. Ребёнок всё это переживает безотчётно. Как ты думаешь, не в этом ли разгадка нашей с тобой воображаемой картины "Девочка с фолиантом"?
– В твоём глинтвейне разгадка. Воображение разыгралось…
– Обижаешь, Люси! Я давно над этим думаю.
– Не ты первый. Тоже ещё лет сто пятьдесят назад кто-то там "имел благородное побуждение к чтению книг, содержанием которых не затруднялся".
– Ба! Гоголевский Петрушка! Замечательная память у тебя, Люси! Я просто восхищён. Цитируешь, как по-писаному. Не результат ли это фундаментального образования в сосунковом возрасте?
– Это результат трезвой жизни.
– Насчёт Петрушки – отличная мысль, Люси! Петрушка был первым человеком на Руси, кто овладел скорочтением. Чудесно, Люси! Читательский опыт Петрушки вовсе не достоин осмеяния, как и твой в молочном детстве. Всё это лишь подтверждает моё предположение о книге, как источнике особой энергии, передающейся без проводов, квантами…
– Напиточек действует всё сильнее…
– Постой, постой, Люси! Азбука Брайля! Да! Вот! Замечательно! Ведь тогда ты тоже, как слепая, листала эту энциклопедию! И как незрячая, по-своему, всё понимала! Да, невнятно, непроизносимо, но общий дух схватывала и перекачивала в себя – это безусловно!
– Какой там дух! Для слепых печатают специальные книги. Вся страница в пупырышках. Они на ощупь читают.
– Ах, Люси! Как низко с твоей продвинутостью в эзотерике такую интерпретацию давать моей чудесной гипотезе с квантами.
– Ну извини.
– И сейчас, как бы завершая жизненный круг чтения, ты опять приходишь к тому, с чего начала, долго и, со стороны кажется, бессмысленно смотришь в раскрытую книгу, читаешь медленно, с карандашиком. По несколько строк в день этих своих Ледбитеров, Джойотишей, Клизовских… Совсем как тогда, трёхлетняя…