Обо всем этом читал следователь, часто возвращаясь мыслью к старушке Елене Петровне Нововойтовой, которая как раз в это же самое время вернулась домой и радовалась, что успеет приготовить обед своему внуку. Но возясь в кухоньке, она нет-нет да и задумывалась, вспоминая Семена Семеныча Суходолова, в душе тревожась, не случилась ли с ним какая беда. И, конечно, не имела никакого представления о том, что вчера, то есть 25 августа 1922 года, в киевской газете, в отделе происшествий, появилась коротенькая заметка. Скупые нонпарельные строчки сообщали о том, что в одном из темных переулков в районе Еврейского базара был обнаружен труп убитого бандитами жителя Труханова острова гражданина Семыхина.
Эти два, внешне не связанные между собой события: вызов девяностолетней старушки на допрос в московский угрозыск 26 августа и заметка в киевской газете за 25 августа об убийстве гражданина Семыхина - хотя и опередившие многие другие, не менее важные события - имеют особое значение.
Автору даже кажется, что не будь восстановлены эти два эпизода, то разрозненные, случайно сохранившиеся заметки о Леониде Николаевиче Решкове, о его жизни и гибели так бы и остались в записных книжках, от года к году ветшавших и постепенно превращавшихся в никому ненужный бумажный хлам.
Пропасть этим запискам не довелось. Они сохранились, подчас не имеющие ни начала, ни конца, что и не позволяет восстановить строгую последовательность обстоятельств, создавших и погубивших Леонида Николаевича Решкова.
Отсюда - вместо плавного повествования - скачки вперед, шараханье в сторону, стремительное движение к прошлому. Да это и понятно! Жизнь, ведь, не катится по автостраде, а петляет по мрачным переулкам и тропкам.
Как видите, Автор честно признается в сложности предпринятого им труда давние заметки, наброски, кой-какие документы и чьи-то слова превратить в действо под несколько символическим названием "Моль".
Именно это признание и позволяет вспомнить 24 августа 1922 года, когда к дощатой и ветхой пристани, ровно в шесть часов вечера, приткнулся крохотный пароходик, совершавший рейсы между Киевом и Трухановым островом.
Автору точно известно, что пароходишка к Трухановской пристани пришвартовался именно в шесть часов вечера. Если бы это произошло в пять или в семь часов, то многое, о чем будет рассказано дальше, могло бы и не случиться, или случилось бы, но уже где-то в стороне от магистральной линии развития сюжета.
Пароходик пришел ровно в шесть. К шести, в толпу, собирающуюся по самым разным делам попасть в Киев, втесался Семыхин, личность всем чужая на острове, каждодневно пьяная и весьма тёмная, о которой с тревогой шептались жители поселка, проклинали и частенько желали ей погибели.
Основательна ли была такая ненависть к Семыхину? Разбираться в этом вряд ли стоит. К тому же живой Семыхин займет лишь несколько страниц, и потом исчезнет навсегда, вновь возникая только в чьих-то воспоминаниях или в ссылках на его слова и дела.
Хотя сам по себе Семыхин ненадолго привлечет внимание читателя, Автор всё-таки считает нужным сказать: прислушиваясь к осторожным разговорам на острове, легко было догадаться, что он не зря прятался среди тихих поселковых жителей. И потому нечего удивляться радости инвалида, бывшего акцизного чиновника Акима Власовича Петрова, как раз в шесть часов вечера проходившего с удочками мимо пристани и заметившего Семыхина с чемоданом.
- Смотри, Васильевна, - прошептал инвалид жене, провожавшей его к месту рыбной ловли, - гляди-ка: Семыхин, слава Богу, в путь собрался. С багажом. Может, в каком-то другом месте могилу себе найдет.
- Пусть бы так, - ответила Васильевна. - И чего только земля злодея терпит? Вчера, вот, он опять заявился к нашему соседу, ну, к отцу Володи. "Выкладывай, - потребовал, - что у тебя есть! Часы золотые и золотые царские десятки, не жалей, если хочешь, чтоб сын твой в живых остался". А Володя-то, сынок ихний, сам знаешь: белый офицер.
- Вот с чего ночью Семыхин с Варькой бушевал! Раздобыл, видать, стариковские десятки, - задумчиво прошептал инвалид. - Идем, Васильевна.
Они миновали пристань и, не оглядываясь, пошли дальше, толкуя о своих маленьких житейских заботах. И потому, конечно, не знали, что Семыхину попасть на отходящий в шесть часов вечера пароход не удалось по причине весьма простой: в тот самый момент, когда он поднял свой чемодан с земли, кто-то совсем рядом буркнул:
- Погоди! У меня с тобой разговор предстоит.
Семыхин вздрогнул, но не от страха, а от удивления, что нашелся такой отчаянный, который днем не только не побоялся что-то приказывать, но и положил руку на его плечо.
Явно наслаждаясь предвкушением предстоящей расправы с нахалом, Семыхин с ленивой медлительностью оглянулся и… и вдруг заулыбался, растерянно бормоча:
- Суходол? Тоись, товарищ Суходолов! Откуда в наши края попал? А я, вот, смотри, уезжаю.
- Останешься, - вяло произнес Суходолов. - У меня с тобой разговор состоится.
- Да как же? Видишь, я собрался. По делам, значит. Так что будь здоров!
- Ой, чудак! - рассмеялся Суходолов. - Я к тебе, к старому другу-приятелю, в гости, а ты смываешься. Это же невозможно! Я спешил, боялся опоздать, тревожился, ну, думаю, может дорогой товарищ и бывший соратник Семыхин помёр, или, думаю, с ним какой несчастный случай приключился. А он - "будь здоров!" Так же нельзя! Плюнь, и пойдем к тебе. Ты у кого живешь?
- У Варьки. Только, знаешь, решил я с ней кончать. Стерва!
- Стерва? Пустое: она всегда была стерва. Идем! Посидим у Варьки. Закусить у тебя, чай, найдется?
- Закусить? - растерянно спросил Семыхин. - Найдется, а вот водки…
- У меня есть. Варька что? На старом месте? Тогда шагай за мной.
Семыхин покорно двинулся за Суходоловым, а встретившую Варьку поспешил успокоить, что, значит, раздумал он пока уезжать, и вообще привел знакомого и дружка, то есть товарища Суходолова.
- Брось болтать! - остановил его Суходолов. - Я к тебе, ну, по чарке выпить, а потом и за дело.
- Какое может быть дело! - попробовал отшутиться Семыхин, но осекся под тяжелым взглядом гостя, и закричал на Варьку: - Чего глаза вылупила? Подавай на стол!
Варька засуетилась, принесла огурцы, лук и калач. Увидев, что Суходолов вынимает из портфеля бутылку, она поставила три стакана и, немножко потоптавшись, осторожно присела к столу.
Суходолов выбил пробку из бутылки и не поворачиваясь к хозяйке, сказал:
- Ты, Варька, здесь лишняя. Я с ним посижу. Уходи!
Она посмотрела на покорно молчавшего Семыхина, потом плюнула в его сторону и пошла к двери.
- Ладно. Я через час вернусь. Так что водочки и мне оставьте. Хоть на донышке.
- Уходи! - повторил Суходолов. - И не возвращайсь.
- Как "не возвращайсь"!? - взвизгнула Варька. - А где я ночевать буду?
- Где хочешь, - ответил Суходолов. - Хоть под пристанью.
Хозяйка выскочила с проклятиями. Когда ее голос затих вдали, Суходолов сел на кровать и, прищурив глаза, принялся рассматривать Семыхина. Тому это так не понравилось, что на всякий случай он осторожным движением локтя проверил, в порядке ли карман. Убедившись, что всё на месте, Семыхин спросил:
- Ты что глядишь? Не признаешь, что ли? Иль перемены какие находишь?
- Вроде бы, - согласился Суходолов. - Перемены имеются. Так что давай выпьем. За радостную встречу, что ли.
Плохо скрытая в словах Суходолова угроза встревожила Семыхина. Пробуя спрятать страх перед непрошенным гостем, он ненужно быстро потянулся к бутылке.
- Дай-ка я сам, - всё с той же пугающей смешинкой сказал Суходолов. - Твоя закуска, моя выпивка. Коммуна, понимаешь?
- Об какой коммуне речь идет? - вздрогнув, спросил Семыхин. - Всё это пустое. Я для тебя, товарищ Суходолов, и души не пожалею.
- Не пожалеешь? - так тихо прошептал Суходолов, что Семыхину стало жутко. - Знаю. Знаю, что души не пожалеешь. Вот до чего я это знаю, - продолжал он повторять, забыв, видимо, где он и для чего сюда попал.
Этим моментом и хотел было воспользоваться Семыхин, чтобы сунуть руку в карман. Но какая-то доля секунды была упущена, и Семыхин уже по-другому кинулся навстречу опасности.
- Об каком таком деле хочешь толковать, товарищ Суходолов? Ужель ты взаправду думаешь, что это я стукнул Решкову про тебя?
Суходолов, не спуская глаз с Семыхина, наполнил водкой два стакана.
- Пей!
- А ты чего не пьешь? И вообще давай вести разговор, товарищ Суходолов.
- Разговор? - Суходолов как будто не сразу догадался, о чем его спрашивают. - Верно. Только разговаривать будем в городе. Собирайсь. Поехали. К последнему пароходу еще успеем.
- Да чего делать в городе! - отказался Семыхин. - Мне и тут хорошо. Вот и выпить еще можно. Хочешь, я и грибков принесу, - говорил Семыхин, и уже совершенно ясно видел, что Суходолов затеял какую-то серьезную игру и что вся здесь начатая "комедь" нужна ему, чтобы закончить ее где-то в одном из шалманов Подола или Евбазы.
Но отказаться от поездки прямо - было нельзя, и чтобы хоть как-то выгадать время, Семыхин взялся за стакан, глотал водку медленно, смутно надеясь, что вернется Варька и чему-то страшному помешает. Но Варьки всё не было, и Семыхин вытащил из бокового кармана золотые часы. "Если уже девять вечера, - подумал он, - больше пароходов на Киев нет до самого утра". Часы показали только восемь.
- Да ты просто нэпман! - воскликнул Суходолов. - А ну-ка покажь часишки.
Только странными событиями этого дня можно объяснить, что Семыхин покорно и без слов протянул часы.