Громкий звонок прервал неоконченный спор. Ганс Касторп, растянувшись в теплой морской воде, наслаждаясь приятным покалыванием, все время внимательно прислушивался, но не всегда успевал следить за аргументами противников. Порой его мысли, ненадолго обретя свободу, незаметно вырывались за пределы водолечебницы в совсем иные сферы. Иногда всплывали воспоминания о балтийских каникулах с матерью и отцом. Иногда он оказывался в доме Тинапелей, где пил чай с Иоахимом. Все чаще, однако, он думал о незнакомке, притом не вопреки, а согласно рекомендациям доктора Анкевица. Ибо тот прописал нашему Практику не только посещение "Вармбада", прогулки, неукоснительное исполнение своих обязанностей, а также тинктуру со стрихнином - по пятнадцать капель трижды в день, для общего поднятия тонуса. Нет, он, особо подчеркнув эти слова, дал еще один совет:
- Это, конечно, не infelix amor, но если вы будете изгонять из памяти все, что связано с вашей незнакомкой, может снова наступить кризис.
И объяснил, что лучше всего было бы познакомиться с этой дамой, хоть как-то с ней сблизиться, деликатно выведать, кто она такая, поскольку ничто так не вгоняет в меланхолию, как фантазии, спровоцированные мимолетными чувственными переживаниями, впоследствии усиленными воображением.
- Иногда, поверьте, какая-нибудь несущественная деталь, совершеннейший пустяк может заставить вас полностью изменить взгляд на вещи. Это называется намеренным избавлением от иллюзий. Итак, мой вам совет: не сосредоточиваться на одном, а если уж не получится, обращаться к фактам - даже самые неожиданные факты в подобных обстоятельствах гораздо менее опасны, нежели любые мечты и грезы.
Это казалось весьма разумным, и Касторп рад был бы согласиться с доктором, но как осуществить его совет? Дать объявление в "Анцайгер"? Заплатить портье за информацию из регистрационной книги гостиницы "Вермингхофф"? Первый вариант, если вообще стоило его рассматривать, вряд ли мог что-нибудь дать. Никто из приезжающих раз в год на курорт не читает у себя в далекой России здешних газет. Второй вариант просто никуда не годился. Как подступиться к портье? Сослаться на infelix amor юнца?
Заметим, что подобные размышления Ганс Касторп позволял себе только во время процедур в водолечебнице, то есть в какой-нибудь полусотне метров от курхауса. Кроме того, по пятницам он дважды проходил мимо гостиницы "Вермингхофф". Ни Ионатан Грей, рантье из Кёнигсберга, который в Сопоте занимал целый этаж в особняке "Валгалла" на Земляничных холмах, ни Вольфрам Альтенберг, судья на пенсии из Ольштына, снимавший квартиру над торговым домом Эдельштайна, даже не догадывались о терзаниях молодого человека. Знай они хоть что-нибудь, у них появилась бы прекрасная новая тема для обсуждения. А так они спорили о чем угодно другом: о прусской системе образования, английском монетаризме, разводах, русском романе, превосходстве Гёте над Гейне и наоборот, роли аэропланов и дирижаблей-разведчиков в будущих войнах, ассимиляции евреев, недавних забастовках в России, французских суфражистках, гомеопатии, развитии курортов, Пелопоннесской войне - и, вероятно, полагали, что обладающий приятной наружностью и хорошими манерами студент Высшего технического училища, слушая их, отшлифует в "Вармбаде" свой ум, чего не достичь в стенах учебного заведения. Пожалуй, они не слишком ошибались. Но наверняка удивились бы, узнав, что больше всего Касторпа заинтересовало нечто, не имеющее никакого отношения к Гёте или, скажем, аэропланам. Однажды, в разгар жаркого спора на тему бракоразводных процессов, когда Вольфрам Альтенберг громил всеобщую распущенность, поощряемую и возводимую в норму театрами, бульварными романами и кабаре, Грей в сердцах воскликнул:
- Значит, вы за полицию нравов? Чтоб от сыщиков проходу не было?
И тут Ганс Касторп вспомнил вывеску на Вокзальной, мимо которой проходил каждую пятницу по дороге в "Вармбад": "Сыскное бюро. Имеется лицензия. Герман Тишлер".
Не вдаваясь в подробности, сообщим, что в тот же день наш герой вошел в сыскное бюро Тишлера, однако прежде чем успел хоть что-либо сказать, испытал сущее потрясение. Ибо человек, занимающийся секретными и стыдными делами, требующими использования грязных методов, был ему знаком. В октябре они ехали в одном купе, и Касторп украдкой читал в газете попутчика заметку об убийстве Хоффмана.
- Я уже где-то вас видел, - Тишлер улыбнулся и указал на стул. - Простите, это профессиональная черта - хорошая память на лица. Но где? Попрошу не подсказывать… - Он закрыл глаза. - Ничего не говорите… - Он наморщил лоб. - Ну конечно! - Он наконец посмотрел на клиента. - В купе второго класса!
Радость и удовлетворение, сопутствовавшие этому восклицанию, ничуть не помогли Касторпу. Напротив, он еще больше смутился, как будто в том, что они с сыщиком уже встречались, было что-то постыдное.
- Чем могу служить? У вас неприятности? Кто-то вас шантажирует? А может быть, письма?
- Письма? - удивился Касторп. - Что вы имеете в виду, господин Тишлер?
- Без писем никогда не обходится. Мы мараем бумагу и доверяем написанное не тому, кому следует, - вы даже не представляете, какими неприятностями оборачивается. Я всегда повторяю клиентам: лучше десять раз согрешить, пускай и взяв на себя тяжкий грех, нежели описать хотя бы один свой, даже незначительный проступок. Вы пользуетесь туалетной водой "Пергамон", не так ли?
- Так точно, - холодно ответил Касторп.
- То-то и оно. У меня не только на лица отличная память, но и на запахи. В поезде, вы уж простите мою бестактность, от вас пахло другим одеколоном. Это была, если не ошибаюсь, туалетная вода "Три короны". Не отрицаете? Отлично! Что же я тогда мог предположить? Что юный джентльмен, который столь бесцеремонно читает мою газету, отправляется в водолечебницу на rendez-vous, но не уверен в успехе, поскольку его избранница даже не догадывается, что с недавних пор стала объектом воздыхания. Я не ошибся, верно? Остальное вы расскажете сами, я ведь не Святой Дух!
Сказав так, Герман Тишлер положил в рот медовую конфетку. В небольшой корзиночке высилась мастерски уложенная пирамида таких конфет. Хозяин пододвинул ее к Касторпу, жестом предлагая угоститься. Тот, однако, не воспользовался предложением.
- Меня восхищает ваша интуиция. Но угадали вы далеко не все. Детали моего дела необычайно сложны - боюсь, то, чего я от вас ожидаю, неосуществимо. Я имею в виду осуществление lege artis, - с нажимом подчеркнул Ганс Касторп. - Речь идет об установлении личности двух русских, мужчины и женщины. Кроме того, меня интересует, зарезервируют ли они номера в Сопоте в этом сезоне, и если да, то когда и где.
Пока наш Практик излагал подробности, сыщик разгрыз конфетку и будто невзначай записал в блокнот номер комнаты в гостинице "Вермингхофф", потом его зачеркнул и написал сокращенно "Панс. Сед.", что, видимо, означало название пансиона, и сверху поставил прошлогоднюю дату, которую ему сообщил клиент.
- Дело чрезвычайно простое. - В рот сыщика отправилась следующая конфета. - Однако же выяснить планы этой пары можно будет только после того, как они зарезервируют номера. Если ситуация в России им это позволит.
Поскольку Касторп уставился на него с недоумением, свидетельствующим о полной неосведомленности в этом вопросе, он посчитал нужным спросить:
- Я вижу, вас не занимает политика?
Когда же клиент в ответ пожал плечами, Герман Тишлер, словно бы с удовлетворением, начал перечислять по месяцам события, произошедшие с начала года. Кровопролитие в Петербурге! Забастовки в Москве! В Варшаве стрельба на улицах! А в Лодзи баррикады!
- Быть может, - громко засмеялся он, - этот колосс на глиняных ногах разлетится как арбуз, царь вынужден будет отречься от престола, и тогда…
- Тогда? - подхватил Касторп.
- Только война!
Сыщик, правда, не уточнил кто с кем будет воевать после отречения царя, однако Касторп, которого никогда не волновали сообщения из-за рубежа, уже в поезде, на обратном пути в Гданьск, всерьез задумался, насколько такое возможно. Впрочем, никаких тревожных симптомов нигде не наблюдалось. В гусарских казармах все шло в обычном, довольно-таки вялом ритме. В газетах если и писали что-либо о России, чаще всего прибегали к обтекаемым фразам типа "успокоение чересчур разбушевавшихся волн" или "Черноморский флот вновь проводит маневры". Эдгар Мацкайт и Вальдемар Розенбаум, которым Касторп будто ненароком задавал вопросы, рассказывали интересные, но тоже не слишком конкретные вещи - их главным образом тревожило, смогут ли они на каникулы уехать домой в Россию и затем спокойно вернуться. Даже госпожа Хильдегарда Вибе, которую трудно было заподозрить в интересе к политике, однажды, столкнувшись с Касторпом в кухне, заметила: "Не скажу худого слова, но эти русские не такие уж олухи, мой покойный муж говаривал, что они нам еще покажут!"
Надежда что-либо разузнать у доктора Анкевица тоже не оправдалась. Тот только прописал вместо тинктуры со стрихнином соли Эрленмейера - по столовой ложке три раза в день - и, весьма удовлетворенный состоянием пациента, порекомендовал заменить водные процедуры интенсивным движением на свежем воздухе. Касторп, обеспокоенный формулировкой "интенсивное", напрямую спросил, не имеется ли в виду нечто вроде армейской подготовки на случай вероятной войны. Доктор от души рассмеялся.
- Молодой человек, - он протянул Касторпу рецепт, - поглядите, какая прекрасная весна! Радуйтесь жизни, а войны оставьте генералам и императорам.