– Поэтому большинство церквей было разрушено, священники расстреляны? Меня этот факт потрясает чудовищностью. Принять не могу. У меня такое понимание. Есть незыблемая нравственная основа, и более совершенной нравственной основы, чем Иисус Христос, нет. На религиозной основе двигаться дальше. Зачем все время создавать что-то новое. Ну, не идут дела, как требуется – это же не значит, что надо все разрушить и строить заново, придумывая новые нравственные законы, новый кодекс строителя светлого будущего. Понимаете какой подход: не нравится – сломаем, не получается – разрушим. Как это по-научному? Революционный радикализм! Мне всегда возмущает, что мы, русские, готовы сломать даже сук, на котором сидим. Ломаем и рушим без оглядки, как будто нет основы, которую из поколения в поколения нужно укреплять, насыщать новым, развивать, обогащать расширившимся пониманием.
– Времени нет сюсюкаться. Вперед и с песней. К примеру, я атеист, но не воинствующий. В потусторонние заморочки не вникаю, здесь своих реальных хватает, которые тоже реальными способом решать надлежит.
Лера улыбнулась: перепалки мужчин разных поколений забавляли. Причем, она-то знала, что потусторонний мир есть, и улыбнулась тому, что, будь отец у нее верующий и оцерковленный, она бы не смогла устанавливать свою глубоко родственную связь с ее никому неведомым князем Тьмы. Василий заметил улыбку, и дрожь пробежала по телу.
– А вот Лера может подтвердить, что духи – не пустые россказни, – сказал Василий и с опаской посмотрел на царевну-дочку.
– Это всего лишь новомодное увлечение. Развелось этих экстрасенсов, колдунов, знахарей, религиозных реформаторов. Чушь это! – резюмировал отец.
Вася продолжал смотреть на Леру, и она нехотя сказала:
– Я бы так не утверждала безоговорочно. Параллельный мир – это реальность. Миры в тесной взаимосвязи… Но пусть каждому по словам его. Истина редко рождается в споре, она приходит чуть позже, и часто – совершенно другой.
– У вас дочь прямо-таки прорицательница! – восхитился Вася.
– У нее всего лишь способности к психологии. Ей бы в институт соответствующий, на кафедру. До доктора наук доросла бы, а то и выше: научное открытие оставила потомкам.
– У меня своя кафедра: я если и психолог, то в прикладном варианте. На этой кафедре у меня отличный штат: Вася у меня ассистент, есть умудренный опытом доцент, Владимир Владимирович, есть говорун-бездельник Леша – такие обычно идут по общественной линии, профсоюз бы был, точно его возглавил бы. Есть шеф проекта, этакий хитропродвинутый сановник. И есть цель, которую мы достигаем… Скучать, папулечка, не проходится. Там я заодно и материал для диссертации набираю. Кстати, почему бы и не одолеть вторую вышку? Говоря на вашем языке, получить второе высшее образование. Современный российский менеджмент: теория и практика. Или на факультет теологии махнуть? Я интересовалась! Но нет такой концессии, теологической кафедры, ответившей полностью всем моим изыскам. Я свой путь сама пробиваю.
– Что значит – путь? – заинтересовался отец.
Лера стала цитировать Успенского П. Д.:
– Петр Демьянович говорил так: "Первый путь – путь факира. Это долгий, трудный и ненадежный путь. Факир работает над физическим телом, над преодолением физического страдания. Второй путь – это путь монаха. Этот путь короче, надежнее и яснее определен. Он требует некоторых условий, но больше всего он требует веры, ибо если нет веры, то человек не может быть истинным монахом. Третий путь – это путь йога, путь знания и сознательности… Четвертый путь – совершенно особенный путь, не являющийся комбинацией трех других… Во многих отношениях это путь оказывается более трудным, чем другие, потому что нет ничего труднее, чем изменить себя внутри без изменения внешнего". Здесь есть множество интересных моментов. И один из них – идея "скрытого знания", недоступного заурядным людям, которое пронизывает всю историю человеческой мысли. И сама-то мысль зародилась и начала развиваться благодаря этому знанию, чтобы объять и подчинить еще одну движущую силу Вселенной, то бишь сознательную биологическую жизнь. Знание это становится доступным после череды чрезвычайных испытаний, которые ломают обычное восприятие человека и обычной ход его мысли и, соответственно, адепт – равно держатель "скрытого знания" – становится способным влиять на окружающую действительность, управлять ею.
– Гм, красиво говоришь, дочь. Как относился твой Успенский к коммунистам?
– Разумеется, ненавидел, внутренне отторгал, называл государство, созданное большевиками, "диктатурой криминального элемента".
Николая Васильевич покачал головой и решительно резюмировал:
– Не наш человек. Враг. Ты, смотри-ка, его наизусть цитируешь!
– Коммунисты как раз хотели похоронить это знания, испепелить, залить кровью, выжечь кислотой, сгноить в лагерях… Но невозможно уничтожить то, на чем основан мир. Вот коренная ошибка. То знание, которое предоставили взамен, сами же и нарушали. Это вторая ошибка. Заврались!
– Скажи-ка, ты назвала эти четыре пути-дороги. А куда они все ведут?
– Ну, конечно же – в коммунизм, – сказала, улыбаясь Лера.
Волна смеха прошла по сидящим за столом, после чего Лера не преминула добавить:
– Только коммунизм не советский, и вообще, он не так называется, но смысл один: либо съедим друг друга, либо сумеем договориться, и на основе этого знания правильно координировать работу и жизнь друг друга.
Это полушутливое отступление Леры порядком остудило накал дискуссии. Некоторое время молча поглощали кулинарные шедевры. Первые блюда были оприходованы. Тарелки убраны. И настал черед горячего. Был подан диетический рассольник по-ленинградски. Почему так назван? Вопрос свербел, но Вася спросил другое:
– Почему рухнул Советский Союз? В одночасье. Три славянских лидера распустили огромную страну. Начались кровавые разборки, пределы собственности в бывших республиках. Страна скатилась в аутсайдеры по валовому продукту. До перестройки по этому показателю была в десятке ведущих стран, на шестом или седьмом месте.
– Все очень просто. Нашлись предатели. Холодную войну проиграли, и начался целенаправленный развал страны. Но разве можно поработить русский народ? Можно лишь утопить его в пьянстве, отравить токсичной пищей, наркоманией. Отравить мозги распутством. Вакханалией серости. Затем – одни неумные желания роскоши. Золотые унитазы им подавай и прочую белиберду.
– Папа, ну, опять ты за свое. Сам же говорил, что после драки кулаками не машут. Аляску продала императрица Екатерина. Теперь продадут все подчистую. Что, эскимосам плохо на Аляске американской? Также и аборигенам-русским будет вполне комфортно в американизированной стране.
– Ты загнула, дочь! Как же тебе в головушку такое могло прийти? Василий, не дорабатываете: женская половина хоть и прекрасная, но и приструнивать надо.
– Да ты сам приструниваешь на словах. А дай тебе отпор, чертыхнешься и уйдешь читать свои книги, – мягко возразила Виолетта Анатольевна.
– Тебе, папочка, не лучше ли принять, что все течет, изменяется. То, что раньше было плохо, теперь – норма. Идет постоянная переоценка ценностей… Тарас Бульба не смог бы сейчас убить сына.
Василий аж отставил вилку и ложку, помотал головой и решительно сказал:
– Я не согласен. Переоценке должны подвергаться не те нравственные ценности, которые должны быть незыблемы, но способы их достижения. Не получается так, значит, иным методом их сделаем. Этот не идет, не приводит к нужному результату – другим манером добьемся. Потому что есть твердая нравственная основа, которую нельзя менять. Так или иначе, будет возврат, но через несчастья и трудности. Она также входит в составляющую так называемого "скрытого знания".
– Да ну вас, – сказала Лера. – Просто вы, мужчины, спорщики! А русский интэлэгэнт во все века готов мудрствовать и вечно плутать между двумя вопросами "Что делать?" и "Кто виноват?", и при этом палец о палец не ударить, чтобы сделать что-то путное, путевое… Что сказал ваш дедушка Ленин про интеллигенцию? Вот что: "Русская интеллигенция не мозг нации, а ее га. но", извиняюсь, да не к столу будет сказано. А вообще-то наступает эра снаффов. Не знаете? Так послушайте… Snuff – заснятые на пленку (накопитель) реальные убийства, кошмарные жестокости. Считается, что снаффы – искусство будущего. Потому что современный человек, бедный и богатый (сверхбедный и сверхбогатый), одинаково опустошенный меркантильными интересами, снимает последние табу на моральные ценности, и сама мораль становится "предрассудком", от которой надлежит скорее избавиться. Цель современного этапа нашей, серьезно подгнившей цивилизации – "совместная безболезненная деградация, называемая комфортной жизнью". Под наркотическим дурманом сладкой жизни распыляются последние человеческие ценности – чтобы не превратиться в бессознательное дерьмо, именно первобытный ужас снаффов возвращает потрясенной сознание к некоей незыблемой основе, плотно укутанной сакральной тайной, которая эзотерическим путем вправляет мозги. Меркантильная направленность интересов, умопомрачающий гедонизм (безудержные наслаждения), разрушающий баланс радости и страдания однозначно выплывают к практике снаффов, где реальные жертвы и зрители периодически меняются ролями. Насколько это серьезно – показывает растущий процент жестокости и крови с экрана, со страниц книг.
Мужчины сразу заволновались, зашумели, готовя контаргументы. Лера поспешила ретироваться:
– Спорить с вами не буду. Да и не честно: двое на одну… Давайте-ка лучше с приятным трепом покушаем, а потом оставайтесь и спорьте, хоть до вечерней зари. Кстати, папа, Вася неплохой механик, секет по машинам. Может помочь тебе с ремонтом. Говорил ты, что стойка передняя постукивает?
– Правда? – папа повернулся к Васе.