Василий, уступая настойчивым просьбам попробовать то и это, наложил себе в тарелку без разбору со всех холодных блюд по изрядной доле и в замешательстве посматривал – каким же столовым прибором воспользоваться. Столовые инструменты были из старинного серебра, красивые, увесистые. Подобное, помнится, разглядывал в музее – теперь мог взять в руки и употребить по прямому назначению, хотя сразу и не разберешь: вилочки, ножи и ложечки были разложены в определенном порядке…
– Начинай есть тем прибором, который ближе, – чуть слышно шепнула Лера и добавила: – Олух.
– Случаем, не из Эрмитажа столовое серебро позаимствовали? – невозмутимо поинтересовался Вася.
– Нет, что вы! Это наш ежедневный рабочий инструмент за столом, – мягко сказала Виолетта Анатольевна и с легкой укоризной посмотрела в смутившегося тут же Васю.
– Да уж, колбасу с бумажно-соевым наполнителем такой вилочкой есть не будешь.
– Ее никакой вилочкой есть нельзя, тем более – в промышленном городе.
– Ааа, понимаю! Бороться со всем античеловеческим – это аномально и невозможно. Когда в воздухе токсичные вещества, пусть в небольших концентрациях, в воде – своеобразный коктейль нечистот, приправленный продуктами распада хлора, на ручках дверей на кнопке лифта сидят в засаде мириады микробов и т. д. и т. п. – если это все сразу скопом наваливается, значит, пропал человечек, – Василий вдруг разговорился, словно тщась сгладить неведение в правилах хорошего тона, стараясь отделаться от ощущения своей неуклюжести.
– Ты прав, – поспешил одобрить Николай Васильевич. – Думаешь, почему здоровье, в частности, не порушено, хотя я вот этими руками держал металлический уран?
– Неужели водочка, исконное русское лекарство? Ею вымывали шлаки и токсины?
– Кто среди нас пил, тот давно в мире ином. Свободные радикалы алкоголь связывает – это да, но рискуешь пристраститься. Да и пить следует в течение получаса после работы, точнее, после контакта с радиацией. Сейчас, безусловно, выстроены кардинальные системы защиты, четкая система радиационной безопасности, а в начальном этапе риск был очень велик. Вы читали книгу "Мария Кюри", написанную ее дочерью в далеком и зловеще памятном 1937 году? Супруги Кюри, как известно, положили начало в изучении и использовании энергии атома. Эта книга – яркое отображение потрясающей жизни… Записные книжки Марии и Пьера до сих пор излучат радиацию. Они-то сами и были первыми учеными, погибшими от этой, прежде неведомой, лучевой болезни… Чтобы сохранить здоровье и здесь, то есть контактируя на работе в той или иной степени с радиоактивностью, рецепты те же, что и у долгожителей: ищем недостающие крупицы здоровья.
– А знаете, Василий, как он ищет?.. Садится на велосипед, и километров за тридцать укатит ясным погожим деньком. Попьет в том населенном пункте кваску или чаю из термоса. И обратно. До сих пор зимой – лыжи, коньки, бассейн. Летом – велосипед и пешие туристические переходы по местным достопримечательностям, а их много… – сказала Виолетта Анатольевна.
– Надо взять на заметку. Здесь у нас еще развиты сад, огород, дача.
– Ой, нет. Наши садоводы – добровольные каторжане. Занятие это нужное и полезное, но не каждому так дано с землей возиться. Мы же сюда из Москвы приехали, по комсомольской путевке – строить атомград, город и производство будущего. И родители наши москвичи, то есть мы – потомственные горожане. Здесь в городе очень любопытный конгломерат образовался. Из столиц – лучшие умы и профессиональные навыки. Из деревень – лучшие руки, несгибаемый запал. И всех нас объединяла романтика нового, гордость за свое предприятие, что мы делаем по настоящему феноменальный прорыв в использовании атомной энергии. Вот, послушайте, что я недавно откопал в своем архиве. Это статья московского журналиста Сергея Лескова, корреспондента газеты "Известия", опубликованная лет пять назад, – Николай Васильевич метнулся к книжному шкафу, откуда бережно извлек драгоценный документ времени. Надел очки и стал неторопливо, сдерживая эмоции, зачитывать:
"Новоуральск. "Замок на холме". Так выглядит советский рай в постсоветской России.
Главная улица в этом городе носила имя Лаврентия Берии. Потом – Ленина. Вторая по значимости улица как называлась, так и называется – улицей Дзержинского. Даже небольшие руководящие должности здесь занимали офицеры НКВД, начальником транспортного отдела – тоже полковник НКВД. Строили город заключенные. Единовременно их было 30 тысяч. После того, как по улице проходила колонна зеков, в грязи оставались затоптанные письма. Никто поднимать их не решался. "Сотру в лагерную пыль" – угроза, которую руководители стройки не раз слышали от Берии. Он приезжал сюда на спецсоставе и проводил в своем вагоне персональный опрос-допрос…
Это все и сейчас работает: город, построенный зеками, центрифуги, запущенные еще при советской власти. Тут нет новых русских, нет олигархов. Практически нет новой русской политики с ее страстями. Нет казино. И даже "Макдональдса". И иномарок тоже нет. Попав внутрь, на какой-то миг думаешь: а, может, так оно и по всей стране сейчас бы работало? Корреспондент "Известий" побывал в "оазисе СССР" за колючей проволокой и нашел ответ на вопрос, почему – нет. Не работало бы. Почему ностальгическая идиллия в отдельно взятом городе обернулась бы провалившейся идиллией в масштабах всей страны.
Слова Берии лично доводилось слышать даже интеллигентнейшему научному руководителю комбината – академику Исааку Кикоину. Имя автора знаменитых учебников физики известно каждому школьнику. Узнать, что академик был создателем оружейного урана, начинки для атомной бомбы, – все равно, что узнать, что Чуковский был Циолковским.
Угроза о превращении в лагерную пыль, постепенно затухая, спускалась по служебным этажам. Но не было случая, чтобы ее привели в действие. Задания обгоняли срок – Берия выполнял любые просьбы. Страх дамокловым мечом висел над начальством; остальные, как ни странно, по нынешним временам, были увлечены работой. "Ощущение боевого окопа, – вспоминает академик Юрий Коган. – Чувство сопричастности большому делу. Своего рода целина. Только в науке". В гости к таким людям не мог приехать никто – даже родная мать. После режимных проверок разрешалось остаться в городе. Навсегда.
Верх-Нейвинск, войсковая часть № 15799, завод № 813, п/я А-7354, Свердловск-44, Новоуральск – так назывался этот город в разные времена. На карте он не значился никогда, нет его и сейчас. Хотя нельзя исключить, что в недалеком будущем российская карта будет состоять исключительно из закрытых городов. На фоне вымирающей провинции отсутствующий в географическом пространстве Новоуральск процветает. Средний заработок на комбинате – около 10 тысяч рублей, инженер получает 16–17 тысяч рублей. Зарплата поступает в срок, о массовых протестах здесь и не помышляли. Перебоев с электричеством и теплом не бывает. В хорошем состоянии стадионы, клубы и детские дома творчества, функционирует освещенная лыжная трасса и два горнолыжных спуска с подъемниками. Мясомолочный комбинат работает на новом импортном оборудовании. На больничный комплекс никто не жалуется, загруженность роддома не падает. Люди одеваются аккуратно, но безлико, словно из одного распределителя. Машины ездят медленно, московские пешеходы и то быстрее бегают. Кстати, машины только отечественные, иномарок нет и в помине. В местном Театре оперетты каждый день дают спектакли, ставят премьеры. А иногда там даже случаются аншлаги.
Одним словом, в этом городе все хорошо. Правда, жить приходится за колючей проволокой. Но к этому можно привыкнуть. "Тридцать лет назад меня привез сюда муж – я почти плакала, – вспоминает Наталья Санникова. – Теперь привыкла. Спокойно, нет страха. И я уже не завидую московским друзьям. У нас нет "Макдональдса", но у нас и машины не взрывают".
И кажется, что вернулось советское время. Если кто-то испытывает по нему ностальгию, надо срочно ехать в Новоуральск. Но ведь не проберешься – город за колючей проволокой…
Здесь находится Уральский электрохимический комбинат, где была сделана начинка для первой советской атомной бомбы, реакторное топливо для подлодок, для АЭС. Это самое большое в мире разделительное производство, где гексафторид урана, который привозят с других комбинатов атомного царства, доводят до нужной степени обогащения. По технологической сложности в длинной этой цепочке обогатительное производство считается наиболее изощренным. 24 сотрудника комбината стали лауреатами Ленинской премии, Государственных премий здесь полсотни.
На комбинате внедряли свои идеи корифеи науки – академики Курчатов, Соболев, Бочвар, Миллионщиков, Виноградов, Фрумкин, Тананаев, Фридляндер…
Иностранцев здесь не видели. Иногородних корреспондентов – тоже. Любое фотографирование за главной проходной категорически исключено. Дальше по территории – еще множество проходных, шлагбаумов, охраняемых постов. Как в сказке про Алладина, который все дальше спускался в подземный город. Но сейчас в Новоуральске находится пятеро американских инженеров. "Это – первое режимное послабление, – сказал начальник по режиму и охране, загадочно улыбаясь и не мигая. – Вот и мы поможем загранице. И она поможет нам".