– А мне – нет. Ты скорострельный какой-то. Мне хотя бы также принять душ. Глоток вина, чашечку кофе, музыку в стиле нью-эйдж, такую мягкую и обволакивающую, чтобы не сильно распалялась страсть. Иначе… Ты же знаешь, какая я могу быть. Зубами могу вцепиться в тело и выпить всю кровь или высосать душу. Ты этого хочешь, шалун? Неси меня в ванну и тридцать три раза потри спину… и не только.
Ванная комната была размером два на два метра, где и одному не повернуться – Вася ввалился с хохочущей Лерой, которую он забавлял снедающим его сладострастным желанием.
– Слушай, какой отстой эти малометражные квартиры. У меня ощущение, что ты хочешь искупать меня в каком-то доисторическом корыте, – сказала она, изящно сбрасывая одежду с брезгливым недоумением: зачем она это делает.
– Ты присядь. Я тебе сделаю душ Шарко.
– Куда присесть?! Запрудить собой канализационною трубу? В эту ободранную ванну присесть, со сколотой эмалью… Нет уж, я буду стоять. Моя кожа не привыкла к таким шероховатостям. Ты меня из лейки поливай. Можешь и в самом деле душ Шарко имитировать.
– Стены, пол – все будет в воде.
– Мне плевать. Мы же на первом этаже. Ну, затопим подвал, и что?
– Мокрые строительные конструкции быстро разрушаются, образуется плесень…
– Как бы у тебя кое-что не заплесневело бы! Давай лей без разговоров и напор побольше, – скомандовала красавица.
– Кстати, ты так много моешься, что кафельная плитка уже стала отходить от стен. Вот, смотри, – он постучал по плитке. – Слышишь, звук глухой: значит, под плиткой пустота.
– Ваще отстой! Моего присутствия эта квартира перенести не в силах. А ты знаешь, что я та самая штучка, что зафигачивает крэш-удар по всему. Сможешь (или сможет) выстоять – будет крепче, надежней, поставлен мной штамп на путевке в жизнь. Нет – туда и дорога: в аут, в отстой. Со мной спорить – себе дороже. Делай, что я говорю!
– Действительно, тебя не переспорить никогда и никому, – как-то обречено вздохнул Вася, собрал сброшенную на пол одежду и подал воду в душ.
Лера любила воду, и контакт с пружинистой струей доставлял изысканное удовольствие. Вася, припоминая все пассы при водном массаже, с усердием проделывал их. Чтобы скрыть контуры тела, ретушировать интимные подробности, от которых у него голова шла кругом и трещало в трусах, он раскрутил краны на полную катушку. Вода раздробленным потоком словно наотмашь била по блистательному телу, поднимая снопы брызг, которые тут же пропитали с ног до головы самого физиотерапевта, то бишь Василия, ударяли по стенам, полу, потолку, повисали в воздухе ванной комнаты мельчайшей водяной пылью. И Лера добавляла брызг, ритмично и плавно, игриво и грациозно увертываясь, вытанцовывая элементы чудного танца обнаженной красавицы под мелодию собственного голоса.
Конечно, это был не тот восточный танец живота, который она порой шикарно исполняла в комнате, на подиуме, на столе. Но именно стесненность пространства, лавина горячей воды и легкие клубы пара добавляли экзотики ровно в невесть сколько раз… Вася опять вспомнил ту мелодию про синюю птицу. И она как раз приближала свой мотив к заветной песне о синем-синем инее!
Обрывки мелодий точно так же бултыхались, плескались, выныривали и касались ушей. И особо не отзывались ни в сердце, ни в душе, пока вдруг точно из хаоса звуков стала явственно выстраиваться та давняя тема, теперь явившаяся в изящном девичьем теле, полускрытом жемчугом брызг. Прозрачная стена воды. Журчание ручья, вдруг ниспадающего с грохотом вниз. И та самая дорогая сердцу мелодия, которая тут же поднимала рой воспоминаний.
"Синий синий иней лег на провода
В небе темно-синем синяя звезда
Только в небе в небе темно-синем
Синий поезд мчится ночью голубой
Не за синей птицей – еду за тобой
Это ты – моя синяя птица
Ищу я лишь тебя, мечту мою
И лишь она одна мне нужна…"
Он снова ничего не мог понять: все смешалось, параллельные миры, наслоившееся друг на друга, приоткрывали завесу, где время переставало существовать так же, как и расстояния. Многомерность мира, определяемая принятыми величинами, представилась в новом качестве и воспринималась как некая цельная данность от все-таки неведомых высших сил. А живая девушка была тем самым проводником, который уводил его в эту данность. Кто она, эта девушка. Неужели – она? О которой мечтал, которая была, и которая пропала. И вот снова возвращается его недолюбленная, выскользнувшая любовь.
Она – перед ним!? Нет, это невозможно. Никто не может разрушить границы физического мира. И этот поводырь во мраке в виде светлого чувства любви утерян, подменен пошлым трах-бабахом.
То, что даже не выплыло из глубин сознания – родилось там, соотнесясь и с миром запредельно далеким и той реально интерпретацией из чудесной мелодии и слов-символов как отправных точек, путеводных нитей в неведомые глубины подсознания.
Свое, свой единственный мир – из тщательно сотканной мечты. Чужое, но близкое и родное, что сделано в том же направлении такими же искателями, как и он, странно подпитывало свое. И живая девушка, как будто воплощение всех (его, их: поэтов и певцов) чаяний.
Она играет с водой, как маленькая девочка.
Она танцует незамысловато естественно, зная, что любое ее движение – часть танца. И жизнь – не более чем замысел ее и тайного духа, с которым-то и состоит в главной интимной связи.
Она всегда лукавит, подбирая человеческий материал для воплощения замысла.
Она… Нет, она не может быть той, чей образ рождает мелодия, слова, мечта и воспоминание.
Она – случайное совпадение. Мы живем и любим по теории вероятности.
Нет, он не силах перенести это смешение ощущений. Настал момент выбора. Он хочет просто-напросто грубо овладеть ее. Пусть бьется и кричит…
И Василий решительно выключил воду. Но получилось так, что сначала крутанул барашек крана на холодной воде – струя горячей ударила по нежной кожи Лера. Она в самом деле взвизгнула, и не оттого, что его окоченевший братан с размаха вошел в мягкое лоно. Кипяток из трубы, чуть охлажденный, готов был обварить с головы до пят, если бы она молниеносным движением руки не выбила из рук ручку душа и не отшвырнула Васю прочь от себя.
Душ, упавший на пол, забился в конвульсиях, выбрасывая фонтан жара. Василий шмякнулся об стенку. Стена дрогнула, и словно грянул гром: кафельная плитка, как скорлупа яйца, треснула, и осколки разом посыпались вниз. Вся эта декоративная облицовка, словно дождь из ледяных осколков, сыпанула на Васю. Вслед за этим съехало с кронштейнов зеркало, закрепленное над умывальником, качнулось и рухнуло, двукратно дробясь на осколки: об белоснежную фаянсовую твердыню раковины, об стены и пол. Некоторые осколки рикошетом скользнули по голому телу Васи, оставляя кровавые полосы. Пол тут же обагрился кровью.
Лера мигом закрыла второй кран на смесителе и со сладостным ужасом воззрилась на последствия забавы, так неожиданно закончившейся. Вася с искаженным от боли лицом стоял окаменевшим истуканом, по щиколотку заваленный расколовшей плиткой с ошметками штукатурки и сверкающими стразами разбитого зеркала. Он смотрел на Леру отсутствующим взглядом. Из многочисленных ссадин и порезов сочилась алая кровь, точно такого же цвета, как и ее автомобиль.
– Больно? – шепотом спросила Лера.
– Чуть-чуть, – также тихо ответил Вася.
– Бедненький! Ты становишься красным перцем! Как же тебя перевязывать? У нас и бинтов столько нет. Давай я заговорю самые большие ранки, – она осторожно выскочила из ванны и вплотную приблизилась. Пальцами тронула полоску крови и быстрым горячим шепотом огласила заговор. Слова как язычки пламени прижгли рану. Кровь и в самом деле остановилась. Лера обняла Васю. Губы встретились, и поцелуй с привкусом крови отвлек и унес от случившегося бедлама, словно ничего и не было: ни обжигающей струи, ни стеклокерамического дождя – осталось то изначальное, с чего и начали. Лера отстранилась, чтобы взглянуть в глаза.
– Теперь и ты вся в крови. В моей крови. Тебе не страшно? – подивился Вася.
– Мне также страшно, как тебе больно, – она снова прильнула к нему. Взяла в ладони его лицо и осыпала горячими прикосновениями чувствительных губ. – Я снова оказалась права! Говорила, что здесь невозможно жить. Ну как, как – подумай – здесь проживать по-настоящему и в полную силу. Здесь только прозябать, вечно чего-то опасаясь. Это – жалкое подобие жизни! Помнишь ли наш разговор, когда я предлагала переехать, снять квартиру? Тогда мне не удалось тебя убедить. Ты заладил: здесь мама и папа когда-то свили гнездышко, и птенчик Васек выкатился отсюда как свежеиспеченный колобок. Ко мне на зубок наконец-то попал. Но я тебя съесть не хочу, хотя и вкусный ты очень, особенно сейчас – кровавый биф!.. – она провела языком по груди; обмакнув в кровь, втянула побагровевшее гибкое жало в рот. – Я хочу, чтобы мы изменили судьбу: не мы должны пахать, точно каторжане, – на нас должен работать этот мир. Неужели ты не понимаешь? И надо всего ничего. С самого начала делать все правильно. Стоит один раз сделать не так, или думать об одном, делать другое – ты сходишь с дистанции, где финишем – твое счастье. Знай же, что никогда не упадет тебе в руки счастье! Госпожа Удача давно спилась. Не жди подарков и не надейся на колесо фортуны. Успех просчитывается так же, как ты делаешь расчеты на прочность сварных швов металлоконструкций. Изначально нужна жесткая решительность и умение никогда не оглядываться назад. Давай попробуй выйти из квартиры сегодня, чтобы никогда сюда не возвращаться.
– Как это так?
– Просто! Забираем самое необходимое и временно снимаем квартиру, пока не купим новую. А чтобы купить новую – придется напрячься. И ты получишь то, что просишь у дуры-удачи. Просишь мысленно, подсознательно.