Подходили к дому уже засветло. Дворники, скребя по асфальту, затирали следы влюбленных. А может, наоборот, собирали компромат и свидетельства. Лучше бы затирали. Солнце маленьким ребенком ковырялось в песочнице неба. Потому что дети – наглядное доказательство любви.
Глава 12
Македония беломорская и эгейская
К машине подошел таможенник в зеленой форме и черных очках. Попросил документы. Долго их листал.
– Все в порядке? – спросил Петр.
– Нет, – сказал таможенник, – не хватает одной страницы.
– Какой страницы?
– Рыжей!
Глаз стража границы не было видно.
– Да дай ты ему пятьдесят марок, – сказал Давид.
– Где бы их еще взять? – чертыхнулся Петр. – Меня обчистили как липового барашка.
И тогда Давид достал из своего носка пачку "Шибко". Заначку.
– На, – протянул Петр денежку, – а знаешь, почему Александра Македонского называли Искандером Двурогим?
– Знаю, на монетах он был изображен в шлеме с двумя рогами. – Таможенник, как оказалось, был специалистом во всех валютах мира.
– Вот и нет, тысячу правителей были изображены на монетах в шлеме с двумя рогами, да и на той купюре, что ты сейчас получил, тоже есть человек с двумя рогами.
– Как? – стал судорожно разворачивать денежку офицер-чиновник.
– Так! – Петр нажал на газ. В стекло заднего вида он заметил, как таможенник нюхает купюру. Наверное, это его способ определять подлинность денег.
Не успели они отъехать, как Порошкански спросил у Петра:
– А почему Искандера называли Двурогим?
– Долго объяснять.
– Тогда не объясняй…
– Македонского называли Искандером Двуруким, потому что в завещании он приказал себя похоронить по-особому: соорудить гроб с двумя отверстиями по бокам на уровне плеч и поместить в эти отверстия раскинутые руки, чтобы показать людям: "Смотрите, я покоритель всего мира, самый могущественный и богатый человек, ухожу из этого мира, не взяв с собой ничего. Равным среди равных".
И тут же по земле пополз слух, что Александр Великий черт и что он, покорив этот свет, отправился покорять царствие иное. А глупые люди подумали, что это не руки, а рога Александра, ведь видели его чаще всего в шлеме с двумя рогами. Сплетницы судачили, что великий завоеватель не смог покорить до конца свою возлюбленную и она наставила царю мира рога. Эту измену Александр пережить не смог и простым рогатым солдатом отправился в царство скорби и юдоли.
– Вот видишь, я умру, и мои жены тоже тут же изменят мне.
– Да не изменяла она ему. Успокойся. Наоборот, верной была.
– А почему тогда Александр решил показать людям, что он уходит из мира ни с чем? Ведь этим жестом он заставил людей плохо думать о его возлюбленной. Мог бы изобразить, что уносит с собой любовь.
– Однажды в индийском походе брахманы задали ему три вопроса, на которые Александр, в свою очередь, ответил тремя вопросами.
На вопрос "Зачем ты воюешь, Александр, ведь если и всем обладать будешь, невозможно это будет взять с собой?" Александр задал встречный вопрос: "А зачем ветер вздымает море и взвихряет пески?"
На второй вопрос, знал ли он любовь, Македонский ответил-спросил: а знали ли вы любовь Александры? На третий вопрос-просьбу даровать им бессмертие великий царь сказал, что уже даровал бессмертие той, что знала любовь, о которой они вопрошали. – Вот такая притча, – закончил Петр.
– А почему в Македонии больше лесов, чем у нас в Албании? – Если уж Порошкански начинал о чем-то спрашивать, то спрашивал, пока не узнает все на свете. Как дети-почемучки.
Петр огляделся. И действительно, все горы были покрыты лесом. Вот где хорошо вести партизанскую войну.
– Понимаешь, Давид, твой дед пас коз, мой дед пас коз. Это ж еще Энгельс сказал про Грецию, что ее сожрали козы. Ты что, "Радио Тираны" не слушал никогда? Элементарные вещи тебе приходится объяснять. Вспомни слова большого Энвера: "Леса Албании вырубили бараны".
– Да слушал, слушал, успокойся.
– В Албании будет мало лесов до тех пор, пока мы не перейдем на свиноводство, как в Македонии.
– Этого не будет никогда, – поморщился Давид.
– Да, хотя свиней у нас уже полно, зато культуры свиноводства никакой.
Эгейскую или Беломорскую Македонию – и это все, что осталось от грозной и могучей империи, – за разговорами об Александре Великом пролетели быстро. Спешили успеть на всеобщую забастовку в Греции. Солидарно поваляться с трудящимися на пляже.
Мировой финансовый кризис вверг Грецию в хаос и краску. Красный цвет стал моден. Красные полотнища – мечта Энвера Ходжи о перманентной албанской революции – реяли над горами и лесами. Афина и та облачилась в свободный хитон из шикарного красного восхода. Вся страна вышла на демонстрации против режима экономии. Только в греческой столице за день было подожжено около пятидесяти офисных и три правительственных здания, свыше ста магазинов, тринадцать банков. Подтянуть пояса потуже греки не захотели. Лишаться оплачиваемого гарантированного отпуска в пятьдесят два дня, тринадцатой зарплаты к Рождеству и четырнадцатой к Пасхе – тоже.
Неспособность платить по счетам опрокинули экономику страны в долговую яму. Банкротство – красивый и единственный способ заработать денег. Греция, угрожая дефолтом, требовала у Евросоюза помощи в сто десять миллиардов евро.
Греческий премьер-министр Георгиас Папандреу, вспомнив о единственном экспортном товаре Греции, обратился к образу древнего мифа и ругал биржевых минотавров-спекулянтов, пожирающих ежегодно по четырнадцать прекрасных процентов. Он выразился поэтично, как Константинос Кавафис: "Мы стоим на трудном пути новой Одиссеи для эллинизма. Но теперь мы знаем пути в Итаку… Перед нами дорога, которая требует коллективных усилий… Мы все, нынешнее правительство и греческий народ, унаследовали лодку, готовую утонуть, страну без престижа и авторитета, которая потеряла уважение даже своих друзей и партнеров, а экономика страдает от аппетитов спекулянтов и финансовой раскачки".
"Не раскачки, а накачки!" – подумал Петр.
– Что такое финансовый кризис по-гречески? – объяснял Деспотовски Давиду. – Евросоюз далеко не однороден. Скорее это чета. В нем есть северная развитая экономическая половина и есть южная деревенщина. Южане живут в основном за счет туризма и экспорта продовольствия. Северная половина – это такая Большая эмансипированная холеная женщина. Она получает серьезные доходы от производства товаров с высокой долей добавленной стоимости. Чтобы ее промышленные товары покупались, ей выгодно кредитовать знойных южан из своего кошелька. Пока кредит не надо отдавать и платить по счетам, у них все хорошо. Просто идиллия. Северная старушка Европа прохлаждается на пляжах, а южане обслуживают ее по полной программе. Такие вот альфонсы.
– Раз мы южане, выходит, мы тоже альфонсы! – предложил Давид солидарно с греками поухаживать за Большой Женщиной, присоединиться ко всеобщей забастовке по-гречески и поваляться на пляже с Большой Женщиной.
– Мы, не теряющие голову, – гордые альфонсы, и мы грохнем Большую Женщину, прежде чем она потребует вернуть долг! – яростно утопил педаль Петр, погружая Жука в сизые испарения моря. Машина нырнула в затуманенную низину, устремляясь к побережью на пленэр.
– А как мы заманим ее в ловушку? – поинтересовался Давид.
– Она сама сюда придет, потому что мы ей нужны. – Помолчав немного, Петр добавил: – Все в мире хотят получить большой дом, большую машину, большую зарплату и пенсию. Для улучшения качества жизни они все больше работают и меньше общаются с семьей и друзьями. В итоге они получают не только большую ванную, но и огромную талию, и безмерный геморрой. И тогда они созревают, что главная ценность – общение с близкими и природой. А у Большой Женщины от постоянного потребления благ уже знаешь какая талия? – спросил Петр.
– Знаю! – посмотрел Давид на широкие в талии горы.
Халкидики – запах смолы и соли. Если смотреть на полуостров с гор, то он напоминает трехслойный пирог. Большой массив белых, как хлеб, известняковых пород, лист зеленой сосновой рощи, плавящийся шмоток пляжа с хрустящей корочкой. И тут же большая бутыль солено-голубого моря.
Соленый сыр и шипящая минеральная вода. "Сувлаки" на деревянных шпажках и "Цацики" в деревянных чашках. Пальчики оближешь. Запивали скромный обед легким смоляным вином "Рецина" и крепкой "Метаксой". Всё по приемлемой таксе. Полуостров Халкидики словно выхватывает у моря тремя пальцами кусок своего, кровного. Кассандра, Ситония, Агнос Орос. В ответ море шершавым языком слизывало крошки. Оральное удовольствие.
Где-то здесь, на этом курорте, рассуждал Петр, и изнывает от похоти и жары Большая Женщина. Так она и не досталась никому вот и мучается, лежит, зарыв пальцы в песок и широко раскинув ляжки, – ждет своего Афона или Альфонса.
Словно соревнуясь с солнцем, на заднем плане сияла белая вершина горы Афон.
– А может, – сказал Порошкански, – твоя Большая Женщина на Пелопоннесе. К тому же там меж каменных коленок-гор и берцовых костей есть глубокая, покрытая зарослями терновника складка-ущелье Тенар. Может, туда рванем, в тенек, в шелковистый шиповник?