- Ах, вот как! Отлично! Так поезжай тогда к ней, - он схватил лежащую перед ним фотографию Джоанны и через стол перебросил ее Мигелю, - и расскажи ей подробно, что именно ты видел и как это выглядит. Чтобы она по крайней мере знала, что ее ожидает! Из-за того, что ее супругу вздумалось разыграть из себя ламанчского идальго!
- Я ничего не возражаю против того, чтобы моя жена отсюда уехала, - сказал Мигель. - Но меня вы не заставите дезертировать в. такой момент…
- Нет, заставлю. Заставлю! Не забывай, что ты пока еще только сублейтенант и разговариваешь с полковником. Я мог бы просто вызвать тебя, скомандовать "смирно" и вручить соответствующий приказ, понятно? Но я хочу, чтобы ты сделал это по своей воле, чтобы ты понял смысл и необходимость такого приказа. Я хочу, чтобы ты понял, что нам нужна твоя жизнь и твоя голова, а не твоя романтическая смерть от пули какого-нибудь гондурасского уголовника. И если я посылаю тебя в эмиграцию, то не на легкую жизнь где-нибудь в Майами, а на политическую работу. Впрочем, можешь выбирать, черт с тобой! Если ты устал, если хочешь остаться, переменить фамилию и устроиться куда-нибудь почтовым чиновником или весовщиком и сидеть, как крот в норе, скажи прямо. К политической борьбе людей не принуждают. Скажи прямо, я выдам тебе фальшивые документы. Поступай весовщиком на плантацию ЮФКО, живи, взвешивай бананы и радуйся. Ну как, остаешься или едешь? Да живее отвечай, черт побери! Возись тут со всяким…
- Еду, мой полковник.
- Додумался!
Полковник потянул к себе один из телефонов.
- Ола, немедленно соедините меня с девятым полевым госпиталем. Что? Сделайте, чтобы связь была. Поживее!
Он бросил трубку и закурил новую сигарету.
- Так-то, сынок. Что ж делать, в другой раз будем умнее. Многое мы проглядели… слишком многое. Нужно было провести реформу и немедленно вслед за этим начать обезвреживать плантаторов… вроде твоего милого тестя. Он, кстати, считается главой оппозиции во всем департаменте Эскинтла. Сволочь! Если они еще не выступили с оружием, в чем я далеко не уверен, связь с центральными и северо-западными департаментами нарушена уже с двух часов пополудни, то сделают это завтра… Хорошо, что тебе не придется ехать через кофейные районы, там могут быть засады и всякая дрянь… Но в общем гляди в оба, когда будете ехать. Теперь насчет посольств… Я говорил: Уругвай, Чили, Аргентина. Дело в том, что из всех южных республик, пожалуй, один Уругвай еще как-то ухитряется сохранять внешние атрибуты демократии - свободу печати и всякие такие штуки. Большую роль там играет общественное мнение, что для нас тоже очень важно. Кроме того, это вообще традиционное убежище всех политических эмигрантов. В Аргентине, как ты сам знаешь, стопроцентная диктатура, но Перон сейчас играет в "антиимпериализм" и с янки у него отношения очень натянуты… Это можно будет умело использовать… Вопрос, надолго ли Перона хватит. Рано или поздно продастся за доллары и он, но несколько лет еще протянет, чтобы набить себе цену. А нам важен момент, а не…
Загудел телефон, полковник, не договорив, снял трубку.
- Девятый полевой? Соедините меня с начальником госпиталя, это говорит полковник Ортис из штаба дивизии… Доктор Мачадо? Очень приятно, доктор, вас беспокоит полковник Ортис. Дело в следующем. Я хотел спросить, не испытывает ли ваш госпиталь нехватки персонала… Нет? Что? Медикаментов… Дорогой доктор, не вы одни в таком положении… Вот что, доктор, поскольку вы не испытываете недостатка в персонале, у вас там работает некая сестра Асеведо… Да, да, именно - Монсон де Асеведо… Так вот, не откажите в любезности немедленно заготовить приказ об отчислении сестры Асеведо в распоряжение штаба дивизии… Да, она должна будет выехать на рассвете, так что это довольно срочно. Благодарю вас, доктор, и простите за беспокойство…
Он положил трубку и потянулся с видимым облегчением.
- Ну, с этим улажено… Я боялся, что он заупрямится, тогда пришлось бы придумывать предлог. Но, оказывается, персонала там хватает, не хватает только медикаментов. Так вот, сынок, слушай дальше…
Он вынул из бумажника листок и положил его перед Мигелем.
- Здесь адреса - заграничные и несколько здешних. Хорошо, если бы ты смог вызубрить их на память, чтобы не таскать с собой списка. Этот, что обведен рамкой, - это наш связной в столице, к нему обратишься в крайнем случае, а вообще по пустякам его не беспокой. По этому же адресу сдашь в последний момент оружие, перед тем как интернироваться в посольстве…
- Сейчас я его беру с собой? - спросил Мигель, положив руку на кобуру пистолета.
- Разумеется, мало ли что может случиться! Возьмешь хороший джип - все равно армейское имущество через день-два окажется выморочным. Машину или сдашь вместе с оружием, или продашь, если успеешь. Немного денег я тебе сейчас дам, но может понадобиться больше. Кроме того, вот тебе два комплекта фальшивых документов, на тебя и на жену… Это на тот случай, если не выйдет с посольствами.
Достав из ящика стола плотный пакет, полковник передал его Мигелю.
- Здесь же и деньги. Немного, но больше пока не могу. В случае, если воспользоваться правом убежища не сумеете или не успеете, начинайте немедленно пробираться к мексиканской границе, лучше всего через Петен. Но вообще я надеюсь, что до этого не дойдет… Ну, а за границей сразу же дашь о себе знать в любой из этих адресов, какой окажется ближе. Там тебе все скажут. Вопросы есть?
Мигель подумал и медленно покачал головой.
- Нет, никаких… Вот только… если со мной что случится, а жена сумеет выбраться за границу, вы уж там о ней побеспокойтесь, пожалуйста…
- Праздная просьба, сынок. И для нас почти обидная. На этот счет можешь не беспокоиться. Ну…
Оба встали.
- Желаю успеха. Не забудь фотографию. А эти адреса пусть она тоже выучит или перепишет. Пусть лучше наизусть выучит, и ты тоже выучи. Слишком рискованная штука так их держать. Ну что ж, сынок, до встречи - "где-то там", как это говорится…
Они обменялись рукопожатием. Мигель надел каску и пошел к двери, застегивая нагрудный карман с пакетом и адресами. На пороге он обернулся и отсалютовал по всем правилам устава.
В этот вечер у Джоанны было очень хорошее настроение - впервые за время работы в госпитале. За весь день не привезли ни одного раненого, самолеты не летали, было тихо.
К тому же ей удалось поговорить с одним молодым добровольцем, заехавшим в госпиталь перевязать осколочную царапину. Раненый был студентом юридического факультета; оказалось, что у него с Джоанной есть общие знакомые - из числа тех, с кем она шесть лет назад кончала колледж.
Доброволец был настроен оптимистично и говорил, что на фронте чувствуется решительный перелом ситуации.
Война, по его мнению, не могла продлиться дольше каких-нибудь трех дней. Все пленные в один голос показывали, что в войсках наемников растет недовольство командованием, втянувшим их в обреченную авантюру.
Он показал Джоанне старую чилийскую газету с отчетом о митингах солидарности с Гватемалой в Сантьяго и Антофагасте. Как приятно было лишний раз убедиться в том, что они не одиноки в своей борьбе, что даже где-то на другом конце материка общественное мнение оказывает Гватемале такую решительную моральную поддержку!
Наконец состоялось примирение с мисс Холт. Американка сказала, что вполне понимает, какие чувства говорили тогда в Джоан, и не считает себя обиженной.
После ужина Джоанна долго возилась с маленькой Асунсьон, рассказывая ей разные истории собственного сочинения. Когда девочка уснула, Джоанна ушла к себе в палатку, решив отдохнуть перед дежурством. Ровно через полчаса - она едва успела задремать - ее вызвали к доктору Мачадо.
Вернувшись от него, Джоанна пожатием плеч ответила на вопросительные взгляды сестер и положила на стол пакет, в котором были ее документы и приказ об отчислении.
- Ничего не понимаю, - недоумевающе сказала она, - зачем-то меня переводят в распоряжение какого-то штаба… Что я там буду делать? В общем сегодня я уже не дежурю. Просто не понимаю… Может быть, меня с кем-нибудь спутали?
Сестры по очереди прочли приказ и тоже ничего не поняли.
- Ну что ж, завтра узнаешь, - сказала Чача. - А я вот уверена, что тебя сделают переводчицей, вот увидишь. Чтобы допрашивать пленных янки! Ох, и счастливая ты, "у почему тебе всегда так везет?
- Глупости, - отмахнулась Джоанна, - одна я говорю по-английски, что ли? В общем он сказал, что за мной должны заехать утром, я так поняла. Придется ждать.
Сестры высказали еще дюжину предположений и разошлись по своим делам. Джоанна снова прилегла на койку, но сон уже не шел; она долго ворочалась с боку на бок, доказывая себе, что ровно ничего не случилось и все обстоит благополучно; но почему-то в ее сердце неустанно копошился червячок тревоги. Предчувствие? Джоанна в них не верила. Очевидно, просто нервы. Постепенно мысли ее начали путаться.
Час спустя она проснулась с еще более усилившимся чувством неопределенной тревоги. Ей что-то снилось; она не могла припомнить, что именно, но это было что-то очень нехорошее, настолько нехорошее, что она даже боялась: вдруг - возьмет и вспомнится.
"Я, кажется, начинаю сходить с ума", - пробормотала она вслух, почему-то по-английски, и вскочила с койки.