- Ну, я поехал, - сказал тот, в свою очередь отпив глоток. Вид развалившегося в кресле "солдата" вызвал в нем новый приступ раздражения. Нет, Адольф был все же кое в чем, несомненно, прав, это романское отребье - самые настоящие недочеловеки. И этот кастрат еще говорит о любви! Топтался вокруг девки, пока та не удрала к более предприимчивому парню. На твоем месте, мой милый, я не спешил бы так в "Грано", там тебя ничего хорошего не ждет.
- Прикажете передать что-либо сеньорите Монсон? - спросил Хофбауэр самым естественным тоном, уже натягивая перчатки.
- Нет нужды, - отозвался дон Энрике, - скоро я сам буду в "Грано-де-Оро" и лично принесу сеньорите мои поздравления с великим днем.
- Не сомневаюсь, что они окажутся весьма кстати и будут приняты с благодарностью. Честь имею, сеньор лисенсиадо! Скажите сеньору вашему отцу, что я поехал на мотоцикле, он может меня догнать.
Глава 2
Весть о вторжении застала их в маленьком гор ном "пуэбло", куда они прибыли в запряженной мулами повозке около одиннадцати утра. Единственный в местечке приемник работал на истощенных батареях, но люди, столпившиеся у стойки, смогли все же расслышать правительственное сообщение о трех сильных колоннах инсургентов, вторгшихся в страну с территории соседней республики Гондурас и действующих при активной поддержке авиации "неизвестного происхождения".
Джоанна слушала с недоверчивым видом, полуоткрыв губы, не отрывая взгляда от тусклой, засиженной мухами шкалы. Значит, это все же случилось. Значит, те разговоры имели все же под собою реальное основание. Когда хозяин кабачка выключил приемник, сказав, что батареи нужно экономить и следующее слушание состоится через три часа, она протискалась к Мигелю и схватила его за руку.
- Ты что-нибудь понимаешь? - спросила она с ужасом. - Что это все значит?
- Это значит, что мы с тобой опоздали, - ответил тот хмуро. - И что твой отец хорошо знал, что делал… Идем, малыш, пообедаем. К трем мы сюда вернемся.
- Как ты можешь говорить сейчас о еде? - возмутилась Джоанна.
- А ты решила объявить голодовку? - Мигель усмехнулся. - В знак протеста против агрессии? Идем. И ты, пожалуйста, держи себя в руках. В конце концов еще ничего не известно. Дело может оказаться просто пограничным инцидентом.
- Но самолеты?
- Ну и что - самолеты? Мы живем в век авиации, - угрюмо пошутил Мигель, беря Джоанну под руку.
Они вернулись в гостиницу, жалкий постоялый двор с претенциозной и явно рассчитанной на туристов вывеской "Кэриббиэн Блю". После обеда, съеденного по настоянию Мигеля, Джоанна ушла к себе в номер, перебинтовала ногу и вытянулась на неудобной кровати, прикрыв глаза. Впрочем, тотчас же она опять их открыла, обводя взглядом грубо побеленные стены. Прямо напротив изголовья, как единственная дань цивилизации, висели два рекламных плакатика глянцевого картона: один, ярко-красный, призывал пить кока-колу, на другом ослепительно улыбающаяся Энн Блайт рекомендовала "туалетное мыло Люкс - мыло звезд экрана"; на колченогом столике в углу стоял сомнительной чистоты умывальный таз; Джоанне Монсон еще никогда не приходилось жить в такой обстановке. Ей припомнилась ее нью-йоркская комнатка, украшенная вымпелами бейсбольных команд и абстрактными рисунками непризнанных гениев Гринуич-Виллэджа; ее громадная комната в "Грано-де-Оро" - выходящие в сад широкие окна до самого пола, удобная мебель светлого американского ореха, голубовато-серый ковер, стеллаж вдоль всей стены, уставленный глиняными масками и кувшинами - слепками древностей майя. Джоанна покосилась на умывальный таз и усмехнулась немного растерянно.

За дощатой перегородкой Мигель упрямо шагал по своему номеру - шесть шагов и поворот, шесть шагов и поворот, - очевидно, по диагонали.
- Мигель! - позвала Джоанна, обернувшись лицом к перегородке. - Почему ты все ходишь?
- То есть? - спросил тот, перестав шагать.
- Ты уверен, что это только пограничный инцидент?
Шаги возобновились.
- Я ни в чем не уверен, дорогая… - не сразу ответил усталый голос. - Я просто высказал предположение… надежду, если хочешь. Как твоя нога?
- Ничего, Мигель, лучше. Опухоли уже почти не заметно. Мигель, я думаю, нам пора, уже половина третьего. Еще пропустим что-нибудь важное… Может быть, они уже принесли извинения, как ты думаешь?
В кабачке было еще больше народу, чем утром, - казалось, все население поселка слушало в гробовой тишине неясный, едва слышный голос столичного диктора; и сообщаемые им новости были страшнее утренних. Части регулярной армии продолжают вести ожесточенные бои в приграничной зоне; огромное превосходство вражеской техники вынудило правительственные войска к отступлению на некоторых участках; как выяснилось, части инсургентов, главным образом состоящие из наемников, находятся под командой гватемальских офицеров, изменивших своей присяге, во главе с полковником-дезертиром Карлосом Кастильо Армасом; ряд населенных пунктов, в том числе города Сакапа, Сан-Хосе и Пуэрто-Барриос, подверглись атакам с воздуха.
- Да, это война, - тихо сказал Мигель, не глядя на Джоанну, когда они опять вышли на раскаленную послеобеденным зноем улицу. - Теперь уже об инциденте говорить не приходится.
Она и сама уже давно поняла, что для всего случившегося есть только одно название: война. Но когда Мигель произнес это слово вслух, оно поразило ее подобно удару грома. У Джоанны мгновенно пересохло во рту, как тогда, при виде тюков с оружием.
- Да, но… как же так, Мигель? - растерянно спросила она. - Что же теперь будет? Ведь мы только что… мы ведь только что собирались… как же это, Мигель? Я так хотела поехать в Антигуа…
Она замолчала. Было очень тихо, на белых стенах пылало солнце; размывая очертания гор, струилось зыбкое марево зноя. Было очень тихо, а где-то в низинах рвались бомбы, вдребезги разнося тишину и человеческие жизни.
- Что ж делать, дорогая? - Мигель сделал усилие и улыбнулся; лицо его, худое и небритое, вдруг показалось Джоанне постаревшим на несколько лет. - Что же делать, моя маленькая?.. Лучше идем, Джоанна. Идем, не нужно. И потом тебе вредно на солнце - с такой прической…
Он протянул руку и погладил ее по голове.
- Еще солнечный удар получишь, здесь с этим шутить нельзя. Идем, малыш…
О "обнял ее за плечи, обессилевшую от горя, и медленней повел по неровному каменному тротуару вдоль пылающих белым огнем стен.
Вечером они еще раз послушали радио. Коммивояжер, приехавший в нарядном бело-зеленом "шевроле", наотрез отказался взять их с собою, сославшись на перегруженность машины; зато он любезно предложил Джоанне воспользоваться отличным радио, которым был снабжен его новенький автомобиль. Они опять прослушали дневные сообщения, к которым сейчас прибавилось еще одно - о многочисленных вооруженных выступлениях антиправительственных элементов, имевших место в разных пунктах страны. Услышав это, Джоанна переглянулась с Мигелем и закусила губы. Правительство призывало население к лояльности и оказанию помощи властям.
"Народ Гватемалы! - торопливо читал диктор. - Банда милитаристов, возглавляемая ставленником Объединенной фруктовой компании полковником Кастильо Армасом, ввергла нашу страну в ужасы войны, стремясь свергнуть законное правительство и посадить на его место марионеток северо-американского капитала, стремясь снова превратить Гватемалу в колонию доллара, какой она была до 1944 года. Перед нашей родиной со всей остротой опять встает вопрос - жизнь или смерть, суверенитет или рабство, строительство свободной жизни или прозябание в ярме иностранных монополий…"
Потом было передано воззвание к общественному мнению США с протестом против использования северо-американских самолетов в истребительной войне против детей и женщин Гватемалы и обращение Красного Креста к народам Латинской Америки и всего мира с просьбой немедленно жертвовать перевязочные материалы, хирургический инструментарий, медикаменты и кровяную плазму.
Столпившиеся вокруг машины люди в истрепанной одежде, выгоревшей под палящим солнцем и тропическими ливнями, слушали молча, и их лица, озаренные пламенем заката, казались вырезанными из красного дерева. Уже собравшись выйти из машины, Джоанна вдруг решила попробовать настроиться на какую-нибудь станцию США. Ей повезло: над группой молчаливых слушателей вдруг полились гортанные и шипящие звуки чужой речи. Джоанна прислушалась и нетерпеливым жестом потребовала у Мигеля блокнот и карандаш, принявшись быстро стенографировать.