* * *
Красное неряшливое марево наплывало на глаза и снова отплывало - качалось, как старое покрывало на веревке. Назойливый тонкий свист сопровождал это колыхание, от него подкатывала к горлу тошнота. Свист перемежался тупым стуком - тоже то рядом с ухом, то как будто уплывал куда-то далеко и вновь возвращался.
Стас попытался разлепить глаза, один открылся, второй, видно заплывший от удара, не послушался. Язык присох к нёбу и не хотел отрываться. "Еще немного без воды, и мне конец", - равнодушно подумал он, но все же попытался пошевелиться.
Руки были связаны сзади, причем правую он почти не чувствовал. Зато левая, затекшая от неудобной позы, болела в суставах все сильнее. Он полз в темноте, пока не уперся лбом в грубую лестницу. Щеку оцарапало что-то металлическое. Пошевелив головой, он понял - большой гвоздь, возможно старинный, кованый.
Стал разворачиваться, неловко, словно краб на песке, кое-как нащупал связанными руками торчащий гвоздь, попытался зацепиться за него веревкой. Получилось с шестого раза. Он слегка передохнул - в глазах плыла все та же кровавая пелена, сильно тошнило.
Собрался с силами и рванулся всем телом, надеясь, что веревка хоть чуть-чуть ослабнет. В глазах полыхнуло, адская боль разорвала правое плечо, но веревка не поддалась. Он почти повис всей тяжестью на гвозде, свесив голову на грудь. Потом попытался рвануться снова. В глазах потемнело, сознание отключилось.
В Люберцы Ася и Арчи добрались поздним синим вечером. Садиться с собакой в автобус Ася не решилась, поэтому до улицы Попова они доплелись, когда совсем стемнело.
Мать, как всегда, сидела, укутавшись в старенький плед, перед телевизором. С тех пор как они поселились здесь, она выходила из дома только на работу - в магазине по соседству мыла полы поздним вечером или рано утром. Все остальное время она проводила здесь, в полутемной однушке на первом этаже запущенной пятиэтажки. Ася старалась приукрасить их убогий быт самодельными салфетками, лоскутным ковриком на стене. Но сырость из подвала и густая тень от старых тополей под окном все равно делали комнату мрачной, какой-то нежилой. На более комфортное жилье денег не было, Ася только, сжав зубы, мечтала, что после окончания института она будет работать день и ночь, чтобы вызволить мать из этого вечного сумрака. Ей казалось, что в светлом и уютном доме мама выйдет из состояния полусна-полубодрствования, в котором она жила после войны.
Она давно уже престала уговаривать маму выйти в город - погулять, в кино, на рынок. Ольга Петровна только пугливо всматривалась в лицо дочери - после контузии она плоховато слышала - и отрицательно качала головой. Ася помнила мать веселой, говорливой, всегда аккуратной в своем хрустящем от крахмала белом халате - мама работала медсестрой и умела делать уколы так, что пожилые пациенты обожали ее.
Потом, когда началась война, мама как-то постепенно стала словно меньше ростом, перестала звонко смеяться и рассказывать смешные и печальные истории из больничной жизни. Особенно после той ночи, когда в их дом приходили какие-то черные люди, по-чеченски велели выметаться из квартиры и из Грозного в 24 часа. Мать совсем почернела от горя, когда отца, врача городской больницы, подстрелили прямо на улице - в милиции сказали, шальная пуля. Потом, бросив квартиру и вещи, они вдвоем перебрались в лагерь беженцев в Ингушетии, прожили там два года в палатке, в которой по утрам волосы примерзали к подушке.
Когда Ася подросла, решили перебраться в Подмосковье. Но там мама долго болела, худела и как-то ссохлась, хотя все-таки пыталась держаться, через силу хлопотала по нехитрому хозяйству. По специальности работать не стала, пошла мыть полы, ее красивые, всегда ухоженные руки стали красными, пальцы разбухли и искривились…
Ася, которой к тому времени исполнилось семь лет, хорошо помнила войну. Грохот разрывов, развалины на месте их уютной зеленой улицы, соседскую бабушку Зинаиду, которая сошла с ума в те дни и ходила по разрушенному микрорайону, прижав к груди старую целлулоидную куклу в грязном платье, - ее дочь, зять и две внучки погибли под развалинами. Помнила скулящего от боли Шарика и как пыталась спасти его, забинтовать шею, перебитую осколком… А сквозь белые бинты проступала ярко-красная кровь…
Но как и когда она сама стала главой их небольшой семьи, Ася вспомнить не могла. Ей казалось, что после их бегства из Грозного и двух тяжелых лет в палаточном лагере так было всегда. Она всегда сама покупала продукты, оплачивала квитанции за квартиру и свет, встречалась с хозяйками съемных комнат, а потом квартир, сама решала, что купить себе и маме из дешевой одежды и обуви - на дорогую денег никогда не было. И все же она верила, что когда-нибудь мама поправится и снова превратится в ту, веселую и молодую…
- Мам, ты не пугайся, я с собакой, его зовут Арчи, он спокойный и добрый. - Ася отступила в сторону, чтобы мать увидела пса. - Он у нас поживет немного, у него хозяин пропал. Ты не против?
- Ой, какой большой. - Мать встала с продавленного диванчика. - А где же он будет спать у нас?
- Да в коридоре, сейчас что-нибудь постелю ему.
Обрадовавшись, что мать не испугалась и не стала возражать, Ася засуетилась, нашла в шкафу старое покрывало, постелила его на пол, свернув вчетверо.
- Арчи, место!
Пес послушно вернулся в тесный коридор, лег на вылинявшее покрывало.
- Ты ужинала, мам? - Ася из кухни спросила, заранее зная ответ.
- Да не хотелось как-то, я кефиру попила. - Голос матери снова сел. - Ты сама покушай. И собаку покорми, там каша есть.
Ася положила гречневой каши в миску, плеснула молока.
- Завтра куплю тебе корма, а сейчас так поешь, ладно?
Арчи поднялся, начал есть кашу, смешно брызгая себе на морду молоком.
- Ну вот, мам, я завтра с ним утром погуляю, потом на работу поеду, а ты уж побудь с ним день, хорошо? Вечером еды ему привезу собачьей, а днем можно и не кормить, он привычный.
Мать согласно кивнула, кутаясь в плед. Сейчас в комнате было действительно прохладно, но она зябла и в самый жаркий летний день.
После приема, на котором в этот раз побывало четыре кошки, две собаки и попугайчик-неразлучник, подавившийся семечком, Ася улучила момент и позвонила в питомник ховавартов. Жанна разохалась, узнав, что найденная собака и есть тот самый Арчибальд фон Эббе, и дала номер телефона его хозяев.
С замиранием сердца Ася набрала его: как отреагируют хозяева на находку, предположить было сложно - теперь она уже знала, что среди владельцев дорогих породистых собак попадались разные люди, подчас довольно жестокие и неприветливые.
- Аллоу! - грудным манерным голосом отозвалась трубка. У Аси мгновенно испортилось настроение, она сразу представила модную, капризную даму из "новых русских". Но остановиться уже было невозможно.
- Алло, здравствуйте, это вас беспокоят из ветеринарной клиники "Вита". - Голос у Аси слегка дрожал, но она продолжила: - Вы знаете, один наш клиент нашел собаку-потеряшку, она оказалась ховавартом. Через питомник мы узнали… В общем, он откликнулся на имя Арчибальд. Скорее всего, это ваша собака. Не хотите взглянуть?
- Что! Арчи? - Всю манерность с дамы как ветром сдуло. - Где его нашли? Боже мой, он здоров? Он жил у кого-то? Ах, бродяжничал… Конечно, я приеду, говорите адрес…
Через час в приемное отделение вбежали двое худеньких подростков - мальчик и девочка, а за ними быстро вошла женщина в короткой шубке, с распущенными рыжими волосами.
- Где он? Это вы мне звонили, вы Ася? - быстро проговорила она.
- Арчи, Арчи! - позвала девочка в джинсиках и короткой курточке. Мальчик стоял рядом, независимо засунув руки в карманы.
- Да нет, он у меня дома, он несколько дней жил у человека, который его нашел, а потом… В общем, он уехал… на некоторое время. И меня попросили Арчи подержать. А я вот вас нашла. - Ася смутилась, словно сделала что-то не так.
- Ну так поедемте к вам домой! - быстро проговорила женщина. - Я на машине. Вы можете отпроситься?
- Могу, я здесь не в штате, я на практике, - еще больше смутилась Ася. Ей уже почему-то не хотелось везти это семейство домой - наверняка заберут Арчи, а как же Стас?
Но она все же отпросилась у Олега Васильевича и села в новенький "лексус". В Люберцы доехали быстро, пробок еще не было. С сильно бьющимся сердцем Ася открыла дверь, окликнула мать. Та вышла навстречу, и Ася ее не узнала - на лице мамы светилась улыбка.
- Мы погуляли! - радостно сказала она и вдруг осеклась, увидев за спиной дочери посторонних.
- Мам, это Галина Николаевна, Илья и Настя. - Ася посторонилась, чтобы мать увидела всю троицу. - Они…
Не успела договорить, потому что из-за спины матери выскочил Арчи и кинулся к детям. Он радостно взлаивал, подпрыгивал, пытаясь лизнуть то Илью, то Настю, хвост его крутился, как вентилятор.
- Арчи! - ахнула женщина и наклонилась, обняла пса за шею. Тот блаженно зажмурил глаза и замер. - Арчи, дорогой, как же ты изменился, вырос! Спасибо вам, огромное спасибо! Мы его столько искали, думали, что погиб…
Женщина порылась в сумочке, достала бумажную салфетку, аккуратно промокнула подведенные глаза, чтобы не размазать тушь.
- Арчи, дорогой, что с ногой у него? И с головой тоже? - Она заметила наконец шину и пластырь на собаке.
- Он попал под машину… - Ася не знала, как объяснить короче и понятней. - Бросился на шоссе, а водитель его из-за грузовика не видел. Ну вот, сбил, но потом подобрал и привез к нам, в клинику. А потом забрал домой, я ходила ему уколы делать. А потом Станислав Сергеевич… уехал. Когда вернется, не сказал. Вот я и взяла его. Пока, на время. Вы его заберете сейчас? Или…