Чтобы навести справки, я, прихватив Ральфа, побывала в конторе брата. Там я включила пьесу Бетховена (этого казалось вполне достаточно, чтобы создать атмосферу и подразнить его секретарей), потом я спросила у него новый адрес этой… глупой курицы, вредины, интриганки, мерзавки.
- Ты о ком?
- О ней. Когда я думаю о ней, всплывают именно эти слова. Все прочие называют ее Элеонорой.
- Ах, ты о своей невестке?
- Бывшей невестке!
Естественно, у Альбера имелся ее адрес.
- Вот видишь, Кристина, во мне гораздо сильнее развиты семейные чувства.
- У меня были бы эти чувства, если бы семья имела смысл.
- Замечательная женщина эта Элеонора, - добавил он, будто являлся экспертом по замечательным женщинам.
- Это нормально, что она тебе нравится: она столь же любезна, как сейф в банке Лихтенштейна.
- А в чем ты можешь ее упрекнуть?
- В том, что она существует.
Откашлявшись, Альбер указал на Ральфа, который наяривал бодрую пьесу.
- Опять Бетховен?
- "Афинские развалины". О тебе подумала.
Он принялся прохаживаться по кабинету.
- Кристина, как-то в лифте отеля я услышал Лунную сонату и задал себе вопрос: а что бы написал Бетховен, если бы увидел Землю с Луны? Земную сонату? Представь, Кристина, если бы Бетховен побывал на Луне, это изменило бы историю музыки.
- И астронавтики.
Он улыбнулся с возвышенным и задумчивым видом.
- Постой, мне вспомнился забавный анекдот на эту тему. Не знаю, может, я тебе уже рассказывал… Тебе известно, что Людвиг ван Бетховен был настолько глух, что всю жизнь думал, будто занимается живописью?
- А ты настолько глуп, что всю свою жизнь думал, будто ты умен.
Прибыв в дом, где проживала моя невестка, я оставила Ральфа в темном закоулке под лестницей и позвонила в квартиру.
- Добрый день, Элеонора. Я… Я случайно оказалась в этом квартале. Я подумала… Как вы поживаете?
- Хороший вопрос. Благодарю вас.
Ну вот. Типичный ответ. Моя невестка любит загадочные фразы. А как бы я теперь ответила? Да стоит ли удивляться, что мы так скверно общались!
- А вы, дражайшая свекровь, как поживаете вы?
- Лучше не бывает! Постигаю хип-хоп с моим новым приятелем Бубакаром, у меня уже получается связать четыре элемента подряд, я научилась стоять на руках, а опасное сальто назад выходит все лучше и лучше. Хотя вращения на голове мне пока не даются, даже в каске.
Она пригласила меня присесть, пробормотав:
- Тем лучше, тем лучше.
Тут два варианта: или она меня вообще не слушает, или понимает, что я несу бог весть что.
Вновь повисло молчание, кирпичная стена между нами с каждой секундой становилась все выше. Я не слишком жаждала приходить сюда, а теперь мне хотелось уйти.
- Элеонора, вы по-прежнему одна?
- Да.
- Но ведь вы молоды, могли бы устроить свою жизнь…
- Моя жизнь не закончена, она продолжается. Жорж постоянно со мной.
Я тотчас встала.
- Элеонора, я пойду.
- Почему? Разве вы уже не вспоминаете Жоржа? Больше не пишете ему?
У меня не было сил отвечать. Когда кто-то произносит имя "Жорж", я тотчас замыкаюсь в себе. С некоторых пор я плохо переношу боль. Почти совсем не терплю. Я приняла решение больше не думать о Жорже, я в зародыше душила всякую мысль о нем, гнала его из памяти! Конечно, в моем мозгу есть провалы, гигантские провалы, ямы от взорванных мною снарядов! Они еще дымятся. Кое-где есть клочки нетронутой земли, но в остальном повсюду руины! И я не прекращу бомбить! До конца!
Элеонора преградила мне путь с миной, которая хоть в ком возбудила бы жалость.
- Мне бы так хотелось поговорить с вами о Жорже. Если бы вы знали, как я ждала момента, когда же мы наконец подружимся, помиримся и сможем вместе вспоминать его. И тогда на нас снизойдет покой. И на него - там, на небесах!
- Подружиться с вами, Элеонора?! И не мечтайте, голубушка. Никогда! Я считаю, что это по вашей вине он покончил с собой. Потому что не был счастлив с вами. Потому что вы не любили его. Или ваша любовь причиняла ему вред. Да, согласна, он совершил самоубийство собственными руками, и все же виновны вы, вы убийца, вы довели его до смерти.
Она воскликнула почти с облегчением:
- Наконец! Наконец-то вы произнесли это!
- Что - это? Что ненавижу вас? Разве вы не имели возможности в этом убедиться за двадцать лет, проведенных с ним?
- Да, я в общем в курсе, спасибо. Я говорю о ваших подозрениях, о ваших обвинениях. После смерти Жоржа я догадывалась о них, но надеялась, что вы выскажетесь прямо.
- Ну вот я и высказалась. Теперь позвольте мне уйти, у меня урок хип-хопа с Бубакаром, и меня ждет Ральф.
- Ральф?
- Мой музыкальный центр. Он играет мне Бетховена.
Она вдруг вытаращила глаза, кивнула и улыбнулась:
- Ах так, стало быть, поэтому…
Голову мою вдруг словно сжало тисками, пол стал уходить у меня из-под ног, и я почувствовала: если я немедля не выйду на улицу, то все пропало. И тут случилась катастрофа. Я услышала, как сама задаю вопрос, которого следовало избегать.
- Что значит "так, стало быть, поэтому"? Элеонора, что вы такое поняли, чего не понимаю я?
- Бетховен! Жорж страстно любил Бетховена. И он говорил мне, что это вы привили ему эту страсть.
Я так и села. Жорж… Бетховен… Мне не хватало воздуха. Любопытно, как наши эмоции способны в мгновение ока сделать воздух комнаты непригодным для дыхания. В моей голове словно открылись все шлюзы, возникло смятение, замелькали вспышки догадок.
Элеонора достала из ящика письмо. Жорж оставил его специально для меня, а я ни за что не хотела его прочесть.
- Как вам известно, есть одно условие.
- Элеонора, обойдемся без пустой болтовни, дайте мне это письмо.
- Нет. Жорж поставил условие.
- Элеонора, вы отдаете себе отчет в том, что мне не составит труда вас прикончить - здесь и сейчас? Как мне лучше это сделать? Усыпить вас? Придушить? Или зарезать ножом?
- Уважайте волю Жоржа. Доверьтесь ему. Он все взвесил. Он, несомненно, много думал о вас, выдвигая это условие.
- И вы на его стороне?
- Всегда. А вы нет?
Вот гадина!
По возвращении в "Сиреневый дом" я поднялась проведать Кэнди.
- Скажи, дорогая, - вижу, что ты в прекрасной форме, - ты часом не набрала пару килограммов?
Бедняжка Кэнди! Ее круглое личико тут же превратилось в трагическую маску.
- От тебя ничего не скроешь!
- Ты больше не посещаешь занятия гимнастикой?
- Посещаю.
- Так… Значит, ты перестала крутить педали велотренажера?
- Если тебе интересно, когда я остаюсь наедине с телевизором, то, как хомяк, трескаю все подряд.
- Ну… это, должно быть, возраст, тогда что поделаешь…
Кэнди повесила голову, будто к ней подступал палач с топором.
- У меня есть приятельница, которая за неделю похудела на пять кило, - словно невзначай добавила я.
Надежда заставила Кэнди поднять голову.
- Она принимала лекарство? Придерживалась специальной диеты? О, умоляю тебя, скажи мне! Скажи скорее!
- Она совершила паломничество в Сантьяго-де-Компостелу.
- Паломничество… Компостела?..
- Да. И наконец добилась своего. За неделю пять кило. Фьють - испарились как нечего делать…
Если бы ее лоб не был обездвижен ботоксом, разглаживающим морщины, Кэнди, пожалуй, сдвинула бы брови. Впрочем, она сделала это без внешних проявлений.
- Кики, а ты не соблазнишься паломничеством в Компостелу? Вместе со мной…
- Ох, ты меня знаешь… это религиозное ханжество…
- Пять кило, Кики, пять кило. Тебе это вовсе не повредит.
Через две недели мы тронулись в путь.
Двадцать километров в день. Сурово. Что ни вечер - ноги стерты в кровь.
Я не сказала Кэнди, что паломничество как раз и было условием моего сына: Элеонора отдаст мне письмо, если я одолею тот путь, который некогда мы с Жоржем проделали вместе, ему в ту пору было десять лет.
Мы шли.
Рашель отказалась присоединиться к нам. "Моя религия запрещает мне это, - пожав плечами, сказала она. - Ступайте без меня, девочки". Зоэ выдвинула мудреное возражение: она подсчитала, что поскольку ей нужно сбросить не пять кило, а пятьдесят, то ей следует пройти гораздо больше, как минимум из Германии, и так как мы не предлагали ей маршрут Мюнхен - Компостела или Стокгольм - Компостела, она отказалась.