Тьму следует считать равно могущественной. Это знание дало мне большее понимание моего дела, чем любой конкретный ответ, какой мог бы принести мне посланец. Если хотите знать правду о свете, надо изучать тьму. С того происшествия я стал прилежным исследователем ночи, теней, сокровенных уголков моего сознания. Страшные вещи таятся там, но и страшная красота. Все это сделало меня светокузнецом, какой я есть сегодня.
- Выходит, половина истории - во тьме? - уточнил Огест.
- Да, - согласился Ларчкрофт, - она усердный учитель. И время от времени требует жертвоприношений.
Тут он выпустил из руки блокнот, и тот упал под ноги Огесту.
Репортер за ним не нагнулся, слишком он был погружен в услышанное этой ночью. Одна мысль перетекала в другую, водоворотом уводя по спирали в глубины воображения. Он не знал, сколько просидел, размышляя о борьбе света и тьмы.
- Интервью окончено, - объявил Ларчкрофт, вырывая Огеста из забытья.
Подняв глаза, репортер увидел, что гостиная залита светом раннего утра.
- Какого жертвоприношения? - спросил он у парящей головы.
- Самого страшного, мой мальчик.
Ларчкрофт рассмеялся, и луч утреннего солнца ворвался через единственное окно в дальнем конце комнаты и ударил прямо ему в лицо. С мгновение он пристально смотрел в глаза Огесту, а потом вдруг исчез. Смех еще задержался ненадолго, но быстро рассеялся в шепот и пропал вовсе.
Подобрав блокнот, Огест встал, размял затекшие ноги и отправился назад тем же путем, каким попал в гостиную. Пока он шел по коридорам к парадной двери, звук его шагов эхом отдавался в тишине огромного особняка. Интересно, куда подевались Ларчкрофт, Бастон и слуга? Подойдя к двери, он с улыбкой заметил, что она изумрудно-зеленая, а ведь когда он входил, кажется, была иной… или нет?
Огест прошел пешком все полторы мили от усадьбы Ларчкрофта до города, а когда поднялся в редакцию «Газетт», застал привычную суматоху рабочего дня. Ему не терпелось похвастаться интервью, и он без обычной робости постучал в дверь шефа. Ворчливый голос крикнул: «Войдите!»
- Где ты был вчера вечером? - спросил редактор.
Под глазами его набрякли темные мешки, немногие уцелевшие волосы топорщились в разные стороны. Всегда подтянутый, сейчас он сидел без пиджака и галстука. Белая рубашка была смята и испачкана чернилами. Одна манжета неряшливо завернулась, другая болталась расстегнутая.
- Я взял интервью у Ларчкрофта, - ответил Огест. - Уверен, вы захотите поставить его на первую полосу.
Шеф мрачно покачал головой.
- Извини, дружок, но «гвоздь» номера уже есть.
- То есть?
- Вчера вечером, с наступлением темноты, в городе была убита молодая женщина. На третьем этаже трущобы за Пейн-стрит. В «Виндзорском гербе». Все репортеры были в разгоне, да и ты где-то шлялся, поэтому я пошел сам. Какая жестокость! Кто-то проделал дыру во лбу девушки - вот тут. - Старик указал себе в середину лба. - И влил внутрь пинту чернил. Кровищи…
Огест медленно опустился на стул.
- Как звали девушку?
- Мей Лофтон. О ней мало что известно.
- Она была учительницей? - спросил Огест.
- Возможно. Определенно не из тех, кого ожидаешь увидеть в подобном месте… А что, ты ее знаешь?
- Нет.
- Но констебль нашел возле тела кое-что интересное. Возможно, убийцу поймают… - Закрыв глаза, редактор потянулся. - С удовольствием сейчас бы вздремнул… Кстати, а что у тебя?
Потянувшись через обширный стол, Огест положил перед редактором блокнот и откинулся на спинку стула.
- Все равно годится на первую полосу, - сказал он. - Пространный и подробный отчет, практически исповедь Человека Света.
Сев прямее, редактор придвинул к себе блокнот. С усталым вздохом открыл его и перелистнул несколько первых страниц.