* * *
Прошло два дня. Тюрморезов оставался в столице. В общежитии больше не появлялся, – снял на полмесяца комнату в квартире какого-то омерзительного мужичка-алкоголика. Передавая деньги за аренду, – мужичок сдавал жилье довольно дешево, – Евграф был уверен: скорее всего, его ждет подвох. Вероятно, хозяин квартиры собирался осуществить примитивную, но безотказно работавшую схему. Через несколько дней мужичок, воспользовавшись тем, что отношения между ним и жильцом не подкреплены договором, попросту устроит скандал и потребует от арендатора убраться…
Однако Тюрморезову, в отличие от хозяина жилья, повезло. На второй день Евграф избавился от соседа.
Хозяин квартиры, выпив даже больше, чем всегда – гулял на полученные от жильца деньги, – возвращался домой и, зашатавшись, оказался на проезжей части. Там попал под машину. Удар был не очень сильным. Но его хватило, чтобы пьянчуга отлетел на несколько метров в сторону и как следует приложился головой об асфальт.
В тяжелом состоянии скорая забрала его в больницу.
Об этом Евграф узнал на следующее утро от старушки, сидевшей перед подъездом пятиэтажного дома на лавочке. Она не только прекрасно знала, в какой из квартир подъезда Тюрморезов живет, но и была наслышана о произошедшем накануне с его квартирным хозяином.
– Говорят, что он настолько плох, что вчера даже пытались разыскать каких-то его родственников. Думали, помрет до утра… – проговорила старушка и некоторое время молча смотрела на Евграфа.
Король Психов вышел из квартиры, чтобы дойти до пятачка возле станции метро и купить там свежую газету и чего-нибудь поесть. В квартире у пьянчужки не было ни телевизора, ни даже старенькой радиоточки.
Теперь он два раза кивнул головой, отвернулся от старушки и пошел дальше. Чутье подсказывало ему: некоторое время его никто не будет беспокоить. Но злоупотреблять везением не стоит. Недельку, не больше, он может жить в этой квартире, а потом должен исчезнуть. Главное, чего никак не мог предугадать в данный момент Тюрморезов – до какой степени ему стоит опасаться того, что его ищут в связи с историей в метро. Евграф был уже достаточно опытен, чтобы не надеяться на то, что органы его не разыскивают. Насколько точен уже, без сомнения, составленный фоторобот? Легко ли по нему опознать его?
Размышляя подобным образом, Тюрморезов подошел к переносной будке из металлических трубок и натянутого на них красного тента, под которым стоял лоток с газетами. Продавец разговаривал с какой-то женщиной в фартуке, – вероятно, она торговала где-то поблизости. Евграф взял из пачки популярную ежедневную газету и… Здесь ему понадобилось самообладание: на первой полосе был напечатана его качественная, правда не совсем соответствовавшая формату "их разыскивает полиция", фотография. Под ней, – его глаза успели выхватить их, прежде чем он сложил газету вдвое, – крупным шрифтом были напечатаны его имя и фамилия.
– Так, – отвлекшийся от разговора со своей знакомой продавец показывал пальцем на газету, – Все?.. – он вопросительно вскинул глаза на Тюрморезова.
– Да, – Евграф спокойно протянул ему деньги, дождался сдачи. Небрежно сунул ее в карман и неторопясь пошел от газетного лотка прочь. Сердце его отчаянно колотилось. Он твердо решил, что не станет разворачивать газету прежде, чем за ним закроется дверь квартиры.
Через полтора десятка шагов его ждало следующее испытание: на стекле продуктового магазина был приклеен скотчем лист белой бумаги формата А4 со все той же фотографией, что и в газете, надписью над ней крупными буквами "Розыск!" и каким-то текстом внизу. Мелкий шрифт Тюрморезов с расстояния разобрать не смог.
Евграф справился со своими эмоциями и после этой "неудачи". Он нисколько не изменил направления своего движения, не вздрогнул. Взгляд его быстро перешел с объявления о розыске на куриное мясо, готовившееся на вертеле в витрине палатки, продававшей шаурму.
Вскоре он оказался за пределами людной площади возле станции метро. Неширокая дорога, по которой время от времени проезжали легковые автомобили, шла между жилых домов. Навстречу к станции подземки шли люди. На Евграфа они не обращали никакого внимания.
Он спокойно добрался до подъезда, перед которым по-прежнему сидела старушенция, с которой он недавно разговаривал. На этот раз она даже не посмотрела на него. Ее внимание в этот момент было привлечено к молодой женщине с коляской, гулявшей у соседнего подъезда…
Оказавшись на лестнице, Тюрморезов быстро поднялся к себе на третий этаж, открыл ключом замок железной двери, вошел в квартиру. Запершись, он несколько мгновений стоял, не разворачивая газеты. Затем, по-прежнему не разворачивая бумажных листков, прошел в комнату. Но не в ту, которую снимал, а в хозяйскую. Там уселся на убогую продавленную софу и осмотрелся, точно оказался здесь впервые. Хотя еще в первый день пребывания в квартире, когда хозяин ушел, внимательно обследовал его "каморку".
Теперь постарался взглянуть на окружавшие его предметы так, будто видит их впервые. Этот "прием" должен был помочь Тюрморезову как бы отстраниться от ситуации, в которой он сейчас находился. Отделавшись от нее таким образом, он сможет, не нервничая, обдумать то, с чем столкнулся сегодня. Принять правильное решение.
Вот старенький электрический будильник. Длинная стрелка отставала минут на двадцать. Рядом на табуретке, – краска с нее облезла и торчала деревянная поверхность, – лежала старая куртка хозяина-пьянчуги. Она была грязная, давно не стиранная. Потом Тюрморезов посмотрел на цветочные горшки, стоявшие на паркетном полу у окна. В них была земля, но не росло никаких цветов. Откуда и зачем они здесь?
Евграф развернул газету. Рассмотрел внимательно свою старую фотографию, – в свое время ее забрал из квартиры Робика следователь, проводивший обыск… Тюрморезов сидел на скамейке за длинной партой в институтской аудитории и улыбался. Снимок был сделан одним институтским парнишкой. Вообще-то он пришел сфотографировать профессора. В "кадре" того нет, – Бердников в тот момент сидел за соседней партой – через проход. Парнишка "захватил" его следующим снимком.
На фото Тюрморезов не выглядел сумасшедшим, – обаятельный молодой человек. В хорошем костюме… Фотограф запечатлел его доброжелательно улыбавшимся. Должно быть, этот странный контраст фотографии и ужасной для Евграфа заметки под ней мог производить на читателя особенно сильное впечатление. Журналист, сочинявший этот материал, обязательно принял это во внимание. Улыбчивый, милый молодой человек пытался сжечь поезд метро вместе со многими сотнями находившихся в нем живых людей… По внешнему виду никак не скажешь, что он опасный псих, маньяк-поджигатель, уже отбывший свой "срок" принудительного лечения. "И зачем только этого монстра выпустили! – непременно должен подумать обыватель. – Таких психов следует изолировать от общества навсегда. А лучше уничтожать, чтобы они никогда не дали потомства. И череда их преступлений, не дай Бог, не продолжилась в следующих поколениях!"
Перечитав несколько колонок под фотографией еще раз, Тюрморезов убедился: газетчики ни словом не упомянули его роль в тушении пожара. Было сказано лишь: "пассажиры пытались сбить вырывавшееся из кабины пламя с помощью огнетушителя, но безуспешно. А после прогремевшего взрыва пожар приобрел особенную силу. Тем не менее, головной вагон, сделанный, как и весь состав, из стойких к воспламенению материалов, почти не обгорел. Если не считать изрядно развороченной взрывом кабины".
Сообщение в газете Евграфа не удивило. Он привык к предвзятости. От него, как от опасного психа, люди ожидали только плохого. Сообщалось, что на "Автозаводской" он, Евграф, вскочил в кабину, тут же выхватил пистолет и велел машинисту трогаться. Затем, когда состав был уже в тоннеле, Тюрморезов якобы извлек откуда-то из-за пазухи две пластиковые бутыли. В одной, как он якобы заявил – горючее вещество, во второй – жидкая взрывчатка…
Держа машиниста "на мушке" пистолета, Евграф принялся разливать по кабине горючую жидкость.
При этом он приговаривал, – каждое слово врезалось машинисту в память:
– Факел получится отменный! Из пятисот человеческих душ. А потом, когда вся эта головешка на колесах вкатит в тоннель, немного еще погорит, выкатится на станцию и все эти ротозеи соберутся смотреть – тут-то и прогремит взрыв! – на этих словах Тюрморезов якобы похлопал по второй емкости. – Здесь взрывчатка!.. Разнесет к чертовой матери всю станцию.
Он бросил спичку. В кабине головного вагона заплясало пламя.
Когда поезд оказался на середине метромоста, Евграф, помахивая пистолетом, сказал:
– Сейчас ты уберешься из этой кабины!.. Я дарю тебе жизнь, чтобы ты передал тем, кто упек меня в сумасшедший дом, что все их усилия оказались напрасны. Я поджигал и буду поджигать! Меня зовут Евграф Тюрморезов. Я сжег совхозные коровники. Но я не остановился на достигнутом. Моя цель – стать самым великим поджигателем в мировой истории. Чикатило прославился тем, что убивал людей в лесу. Я прославлюсь своими чудовищными поджогами. И ты мне в этом поможешь!..
По словам машиниста, Тюрморезов выглядел совершенно невменяемым. Было очевидно: он ни перед чем не остановится. "Прыгай!" велел он машинисту, который только что остановил состав. Машинист понимал, что если поезд будет гореть в тоннеле, жертв окажется гораздо больше, чем на мосту. Все-таки на мосту есть, куда спастись от огня. Но Евграф, по-прежнему одной рукой направлявший пистолет на машиниста, поменялся с ним местами и, двинув ручку, заставил поезд с силой дернуться вперед. "Прыгай, я тебе приказываю!" – заорал сумасшедший. Машинист понял, что в следующее мгновение прогремит выстрел. Неловко на ходу он вывалился из кабины. Упал на мост…