* * *
Стоя, прижатым спиной к двери отъезжавшего вагона, Тюрморезов смог обернуться: на платформе царила паника.
Поезд, в вагон которого он успел в последний момент заскочить, прибыл на станцию раньше, чем состав с горевшей кабиной машиниста. Если бы не взрыв, он, скорее всего, так и не был бы отправлен. Но после того, как грохнула снаряженная лопоухим вторая канистра, и из кабины вылетели какие-то горевшие детали, кто-то отдал приказ тронуть состав.
Двери захлопнулись, поезд дернулся. Потом неожиданно замер. Пассажиров в вагонах резко качнуло вперед. Тут же состав опять тронулся с места. Принялся стремительно набирать скорость, чтобы полностью скрыться в тоннеле – подальше от "Каширской", на которой стоял с развороченной кабиной злополучный поезд.
Евграф уже представлял, как добравшись за четверть часа до одной из станций в центре города, выйдет из вагона на платформу, повернет к эскалатору, поднимется наверх. Там он планировал осесть в каком-нибудь ресторанчике, провести в нем время до глубокой ночи и потом, когда в городе станет прохладно, выйти на улицу, подумать, где ему скоротать долгие часы до утра.
Но тут поезд принялся резко снижать скорость, пока, наконец, не встал… Минут через пять по громкоговорящей связи было объявлено: "поезд скоро отправится, просьба сохранять спокойствие". К этому моменту шок, испытанный пассажирами, которые видели состав с горевшей и потом взорвавшейся кабиной, немного прошел. Незнакомые люди принялись разговаривать друг с другом. Фразы, брошенные попутчиками друг другу, помогали преодолеть нервное напряжение, которое вновь нарастало.
Однако, время шло, но ничего ужасного с пассажирами замершего состава пока не случилось. Принюхивавшиеся люди не чувствовали запаха гари. Ниоткуда не доносилось ни звука. Слышны были только голоса людей, находившихся в вагоне. Минут через пять машинист повторил стандартные фразы про скорое отправление поезда и необходимость сохранять спокойствие.
После этого объявления взвинченность пассажиров изменила "цвет". До сих пор они ждали чего-то ужасного. Теперь – предчувствовали скорое "избавление".
Притом, что любой дурной знак тотчас вверг бы всех обратно в пучину мрачных предположений. Еще через пять минут из динамиков вновь прозвучал стандартный призыв сохранять спокойствие и обещание скоро отправить состав.
Но "избавление" не наступало. Пассажиров охватывала тревога.
Минуло не меньше получаса, прежде чем поезд тронулся. Теперь он бежал по тоннелю резво и без остановок. Вот и станция… Евграф ожидал: половина вагона выскочит на платформу, чтобы уже не зайти обратно. После всех переживаний люди предпочтут добираться, как угодно, хоть пешком, только бы не продолжать путешествие по подземному тоннелю.
Вышло всего несколько человек, двери закрылись, поезд тронулся. Вскоре на приличной скорости мчался по тоннелю. Больше состав не делал никаких неожиданных остановок.
Тюрморезов, как и планировал, добрался до одной из станций в центре города. Поднялся по эскалатору наверх.
В надземном павильоне станции не увидел ничего необычного: полиции нигде не было, турникеты пропускали людей. Никаких признаков чрезвычайной ситуации. Он вышел на улицу. Медленно побрел вдоль тротуара, неспеша подыскивая место, где можно поесть и скоротать время.
* * *
Лопоухий и Псих сидели за столиком ресторана. Время от времени лже-Скворцов украдкой озирался по сторонам. Все в этом дорогом ресторане, – таких он прежде не посещал, – было ему непривычно.
Еще когда проезжали последние полкилометра на такси, состояние Миши начало меняться в худшую сторону. Он вдруг принялся сжимать руками виски, сетовать на то, что все пропало.
– Лучше бы нас поймали еще там! Я бы не мучился, что все так скверно вышло. Теперь я на свободе, но без сумки. Зачем мне такая свобода! – произнес он при водителе. Фразы окончательно убедили лже-Скворцова: психика его компаньона еще менее надежна, чем его собственная. Из-за этого их могут арестовать в любой момент. Лже-Скворцов начал впадать в панику. Он и сам в последние дни чувствовал себя неважно. Но чудовищное нервное напряжение, как ни странно, до сих пор помогало держаться в тонусе. Этот "стимулятор", как видно, не мог действовать бесконечно.
План, который Псих держал в голове, надо как можно скорее воплощать в жизнь. А потом исчезать. Чем дольше он находится в компании с теперь уже бесполезным Мишей, тем большему риску себя подвергает.
Псих велел водителю остановиться у тротуара, сунул ему денег. Даже больше, чем пообещал, когда они садились в машину.
Лже-Скворцов пристально посмотрел водителю в глаза. Пытался понять – возникли ли у "извозчика" какие-нибудь подозрения, стоит ли ожидать опасности с его стороны?.. Нет, "водила", похоже, не слишком наблюдателен и подозрителен. "Его интересуют только деньги. И больше ничего… – попытался успокоить себя Псих, вылезая из машины. Из противоположной двери тяжело и неуклюже, словно был пьян или сильно болен, вылез лопоухий. – Я себя успокаиваю… Парень обязательно сопоставит все факты…" Психа начала охватывать паника. Хуже нее могло быть только то, что обязательно наступит, когда он окончательно изнервничается и выбьется из сил – очередной приступ болезни.
Лже-Скворцов захлопнул дверь, и машина отъехала.
Миша по-прежнему стоял на проезжей части – в паре метров от тротуара, ровно на том месте, куда он выбрался из автомобиля. Двигавшимся в крайнем ряду машинам приходилось уходить левее, чтобы не сбить его. Псих тоже не двигался, не в силах ни совладать со своими эмоциями, ни собраться с мыслями. Как два инвалида, не способных угнаться за быстрым ритмом жизни огромного города, они еле шевелились на этой улице, где все мчалось, бежало, дорожило каждым мгновением.
Немного успокоившись, Псих решил: времени терять не стоит, – состояние лопоухого могло ухудшиться каждую минуту.
Буркнув "Надо перекусить…" – верзила уже стоял рядом с ним на тротуаре, – лже-Скворцов глянул вдоль улицы, заметил неподалеку, метрах в пятнадцати, вывеску ресторана и, не глядя на компаньона, направился туда. Миша двинулся следом.
За дверью, сразу у входа, стоял метрдотель. Он пристально взглянул на обоих гостей. Особенно недоверчивым взглядом рассмотрел лопоухого. В сумке, которая досталась Евграфу, на дне лежали джинсы и рубашка, которые верзила приготовил на смену форменной одежде. Теперь Миша был вынужден разъезжать по городу в том же наряде, – вдобавок мокром и перепачканном, – в котором выпал из кабины машиниста.
Псих занервничал: то, что метрдотель рассматривал их, представилось ему очень опасным. В голове лже-Скворцова мгновенно начали складываться самые дикие сценарии. Но тут метрдотель чрезвычайно любезно осведомился, какой столик они бы желали занять, не присоединится ли к их компании кто-нибудь еще. Тревожность Психа внезапно пропала. Он почувствовал себя хозяином положения, – при себе у него были все его деньги – немалая сумма. Ничего не отвечая метрдотелю, он пошел в зал…
Столики были низкие, на гнутых ножках, украшенных искусной резьбой. Ценное дерево сверкало полировкой. Рядом стояли огромные глубокие кресла с толстыми валиками. Обивка из натуральной кожи, вставки из все того же полированного ценного дерева. Из настенных бра с толстыми матовыми колпаками лился мягкий приглушенный свет. Между бра висели картины в массивных позолоченных рамах.
Полотна изображали утопавшие в зелени беседки, залитые солнцем узкие улочки старого города, оливковые рощи. Все это на фоне гор и моря.
Других посетителей в ресторане не было. Лже-Скворцова это обрадовало. Подошедшему официанту велел принести поскорее бутылку самого дорогого коньяку. Тот замялся, не спеша выполнять заказ. Псих тем временем сообразил, что в таком ресторане самый дорогой коньяк может стоить слишком больших денег, и раскрыл меню. Официант с подчеркнутым вниманием принялся следить за пальцем, которым лже-Скворцов водил по строчкам.
Выбрав, наконец, самый дешевый коньяк, Псих велел принести бутылку. Официант удалился.
Когда через некоторое время официант вернулся, неся коньяк на маленьком серебряном подносе, лже-Скворцов и Миша сидели, не глядя друг на друга и не разговаривая. Не выпив, Псих не чувствовал в себе сил приступить к намеченной беседе с подельником.
– Принесите еще три бутылки пива… Любого! – неожиданно распорядился Псих, когда бутылка коньяка оказалась на столе. Официант кивнул головой, отправился к бару за пивом. Так же, как и метрдотелю, два посетителя показались ему людьми диковатыми. Но именно от таких, по опыту, стоило ожидать щедрых чаевых. Поэтому официант старался изо всех сил. Через минуту он вернулся, неся в руках три бутылки самого дорогого пива, какое только нашлось в ресторане, и один пивной бокал. Поставив его перед верзилой, официант свинтил с одной из бутылочек пробку и наполнил его пивом.
Псих тут же передвинул бокал к себе.
– Принесите для него еще один стакан! – распорядился он, кивнув на лопоухого, и залпом, жадными глотками выпил пиво.
Озадаченный официант посмотрел на бутылку коньяка, которая стояла на столе нераспечатанной, и отправился за еще одним бокалом для пива.
Опьянение, наступившее моментально, подавило "виброзвонок", – так про себя он называл это состояние, – мелко дрожавший в душе Психа.
– У тебя есть прекрасный шанс уйти от ответственности, – сказал он лопоухому. Официант принес пивной бокал. Псих взял в руки бутылку коньяка, сам сорвал с горлышка обертку, вынул пробку и щедро плеснул коньяка в пивной бокал. Не дожидаясь, когда принесут хоть какую-нибудь закуску, верзила опрокинул коньяк в глотку.