– Рядовой Михайличук… – по уставу приняв стойку смирно, начал докладывать Василь.
– Отставить, – оборвал его прапорщик. – Дверь закрой и проходи. Садись.
Миха не понимал, зачем его вызвал к себе прапор. Но он не подал виду и присел на свободный стул.
– Нервничаешь? – спросил дежурный.
– Никак нет, – вскочил со стула Миха и принял стойку "смирно".
– Садись, садись. Я с тобой не как твой начальник, а как мужик с мужиком хочу поговорить. Ты что думаешь, мы с комбатом не поняли, что ты за человек? Ведь через нас столько прошло разных людей. Конечно, дисбат это не тюрьма. Но попадают сюда уже вполне сформировавшиеся "урки". А ты парень нормальный и с твёрдым характером. Может, поэтому и не суётся к тебе никто. Чувствуют твёрдую кость, не по зубам волчарам. Таких как ты здесь редко встретить можно. Если хочешь курить, бери сигарету, кури. Не бойся, я разрешаю. Разговор наш доверительный будет, – начал прапорщик Сварун. На вид ему было около сорока. За всё время пребывания здесь Миха не раз попадал на работы под его надзором. Прапорщик сразу же отметил этого жилистого и не отлынивающего от работы темноволосого бойца. Больше всего ему нравилось, что этот парень никогда не скулил и не пытался ни на что жаловаться.
Миха решился и, взяв предложенную прапорщиком сигарету, закурил.
– Знаешь, парень, я ведь тоже со своим призывом не дембельнулся. Три месяца после службы ещё на уборке урожая с автобатом провёл. В Тамбовской области. Там вот и с женой своей познакомился. А тогда ведь срочная служба была три года, не то, что сейчас. Знаю – уборка урожая это не дисбат. Кстати, а за что попал к нам? Только честно, не ври.
– По делу сказано за самоволку, на самом же деле я ушёл из-за переливания крови. Девочка одна была под угрозой рака крови. А донора с такой же группой крови и резус фактором в то время не могли найти.
– Так что ж ты молчал? Бедовая твоя голова. Ведь только чёрствая душа не поняла бы. Ну, дали бы тебе "губы" трое суток и всё.
– Да не всё так просто было, – Миха, долгое время носивший всё это в себе, наконец-то получил неожиданную возможность выговориться и облегчить свою душу. Прапорщик Сварун вызывал у него доверие, и Миха честно рассказал, как всё произошло на самом деле. Таить было уже нечего. Всё равно Валентина Ильинична и его сослуживцы восстановили всю последовательность событий в деталях своими показаниями.
Выслушав парня, прапорщик встал и, сделав несколько шагов по комнате, подошёл к окну, сложив руки за спиной. Постояв, молча, несколько минут, он повернулся и сказал:
– Салага, этот ваш Лебедев. Ведь он своего командира подставил. А тебе, парень, волноваться нечего. Амнистируют тебя. Я уверен на сто процентов. Ты много не дослужил до срока?
– Два месяца, товарищ прапорщик.
– Не знаю, когда там суд назначат, но, похоже, затянут до января. Скорее всего, в начале года ты от нас по решению трибунала уедешь в какую-то линейную часть дослуживать свои два месяца. Так что, парень, наберись терпения. И ещё тебе совет, осторожней себя веди со старлеем Вешениным. Этот служака может подпортить немного крови. Но и осуждать его тоже трудно. Однажды один из наших подопечных нож метнул в него. Хорошо, что промахнулся, в плечо попал. Вот после того он и лютует. Зол на всех без разбору. Правда, напрасно никого ещё он не наказывал и не подставил никого. С ним ты должен вести себя как цирковая лошадь на манеже, если новых неприятностей не хочешь. Всё чётко по уставу. Это я тебе чисто по-человечески подсказываю. Хотел бы я тебя парень видеть как можно дальше от нашего заведения. Ведь мы, командиры, здесь тоже не от хорошей жизни служим. Наш комбат, тот ведь тоже практически ни за что с подполковника капитаном стал. Дочь свою в больницу отвозил, когда в гарнизоне тревогу учебную из штаба округа объявили. Вот из-за больной дочери его часть прибыла в район сосредоточения на два часа позже. А я по глупости сюда попал. Из-за скандала с бабой своей. Приревновала меня, да и накапала в штаб дивизии. Но мне-то терять всё равно нечего было. Что Новогрудок, что Жабинка, служба та же. Да и понижать в звании тоже некуда. Ты чаю с лимоном хочешь? Говорят, тебе ещё надо за лёгкими своими следить, – совсем неожиданно закончил свой рассказ прапорщик.
– Да я не знаю, товарищ прапорщик, – смутился Миха.
– Значит, хочешь, – подытожил дежурный по роте, доставая из тумбочки электрочайник.
Ситуация сложилась не совсем так радужно, как все надеялись. Ни после Нового года, ни в марте никаких изменений в судьбе рядового Михайличука не произошло, и он уже почти потерял надежду оказаться дома раньше, чем через два года. Медленно тянулось время, пока не пришёл конец апреля.
– Взвод, строиться на утреннюю проверку! – заорал во всю глотку дневальный по роте. Михайличук успел уже одеться и, застёгивая на ходу ремень, быстро встал в строй. После проверки и переклички прапорщики стали поверять порядок в спальном помещении каждого взвода.
– Рядовой Михайличук, к командиру роты, – снова раздался крик дневального. Василь бегом двинулся в сторону кабинета комроты. Перед кабинетом он остановился, и перед тем как открыть дверь поправил форму и ремень.
– Разрешите войти, товарищ капитан? – спросил рядовой, открыв дверь кабинета.
– Входи.
– Товарищ капитан, рядовой Михайличук по вашему приказу явился, – сделав два шага строевым шагом и остановившись в полушаге перед столом, за которым сидел капитан, доложил о своём прибытии Миха.
– Я вызвал тебя Михайличук затем, чтобы сообщить, что твое дело пересмотрено. По постановлению трибунала твоя служба в дисциплинарном батальоне с сегодняшнего дня прекращается и засчитывается в счёт срочной службы. Трибунал также решил, что в связи с особыми обстоятельствами твоего дела дослуживать после дисбата тебе не придется. Тебе повезло, парень. Легко отделался. Знаю я всё, что произошло с тобой. Твой командир в марте мне звонил и объяснил. Собирай свои вещи и, если хочешь, я могу подготовить все документы до обеда. А после, отправим тебя на вокзал в Кобрин. Вечером поезд идёт на Симферополь через Киев, так что, если будут билеты, сможешь уехать. Вот такие дела, рядовой Михайличук. Ну так как, согласен?
– Так точно, товарищ капитан, – хриплым от волнения голосом прокричал Василь. Руки его были сжаты в кулаки до белизны.
– Ну, иди, а то на завтрак опоздаешь.
– Есть, товарищ капитан, – Миха чётко развернулся и строевым шагом пошёл к двери.
– Постой, – неожиданно для Василя, который уже открыл дверь, прозвучал голос комроты. – Я сопровождать тебя пошлю прапорщика Сваруна. Мало ли, что там, на станции случиться может. Это так, чтобы патруль не приставал к тебе попусту. И ещё. Если возьмёшь билет, я сообщу родителям твоим, чтобы встречали. Только вот, как думаешь, когда приедешь?
– Спасибо, товарищ капитан, – не по уставу ответил шокированный неожиданной новостью Василь. – Я через сутки, надеюсь, приеду. В Кременчуге буду после обеда. Как раз в это время поезд Киев-Кременчуг прибывает. А дома, в Комсомольске, в зависимости от расписания автобусов. Часа через два, не позже.
– Ладно, я понял. Иди.
– Товарищ капитан, разрешите мне не идти на завтрак? Не полезет мне сейчас кусок хлеба в глотку.
– Понимаю. Разрешаю. Раз так, то жди здесь, в казарме. Я иду в штаб батальона. Потороплю с документами. Знаю, как тебе сейчас не терпится на волю. Ну, иди, перекури, сбрось напряжение.
– Есть, товарищ капитан, – ответил солдат и закрыл за собой дверь.
Старик, осторожно держась за поручни, вышел из автобуса. Опираясь на палку и сильно прихрамывая, он пошел через площадь к зданию железнодорожного вокзала. На нём был китель образца конца второй мировой войны с погонами лейтенанта и военная фуражка, а на груди блестел орден Славы. Возле дверей вокзала он посмотрел на расписание поездов и открыл дверь. В зале ожидания было пусто. Старик подошёл к окну газетного киоска и купил газету. Ощупав после этого карманы, он подошёл к вокзальному буфету и попросил пачку папирос "Прибой".
– А ты чего это, отец, вырядился как на парад Победы? Ведь будний же день, – спросила полная продавщица, скучавшая за прилавком буфета. Ей было скучно, и она была рада поговорить хоть с кем-нибудь.
– У меня свой день Победы. Персональный. Сын мой с армии возвращается, – ответил старик без злобы. – Ну, так ты дашь мне папиросы или нет?
– Да, это случай особый. На, возьми вот, отец. Ты, как встретишь, приходи ко мне с сыном. У меня и водочка есть, и пиво свежее. Утром только завезли. А служил-то где, если не секрет?
– В Белоруссии.
– Ну, хорошо хоть не в Сибири.
– Да это как сказать, – старик повернулся и пошёл к выходу на перрон.
День был жаркий, и старик присел на лавочку в тени деревьев. Он закурил и стал читать газету. Минут через пятнадцать затарахтел громкоговоритель. Еле различимый женский голос сообщил о прибытии поезда Киев – Кременчуг.
Старик, не торопясь, поднялся и пошёл к середине перрона. Ещё через несколько минут раздался гудок тепловоза и показался состав пассажирского поезда. Сбрасывая скорость, состав медленно подкатил к вокзалу. Заскрежетали тормоза, и поезд остановился. Проводники сошли на перрон и стали провожать немногочисленных пассажиров поезда. Старик крутил головой вправо и влево, боясь пропустить сына. Наконец-то он увидел, как из вагона в голове поезда сошёл солдат. Вещей в руках у него не было, не считая полевого солдатского мешка. Солдат повернулся, надел фуражку и расстегнул китель. И тут он увидел старика. Солдат бросился к нему.
– Батя, – обнял отца солдат. – Прости меня.