Чайковская Ольга Георгиевна - Счастье, несчастье

В этой книге речь идет о науке, которой в школе не учат, - науке жизни. Книга ограничена рамками семьи, которые на самом доле безграничны, поскольку к их пределах - и жизнь, и смерть, и бесчисленные оттенки отношений, от ненависти до любви. И радость тут, и печаль, и то счастье (подчас несчастливое), которое дарит совесть…

Ольга Георгиевна Чайковская
Счастье, несчастье...

Шел снег, и оттого, что он летел, рябил за окном, в комнате было особенно тепло и тихо. Мать и Ба­бушка (назовем их так, потому что именно в этом их качестве они сейчас будут нам интересны и нуж­ны) сидели у окна. Мать что-то шила, а Бабушка штопала носки. Они разговаривали, и ритм их раз­говора, спокойного и неторопливого, невольно под­чинялся движению иглы и полету снега за окном.

- Сказать тебе правду? - говорила Мать.- Вот так сидеть, шить, и пусть снег идет - больше ничего мне на свете не надо. Самое разлюбезное дело - сидеть дома.

- Мы с тобой мало сидим, - отозвалась Ба­бушка,- потому и любим.

- Нет, я бы с удовольствием,- возразила Мать.- Убралась бы, протерла все до блеска, при­готовила обед, с толком, внимательно приготовила бы, не спеша, чего-нибудь испекла - и стала бы ждать семью домой. Сперва одна - влетит, потом другой - важно придет, потом ты из своей боль­ницы, Сережа с работы. Больше мне ничего на свете не нужно.

- Да нет,- ответила Бабушка,- теперь нам с тобой уже дома не высидеть. Мы с тобой жен­щины испорченные.

Мать с улыбкой нагнулась, чтобы перекусить нитку.

- Испорченные, конечно,- продолжала Ба­бушка.- Нам уже нужно, чтобы кругом было много людей, чтобы мы всем были позарез нужны. Ты уже не можешь без своего НИИ, я не могу без своих больных. Сказать но совести, я и не знаю, кто кому больше нужен, я им или они мне.

Снег невесомо громоздился на ограде, на дворо­вых скамейках, на карнизе у самого стекла.

- Что это так Ленки долго нет,- сказала Ба­бушка.

После школы Лену и еще нескольких перво­классниц повезли на стадион: отбирать в гимна­стическую школу.

- Какой снег,- сказала Бабушка.

- Жаль Сергея нет, он бы порадовался,- ска­зала Мать.

- Да,- тотчас поняла Бабушка. - Наконец-то теща занялась своим прямым делом - штопает зятю носки.

Они шили, поглядывали в окно. Двор был пуст, один снег там царствовал.

- А вот и наша дочь собственной персоной,- сказала Мать.- Мчится, никого не видит, ничего не слышит. Наверняка очередная трагедия.

- И можно наверняка сказать, что из-за Али Крымовой. Что-то не помню я, чтобы в детстве у меня бывали такие подружки.

Никто в семье еще не видал знаменитой Али Крымовой, зато слышали о ней по нескольку раз на день. "Аля сказала", "Аля решила" и даже "Аля велела".

Дочь стояла в дверях, занесенная снегом, в рас­стегнутой шубе, в шапке набекрень и с отчаянными глазами.

- Что такое? - с испугом спросила Мать, а Бабушка кинулась растирать Ленины огненно- красные руки.

- Где варежки?

Девочка стояла, смотрела все так же отчаянно и, глотая рыдания, не произносила ни слова. На­конец, она выговорила:

- Меня бро-бро-бро...

И Мать с Бабушкой догадались, что ее бросили. Леночка была поручена бабушке Али Крымовой (Алю тоже везли "отбираться"), и вот теперь ока­залось, что, когда они ехали туда, Лена отдала Али­ной бабушке свои два пятачка, а потом...

- Сказали нам подтягиваться,- захлебываясь и торопясь, рассказывала Лена.- Я ху-худая, мне и подтягивать-то нечего. А у Али не получилось. Меня приняли, а ее не при-при-при... А когда все кончилось, я вышла в раз-раз-разде...

- Ну и что, что?!

- Одно мое пальто висит... Ни Али, ни бабуш­ки, ни пя-пя-пя...

- Куда же они подевались?

- Ушли. А меня бро-бро-бро...

- Значит, у них что-то случилось,- решитель­но сказала Мать,- может быть, бабушке стало плохо.

За отсутствием пятачка Лена шла пешком, спра­шивая дорогу.

- Ах ты, мой дорогой,- говорила Мать, дрожа­щими руками развязывая Ленин шарф.- А у меня как раз сегодня булочки с корицей. Беги мыть ру­ки - и на кухню.

И только когда Лена убежала, Мать взглянула на Бабушку:

- У меня нет слов.

- Действительно, странные люди. Может быть, Алина бабушка безвольный человек, а девочка из­балована...

Но тут их взору предстала Леночка, она тороп­ливо дожевывала, судорожно глотала, чтобы поспеш­но спросить:

- Можно я пойду погуляю?

После всего - опять на улицу, и так поздно?

- Я на минутку, - крикнула Леночка, бросаясь в переднюю.

Было слышно, как хлопнула дверь.

- Быстро высыхают наши слезы,- улыбаясь, сказала Бабушка.

Но Лена в незастегнутой шубе и шапке опять же набекрень вбежала в комнату и ринулась к ва­зочке с конфетами.

- Можно я возьму? - спросила она, хватая конфету.

- Зачем тебе - на улицу? - удивилась Мать.

- Так Аля же любит! - крикнула Лена, исче­зая в дверях.- Ты забыла?

- Лена, вернись! - крикнула Мать.- Ты видела Алю?

- Я же тебе говорю, она гуляет.

- И она успела тебе объяснить, почему они с бабушкой ушли?

- Ну конечно, - беспечно ответила Лена, едва стоя на месте.- Ей надо было делать уроки.

- Но и тебе нужно было делать уроки. И пята­чок...

- Да они просто забыли! - радостно крикнула Леночка.- Просто забыли! - и скрылась за дверью.

Бабушка и Мать молчали.

- Никакого самолюбия у нашей дочки, - ска­зала Мать.- И уже несет конфетку.

И тут Леночка ворвалась снова.

- Не ту взяла! - крикнула она азартно.- Аля любит только "Мишку на Севере".

- Лена, ты с ума сошла!

- Да я просто не ту взяла! - смеясь, закри­чала им девочка уже из-за двери.

Бабушка и Мать были подавлены. Что это - доброта или беспринципность (если можно говорить о ней по отношению к семилетней девочке)? Такая незлобивость - но не переходит ли она в угодничанье? Слабость, неустойчивость...

- И беззащитность,- печально добавила Ба­бушка.

Быстро темнело. Зажгли свет, и окно стало чер­ным, непроницаемым. Снег летел, как прежде, но успокоения уже не приносил. Они молча шили, и каж­дая думала о Леночке. Думали они примерно одно и то же, знали это, а потому даже не разговаривали. Наверное, надо укреплять эту натуру? Научить от­стаивать себя? Но ведь это редкая, прелестная на­тура - как бы не убить в ней эту прелесть, все то, что они особенно в ней любили, главное ее очаро­вание - готовность доставлять людям радость. На­до выбирать? Или можно как-то совместить?

Неожиданно перед ними предстал Отец - бес­шумно, как дух, они даже рассмеялись. Обычно они всегда слышат, как в замке поворачивается его ключ. Но Отец не смеялся.

- Что с нашей дочерью? - спросил он.

- А где она?

- За дверью стоит. Зареванная, расхлюпанная. Домой идти не хочет.

Все трое кинулись на лестничную площадку. Снизу взбежал по лестнице Колька, он шел из шко­лы. Они столпились вокруг отчаянно всхлипываю­щей и уже распухшей от слез Лены.

- Аля Крымова! - сказали все хором.

- Она... она... Она ушла.

- Да? - спросила Бабушка.- А как насчет "Мишки на Севере"?

- Так она же ее съе... съе... съе...

- Не играй ты с ней больше,- говорила Мать.- Ну все, ну давай раздевайся, и будем пить чай. Играй с Катенькой.

- Катя теперь со мной водиться не будет. Ей Аля не велит.

- Но это просто демон какой-то, а не девочка.

Рассаживаясь на кухне пить чай, обсуждали про­исшествие. Во дворе зажглись фонари. Говорили, конечно, об Але Крымовой. Колька считал, что ей просто надо дать по шее. Отец - что надо все-таки уметь отстаивать себя, невозможно такое полное под­чинение. И вдруг Лена прилипла носом к окну. Что такое?

- Она,- шепнула девочка.

- Потушите свет,- сказал Отец.

Свет потушили, и двор, разом ставший синим, был хорошо виден.

- Да где же она? - спросила Мать.

- Ничего не вижу,- сказала Бабушка.

- И я не вижу,- сказал Отец.

- Самое интересное в том, что и я не вижу,- завершил Коля. - Да вот же она, вот! - кричала в волнении Лена.

Наступило долгое молчание. Все увидели.

- Какая... маленькая,- сказала Мать.

- Тут и но шее-то давать нечему,- с сожале­нием прибавил Колька.

По широкому двору шла девочка. В шапке с помпоном, полузадушенная шарфом, руки в рукавич­ках растопырены - трудно было предположить в ней первоклассницу, скорее, это походило на дет­ский сад.

- Смотрите, как она ставит ножку,- сказала Бабушка.- Правую. Надо сказать родителям, это мы, доктора, такие вещи замечаем.

Некоторое время все продолжали смотреть, как идет доселе неведомая им и знаменитая Аля Крымова. Вот задумалась, подпрыгнула - и пошла пры­гать. Все молчали.

- Демон, - сказал Отец.- Исчадие ада.

И все рассмеялись, а громче всех Леночка.

- Надо позвать ее в гости,- сказала Мать.

- И подкупить "Мишек на Севере", - добавила Бабушка.