Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина.
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала,
Помнишь, в греческом доме любимая всеми жена -
Не Марина - другая - как долго она вышивала?
Он дочитал и театрально застыл на мгновение с бутылкой в руке, думая, что уже не помнит точно: Марина - другая или Елена - другая. Впрочем, с Мариной получилось совсем даже неплохо, принимая во внимание родственные гостевые связи.
- Конечно… - тихо и проникновенно промолвил Ленчик, не особо рассчитывая на идентификацию гостями озвученного четверостишия, - конечно же, Мандельштам… Осип Эмильевич… - Он сделал маленький глоток и добавил: - Я исследую его много лет… Написать хочу…
Синхронно приоткрыв рты, семья следила за полетом исследователя, готовая в любой момент сорваться в овацию.
- А написать тоже стихами… - шепотом спросила Анечка, затаив дыхание, - хотите?..
- Скорее всего, да! - без раздумий на этот раз ответил самозваный поэт и снова налил из бутылки. - Я хочу выпить за твою прелестную маму, Анечка, - добавил он и внимательно посмотрел на Марину честными и печальными глазами. "Как хорошо, что е…ть ее не придется, - подумал он, не отводя от мамы глаз, - а то такие прилипают потом насмерть… Влюбчивые очень…" - И хочу сделать ей маленький подарок за то, что она воспитала такую… - "Как бы ее обозначить, интересно…" - подумал он, но верного слова подобрать не получилось и поэтому пришлось закончить фразу без обычной филиграни: - дочь!
Он быстро вышел из комнаты, отщипнул из пиджака сначала белую, а потом, передумав, - желтую цепочку и, войдя обратно, протянул ее Марине Дмитриевне:
- Это для вас… Венецианского плетения…
Последний лед был… Нет, не сломан… Взорван! Марина задохнулась от восторга, хотела что-то сказать… Но сил на отказ не хватило, и она быстро выпила свой фужер до дна…
…В двенадцатом часу ночи он постелил им в гостиной, так как Марина Дмитриевна, доверху заправленная составом из мартини, мартеля и спуманте, перемешанными в неравных долях с восхищением поэтом-искусствоведом и преклонением перед Осип Эмиличем, была не в состоянии адекватно прореагировать на неожиданное дочкино предложение убраться восвояси…
Ленчик же, устроив их на ночь, лег у себя в спальне и заснул как убитый…
Ночью он проснулся от странного копошения у себя под одеялом. Сначала ему почудилось, что это продолжение страшного вчерашнего сна - внезапно вспомнился затвердевающий по всему телу гудрон, - но это был не сон, а вполне конкретная явь. Ленчик откинул одеяло и обнаружил там, где-то в районе между коленями и пупком, неизвестную ему голову.
"Господи!" - пронеслось вихрем где-то рядом.
Но вихрь мгновенно улегся, потому что вдруг стало приятно и даже волнительно. Он почувствовал, как его просыпающуюся мужскую плоть кто-то осыпает нежными поцелуями и плавно втягивает в новое влажное пространство.
"Убьет меня мамаша… Точно… - подумал Ленчик. - Надо девчонку вернуть к матери, пока та не проснулась…"
Сил сопротивляться производимым в нижней половине тела действиям обнаруженной головы не было никаких, тем более что голова приступила уже к более активной и плодотворной фазе общения с его, Ленчиковым, другом детства и наверняка планировала подтянуть к вопросу все оставшиеся незадействованные части организма… Внезапно в спальне распахнулась дверь и зажегся верхний свет. Леонид Иванович и голова, оказавшаяся при свете совершенно голой Мариной Дмитриевной, испуганно уставились в проем двери. Там, упершись руками в бока, стояла голая Анечка с перекошенным от гнева лицом и смотрела на мать. Ленчика она как будто не замечала. Она резко подошла к кровати, злобно схватила мать за руку и сдернула ее на пол. Марина растерянно встала. Голые мать и дочь стояли друг против друга перед ошалевшим немного Ленчиком, каждая сверля соперницу глазами. Мать виновато моргнула и опустила глаза…
- Тварь! - крикнула Анечка и со всего размаху влепила ей пощечину.
Та дернулась, схватилась за щеку и выскочила из комнаты. Анечка вышла вслед за ней и хлопнула дверью в спальню. Через несколько минут снова хлопнула дверь, на этот раз - входная…
"Даже Витек мой не поверит, разведчик бля… - подумал Ленчик. - Потому что, когда…"
Достроить гипотезу он не успел. Дверь снова открылась, и голая Анечка решительно, при полном свете направилась к поэту. Она неловко забралась на него верхом и впилась неумелым поцелуем в Ленчиковы губы. Анечка оказалась девушкой…
Утром он встал непривычно для себя рано, напоил Анечку кофе и отвез домой, на ВДНХ. Он нежно поцеловал ее в лоб на прощанье, она прильнула к нему и заплакала.
- Ну, что ты, котенок… - погладил он ее по голове, - все же хорошо было, да?
- Только бы она не узна-ала-а… - сквозь слезы промычала Анечка. - Вы совсем даже не знаете, какая она-а…
- А какая? - так, без особого интереса спросил Ленчик, украдкой посматривая на часы.
Через полчаса у него была стрелка на Рижской, с пьянчугой-реставратором - надо было забрать от него последнюю богоматерь, девятнашку. Он специально приурочил стрелку под ВДНХ, разбудив художника поутру.
- А такая… - Анечка вытерла слезы, - она в МВД работает, майором по бандитам…
- Кем?!. - вскричал Ленчик, забыв про изящный слог. - По кому?..
Анечка посмотрела на поэта, удивляясь такой бурной реакции:
- Ну по жуликам там… всяким… А чего?
Предчувствие не обмануло бойца невидимого фронта, внутреннего эмигранта, психолога, исследователя троллейбусов и поэзии единственного поэта со штампом. Еще с утра, несмотря на почти двойную безоговорочную ночную сдачу в его умелые руки, точнее, уста и руки, всех мыслимых рубежей и границ дозволенного, он ощутил легкий зуд под кожей. Зудело где-то в области между анусом и нижней частью позвоночника, как раз в том месте, где он втыкается в крестец. Но, принимая во внимание, что серьезных причин, не считая ссоры с Витьком, о которой он тогда не помнил, не было, Ленчик не придал зуду существенного значения и скоро о нем забыл. Но он ошибся…
Серьезные причины, оказывается, были уже тогда. Наверное, просто находились еще в стадии разработки, и лоция его не сработала. И, стало быть, по-настоящему, как следует, пока не проявились.
Говорил же Витек: никогда не трогай целок! Н-и-к-о-г-д-а!!!
Все это он понял в долю секунды. Зуд не возобновился, но захолодело теперь где-то внизу живота…
- А сколько тебе лет, котенок? - внезапно спросил он у Анечки, тщательно скрывая тревогу в глазах…
Ответ он уже знал… Кишками чувствовал…
- Восемнадцать… - ответила юная дурочка. "Ошибся…" - выдохнул из себя Ленчик… - скоро будет… - дополнил фразу котенок, - через месяц…
Выпущенный воздух медленно вполз обратно через полуоткрытый Ленчиков рот…
Звонок, которого он ждал, раздался на следующий день, утром.
- Это майор Булыгина, МВД, - раздался в трубке знакомый голос, но с металлической крошкой в бронхах. - Узнаете, Леонид Иваныч?
- Узнаю, - стараясь сохранить спокойствие, ответил Ленчик. - Утро доброе, Марина Дмитриевна.
- Для вас - сомневаюсь… гражданин Кузин… - без тени иронии ответил голос в трубке.
Ощущение было, что обладатель порошкового голоса никогда не приближался к теперешнему его абоненту на расстояние, ближе, чем МВД отстоит от Академической.
- А как вы мою фамилию узнали? - потрясенно спросил Ленчик.
Он действительно не понимал…
- А я тебя еще много чем удивить могу, падло! - спокойно и очень грамотно строился диалог с той, ментовской стороны. - Ты у меня не только за изнасилование малолетки пойдешь, но еще по 88-й загремишь, по полной программе, с конфискацией. За рыжье фуфловое… Понял, я о чем?.. Жалко, на вышак не дотягиваешь, по совокупности… Ну, чем могу, помогу… Не дрейфь…
Ленчик ошалело попытался вставить слово:
- Ну, как же так, Марина Дмитриевна, подождите, вы же знаете, я тут ни при чем… И цепь тоже не моя…
- Я не я, и цепь не моя, - женщина в трубке нехорошо засмеялась. - Не пизди! Я на тебя все подняла, ты у нас восемь лет в разработке сидишь, сучара!.. Погоди, я все на тебя выжму, даже как ты при белом билете с твоей статьей на тачке ездишь… А по доскам - весь Ярославль к тебе подвешу, паровозом… Как оргсообщество…
У Ленчика опустились руки… Обе… Включая ту, что с трубкой… Лицевой нерв дернулся и натянул левую щеку на край рта. Рот ответно подернулся и тоже замер в неудобняке. Безнадегой повеяло ужасающей… Небывалой повеяло безнадегой…
Ленчик снова поднес трубку к уху:
- Что же мне теперь делать, Марина Дмитриевна? - спросил он у майорши через кривой рот. - Петлю мылить прикажете?.. Или в бега подаваться?..
В телефоне ухмыльнулись:
- Ну, дальше Барнаула тебе все одно пути нет. А там таких искусствоведов быстро вычисляют. По роже… Мандельштамповой…
- Ну, а если ближе… То куда? - с глубоко сокрытым, но не для ментовского уха, намеком, соединенным со слабой надеждой на чудо, спросил Ленчик.
Вопрос выплыл сам по себе, ниоткуда, из пупка… И был непростой. Это знали они оба…
- Ну, а ближе если - то поговорим… - задумчиво и без агрессии произнесла трубка. - Потрем вопрос… Но знай… Работать будешь на меня… По-всякому… По делу и… так… По личному… Так что готовь шланг… Понял?..
Ленчик согласно промолчал… В трубке тоже помолчали, и Марина подвела итог беседе:
- Завтра увидимся - получишь что надо и разомнем, а сегодня еще перезвоню, будь на трубке… А Аньку тебе прощаю… Привет…
В трубке раздались короткие гудки…
Это было то, чего Леонид Иванович Кузин ждал всю преступную часть своей жизни…