Поздно вечером мы сидели в приграничной чайхоне с тремя афганскими дальнобойщиками. Они угощали меня едой и коньяком "Белый аист" таджикского производства. Мы сидели на полу, в почти полной темноте - электричество на ночь отрубается, светил только маленький фонарик. В отличие от остальных Сайфутдин знал несколько слов по-русски. Твоя, моя, хорошо, нехорошо и т. д. Беседуя на разных языках, мы друг друга как-то умудрялись понимать или, как минимум, удачно галлюцинировать.
Один из парней, узнав, что я собрался в Мазари-Шариф, дал номер мобильника своего брата - Нурулло.
Пили только мы с Сайфутдином. Он наливал себе то полную рюмку, то половину. Я произносил тосты, а он их горячо поддерживал.
- За знакомство! - сказал я.
- Да! - ответил он.
- Будем здоровы!
- Да!
- За наших родителей!
- Да!
- За дружбу афганцев и русских!
- Да!
После этого тоста он произнес: "Амрика!", и кулак в сторону и вниз, потом: "Русия!", - вверх. Иными словами, Америка мает дай, Россия форева. Они американцев боятся и ненавидят, а русских вспоминают очень тепло.
Я провозгласил новый тост:
- Чтобы нам на пути встречались только хорошие люди!
Он снова сказал:
- Да!
Выпили. Я взял бутылку, посмотрел, сколько осталось, и спросил:
- Ну че, будем добивать?
- Да!
- Тебе половинку или полную?
- Да!
В этот момент я понял, что когда люди говорят даже на одном языке, они все равно друг друга не понимают, а угадывают, но им кажется, что понимают. Языковой барьер просто делает этот факт более очевидным. Чувствовать друг друга - важнее, чем понимать. Но чтобы начать чувствовать, надо перестать закрываться…
Следующим утром я зашел на старый маленький катер, чтобы по желтой глинистой реке приплыть в Афганистан…
27. ТЭШАКОР
…По пути в ближайший город - Кундуз - я рассматривал Афганистан сквозь стекло праворульной "Тойоты". Пустынный пейзаж рыжего цвета, вокруг во все стороны никого, только машины на трассе. Чтобы водители сбрасывали скорость у блок-постов, за полсотни метров до них размещены специальные бугорки. У нас такие называют "лежачим полицейским" - бугорок на поверхности дороги. У них в этом качестве используются гусеницы, снятые со старых советских танков.
На нескольких постах повторялся краткий стандартный диалог:
- Дай денег! - говорил мент.
- Отвали! - отвечал водитель и нажимал на "газ".
Водитель не боится признаков власти вроде автомата Калашникова, висящего на плече постового. Оружие тут - нечто банальное. Как в Москве галстук.
Старая маршрутка, снова с правым рулем, как и большинство машин - из Японии. За окном снова пустынный пейзаж. Время от времени на обочине попадаются наши бронетранспортеры. Стоят со времени той войны. Без колес. Облезлая краска. Некоторые детали сняты - жители их как-то умудряются снимать и пристраивают в своем хозяйстве.
Приехали в Мазари-Шариф, когда уже стемнело. Большой пыльный город с признаками цивилизации - пяти этажными зданиями торговых центров со светом в окнах. Водитель созвонился с Нурулло, получил указания, куда меня привезти. Появился улыбающийся мужчина примерно моего возраста, одетый, как все афганцы, в длинную белую хрень до колен поверх таких же белых штанов, и пиджак.
- Салям алейкум, - сказал я.
- Ва алейкум ас-салям, - ответил он.
Обменялись рукопожатиями. Выяснилось, что он не знает ни слова ни по-русски, ни по-английски. Я знал лишь еще одно - "тэшакор", то есть "спасибо". Но и этого нам для взаимопонимания хватало. Поехали в его дом.
Большая гостиная. Белый потолок. Желтые стены с белыми занавесками. Никакой мебели. Толстые красные ковры с узорами, покрывающие весь пол, и толстые плотные подушки, обшитые толстой, как ковры, материей. В конце комнаты - телевизор на подставке, зеркало и столик с компьютером. Здесь собирается семья. Точнее - мужская половина. Кроме Нурулло - несколько братьев, двоюродных братьев, дядь, братьев дядь, дядь троюродных братьев, троюродных братьев четвероюродных племянников - и так до бесконечности. Плюс, конечно, сыновья. Впрочем, сегодня здесь узкий семейный круг - на ужин соберутся только близкие родственники с сыновьями. Они так делают каждый вечер - приходят все, кто не в отъезде. А сегодня у них особый случай.
- К нам русский приехал! - сказал Нурулло бородатому брату.
Брат лучезарно улыбнулся, протянул мне руку и сказал по-русски:
- Здравствуй. Я брат Нурулло. Меня зовут Рамазан.
- Ого! Откуда ты знаешь русский язык?
- Я езжу в Туркмению по делам. У меня много русских друзей.
Через несколько дней Рамазан еще скажет, что в Туркмении у него есть русская жена. Когда он здесь - он с афганской. Когда там - с русской. Две жизни, две страны, две семьи, и все в порядке…
Нас, мужчин, в комнате пятеро. Сидим на полу, пьем чай. Скоро ужин. Женщины в своей половине дома готовят еду, а пацаны ее приносят сюда. Игмат, шустрый улыбчивый парень лет десяти, с которым мы друг другу сразу понравились, подходил к каждому с большим кувшином и небольшим тазиком, напоминающим огромную тарелку для фруктов. Так здесь моют руки - непосредственно перед едой. Без мыла. Сначала моет самый важный человек - это либо гость (то есть я, круто!), либо самый старый из мужчин. Потом Игмат с кувшином и тазиком перемещается по кругу, пока все не сполоснут пальцы. По очереди протираем руки полотенцем.
Ужин - самая обильная еда. Обычно это или плов, или шорпа. Шорпы в таком виде, как везде в Средней Азии, то есть что-то вроде супа, здесь я ни разу не видел. Шорпа в Афганистане - не что иное, как мясной бульон, в который кидают куски хлеба (пшеничная лепешка, буханок-кирпичей я не видел), которые впитываютбульон и разбухают. Вот этот влажный, разваливающийся мякиш и едят - прямо руками. Все остальное тоже руками. Пальцами достают из тарелки - и в рот. Мясо от бульона, здоровенные куски с огромными коровьими костями, лежит в большой тарелке рядом - его кушают по желанию, каждый выбирает себе кусок. Иногда рядом с мясом несколько больших картофелин.
Чай здесь пьют всегда только зеленый. Кофе вообще не пьют, хотя он и продается. Для меня однажды решили сделать. Они видели по телевизору, что европейцы пьют кофе, и решили сделать мне приятное. Так вот - они не знали, как готовить кофе. Придумали - заливать молотый порошок кипятком, как чай.
После ужина - просмотр ТВ. Афганские новости состоят из выступлений местных политиков, обещающих, что в будущем будет лучше, главное, сейчас терпеть и не начать убивать друг друга, и американских военных, извиняющихся за бомбежки не тех деревень, а также многочисленных репортажей с фронта. В России есть "Криминальная хроника", а здесь - хроника войны. Много развлекательных передач. Есть аналоги нашего "Аншлага": на сцене какой-то местный Петросян притворяется дебилом - зрительный зал в восторге. Есть мыльные оперы из Пакистана, Ирана и Индии. Там, где невоздержанные индусы показывают красивую женщину с глубоким декольте, на экране появляется мутное пятно, скрывающее самое волнующее место. Мне сказали, что религиозные лидеры говорят, мол, надо защищать души правоверных от порока чужеродной культуры, вот и замазывают голые плечи и ключицы красивых актрис. Вызывая тем самым среди правоверных сдержанное недовольство. Очень сдержанное. Здесь нельзя открыто сказать, мол, я люблю смотреть на голых женщин. Забьют если не камнями, то обвинениями в предательстве ценностей Корана.
Кстати, в ресторане неподалеку, где мы обедали несколько раз, видеоплейер постоянно крутит одну и ту же любительскую съемку. Танцующие женщины из Ирана, в каком-то клубе в Арабских Эмиратах. Мне так сказали. По понятиям афганцев, Иран - весьма распущенная страна, - смотри как иранки крутят попами, бесстыжие. Камера постоянно облизывает чуть оголенные женские груди, плечи, а также, сквозь одежду, ноги и попы. Ракурс то сверху, то снизу. Очень крупный план. Это очень неприлично - и именно потому интересно. В общем, официально у афганцев очень суровые нравы, а если присмотреться, нормальные мужики, ценности и рефлексы те же самые.
Что меня удивило, в этой семье постоянно смотрели много иностранных каналов. Спутниковая тарелка позволяет. Они не знают французского и итальянского, но новости из Европы тоже смотрят. Просто как мультики…
Вся семья, где я жил, занимается транспортным бизнесом. У них штук десять грузовиков. Возят цемент из Пакистана в Таджикистан. И еще что-то с Туркменистаном и Узбекистаном. Но главное - пакистанский цемент. Неудивительно, что я много времени провел там, где они свои грузовики ремонтируют.
Самое сильное впечатление произвел технологический уровень. Мастерская - это некоторая территория, огороженная глиняным забором. Похоже на автостоянку. Старые морские контейнеры в качестве будок, в которых хранится инструмент и пьется чай. Рядом грузовики. И вокруг много, очень много старого железа. Какие-то убитые ржавые грузовики, автобусы. Я сначала подумал, у них тут приемка металлолома как попутный бизнес. Оказалось, все намного серьезнее. Они это железо отрезают, и из разных кусков сваривают кузова, прицепы и прочие прибамбасы для грузовиков. В котле с водой на открытом огне варится старый двигатель. В прямом смысле - в кипящей воде очищается от старой грязи. Потом будет работать как миленький.