Отец растерялся. Он не знал, как реагировать на мои слова. Откровенность собеседника, к которой он не готов, всегда приводит его в замешательство, даже если собеседник - его сын. Я продолжил:
- А может у них нет нормальных баб. Поэтому трахают проституток.
- Как это нет нормальных баб? Их целые толпы по улицам ходят, пожалуйста…
Неожиданно для самого себя я его перебил:
- Папа, мы с тобой сейчас говорим о женщинах, кажется, впервые за тридцать лет. Почему ты раньше никогда не говорил со мной о женщинах?
Он моментально надел на лицо маску небрежности и сказал:
- Ты у меня ничего не спрашивал. Я думал, раз не спрашиваешь, значит и так все нормально.
- Я у тебя не спрашивал, потому что ты всем своим видом показывал, что ни о чем спрашивать нельзя. Был немой запрет. Всегда.
Он, конечно, начал отмазываться. Сказал, что ничего не запрещал. Я сразу же понял, что опять не смогу возразить. Взаимодействие между близкими людьми происходит на уровне ощущений, на чувствовании друг друга, на взаимной открытости. Запрещал, не запрещал - эти штуки не оформляются в нотариальной конторе на бумажке с водяными знаками с синей печатью. Близость - двусторонняя работа. Если одна из сторон боится, убегает и врет, то другая утыкается в невидимую стену и остается в одиночестве. За стеклом.
Я принял решение заткнуться и предложил налить еще вина…
Несколько дней до возвращения в Москву я провел со своей бывшей. Мы делали секс, пили вино и, как всегда, много разговаривали. Она сказала, что я выгляжу не так, как раньше. Что-то исчезло с моего лица. Еще все это время я громко говорил что-то сумбурное по ночам - мне снились кошмарные сны. В ответ я правдоподобно наврал, что в Москве был тренинг личностного роста, который разворошил мне мозги. В подробности не стал вдаваться, а она деликатно не спрашивала. Умница. Сказал ей, что у меня начинается новый этап в жизни, от которого я сам не знаю чего ждать. Она дала понять, что отпускает. Плакала. Мы вместе выбирали мне новые туфли, и она захотела заплатить. Это подарок мне. Она сказала, что хочет, чтобы мне было приятно и чтобы я нравился женщинам.
18. БЕЗ ГАРАНТИЙНОГО ПИСЬМА
Первое, что я сделал, вернувшись в Москву, - позвонил красивой женщине, с которой познакомился во время интенсива. Я тогда возвращался на базу после полевого задания. Никаких упражнений выполнять не требовалось, поэтому я был спокоен и замечал только женщин, которые мне нравились. Зашел в вагон метро и увидел ее. Она мне сразу понравилась. Темные волосы, пухлые губки, выразительные глаза. Читала книгу. Я сразу подошел:
- Про любовь?
Она подняла глаза, отрицательно покачала головой и ответила:
- Нет.
Назвала имя какого-то автора, кажется, французского.
Я уже знал, что она мне нравится, и сразу относился к ней так, как будто мы давно знакомы, только почему-то до сих пор не только не подружились организмами, но даже не знаем телефоны друг друга. Я сказал:
- Я на следующей станции выхожу. Аты?
- А я нет.
- Я на "Тверской".
- А я на "Третьяковской".
- Тебя как зовут?
- Вера.
- А меня Игорь.
- Очень приятно.
- Очень взаимно.
И еще какие-то слова.
Поезд остановился, двери разъехались. Я протянул ей свой мобильник:
- Набери свой номер. Я тебе потом позвоню. Поскорее, а то сейчас двери закроются.
Она взяла и стала набирать цифры. Двери начали схлопываться. Я заблокировал дверь ногой. Поезд стоит. Весь вагон смотрит на нас. Наконец, она закончила набор и вернула мне телефон.
- Ну пока!
- Пока.
Я быстро выскочил, двери гулко ударились друг о друга.
Через пару дней, еще во время тренинга, мы созвонились. Гуляли в сквере за Московским дворцом молодежи на "Фрунзенской". На ней были необычные украшения из серебра (сама заказывала у мастеров в Турции), какие-то невероятные длинные бусы с цветными камнями. Болтали о чем-то, сидя на скамейке. Она строила из себя очень умную девушку, что меня безумно веселило. Когда она в очередной раз что-то говорила с серьезным видом, я взял ее за подбородок. Во время долгого поцелуя она держала глаза закрытыми. Когда я от нее оторвался, она открыла глаза и вернулась в роль умной девочки - начала, как ни в чем ни бывало, говорить с того места, на котором я ее прервал. Я развеселился и подумал: "Интересно, а в постели она тоже умная девочка?"
К сожалению, я угадал. Но это выяснилось намного позже. А в этот раз мы немного пообщались, она дала понять, что оч-ч-чень непростая девушка, мы попрощались и разбежались.
С тех пор прошло дней десять. И вот я вернулся в Москву. Позвонил ей. Она сказала, что ей, видите ли, не вполне ясно, зачем нам встречаться.
- Да ладно, че ты, - сказал я, - просто приятно пообщаемся. Ты мне понравилась, я хочу тебя увидеть.
Встретились, как в классических книжках, которых я никогда не читал, но слышал, что они существуют, возле памятника Пушкину. Пошли гулять по Страстному бульвару. Приятно болтали ни о чем. Я обратил внимание на то, что тщательно фильтрую свою речь, выбираю выражения, слежу за ее реакциями. Автоматически включилась привычка напрягаться, выработанная на пикап-тренинге. Я не до конца настоящий, не спонтанный, и мне это не нравится.
За кинотеатром проходила выставка фотокартин на больших стендах. Какие-то тигры. Я показал пальцем на тигрицу и сказал:
- Смотри, Вера. Это ты. По-моему, она красивая самка.
- Ага, - ответила она, глядя на тигра рядом, - а это, наверное, ты. Глаза такие же наглые.
- Как ты думаешь, когда они занимаются сексом, она кусается или нет?
- Я думаю, очень сильно кусается…
В конце бульвара, возле самого перекрестка, когда мы говорили о чем-то еще, я пригласил ее к себе.
- Зачем?
- Как зачем? Ты что, не знаешь, зачем люди ходят в гости? Чтобы не сидеть на улице. Просто побыть вместе, приятно, никто не отвлекает. Нам будет хорошо.
И тут она сказала фразу, которая меня слегка выбила из себя:
- Я знаю, что мужчины вот так говорят, побыть вместе, а сами думают: "Как хорошо в твоих красивых губках смотрелся бы мой член"!
Я на секунду потерялся. О своем члене в связи с ее губками я еще не думал. То есть, конечно, она мне понравилась в первую очередь именно как женщина, красивая самка, а уже потом всякий там ее богатый внутренний мир, глубокий ум и прочие занавески с цветочками. Но именно про свой член в ее губках - такое мне в голову не приходило.
- Да, - я пристально посмотрел на ее губы и глаза и улыбнулся, - действительно, будет смотреться хорошо.
Она начала своим вечно сдержанным голосом нести какую-то ахинею насчет того, что нам нет смысла ехать ко мне и вообще нет смысла встречаться.
Хорошо, что она так сказала. Помогла мне взорваться.
- Вера, еб твою мать, ты что, охуела?! - сказал я повышенным тоном. - Ты сама подумай, что говоришь! Ты вечно ищешь какие-то рациональные вещи! Какой-то смысл! Ты внимательно посмотри на меня! Я с тобой уже целый час болтаю ни о чем, вместо того, чтобы важными делами заниматься! В этом нет ничего рационального! Какой на хуй смысл?!
Я говорил быстро, жестикулировал, меня будто разрывало изнутри. И хотя я почти кричал, да еще обильно матерился (что крайне не желательно делать с женщиной до первого секса), я был в отличнейшем состоянии. Прилив энергии, радость. И она это чувствовала - не испугалась, наоборот, погрузилась в меня глазами.
- Вера, как ты думаешь, на хуя я сюда, блядь, приехал?! Попробуй угадать, а?! Я сюда приехал потому, что ты мне нравишься, и это очень нерационально! В этом нет никакого смысла!
- Не матерись!
- Не матерись? Охуительное предложение!
- Ты можешь не материться?!
- Я могу что угодно, но сейчас правила приличия меня не волнуют! Я уже, блядь, не могу не материться, потому что заебался притворяться хорошим и правильным мальчиком! Вот скажи, что мне думать и как себя с тобой вести? Я, значит, встречаю бабу, которая мне нравится, а она мне говорит, что, видите ли, нам нет смысла встречаться, потому что это, по ее мнению, как-то не вполне перспективно. Может быть, мне выписать тебе гарантийное письмо? Ты не стесняйся, скажи, я прямо сейчас напишу! Так и напишу: гарантийное письмо - выдано Вере Игорем в том, что ей можно расслабиться и перестать ебать Игорю мозги, потому что у Веры с Игорем все очень перспективно и все будет хорошо. И поставлю круглую печать синего цвета! Может быть, так и сделаем?
Я замолчал и пристально посмотрел ей в лицо. Мне понравилось его преображение. На нем привычные рефлексы - например, механически отрицательная реакция на мат. (Только плохие девочки позволяют мужикам материться в своем присутствии, хорошие девочки должны лицемерно оскорбляться). В то же время лицо оживилось, глаза заблестели. Короче, начала размораживаться. Начало разморозки подтвердилось следующей же фразой:
- У тебя нет синей печати.
Ее глаза уже улыбались.
- Да, действительно. Значит пиздец, жизнь не удалась. Впрочем, я могу ее нарисовать синей ручкой.
- У меня есть печать.
Оказалось, она врач. У каждого врача есть личная печать.
- Отлично! Жизнь начинает налаживаться! Охуеть, как нам с тобой повезло!
- Ты можешь хоть иногда не материться?
- Ради тебя я могу пойти на любые подвиги. Даже готов временно не говорить слово "хуй".
Потом мы съехали на какие-то другие темы и договорились вскоре поехать ко мне домой. Не сейчас, потому что у нее вечером встреча с пациентом, который хорошо платит. Послезавтра.