Один из моихдрузей по "Живому журналу", по имени Вова, рассказал про упражнение из пикап-тренинга. Исполнить песню в многолюдном месте на глазах у прохожих. Громко, чтобы все слышали. Случайных зрителей должно быть не менее двадцати человек. Например, в метро. Вова рекомендовал повторить три раза с интервалом минимум в 15 минут. Он пообещал, что мне понравится эффект. "Сначала ты перестанешь думать: "Ой, на меня смотрят, это неприлично, это стыдно, я наверное как дурак выгляжу". Потом, после многократного исполнения, появится игривое настроение. А потом - независимость от толпы". Представив, как я мог бы петь в метро, я почувствовал страх вперемешку с воодушевлением и понял, что хочу это сделать. Но… не сегодня.
Через пару недель я наконец-то решился. Поскольку ни одной песни наизусть не знал, я принял решение исполнить детский шлягер "В лесу родилась елочка". Нашел в интернете, распечатал, выучил наизусть. Подумал, где буду упражняться. На Филевской линии метро поезд ходит по поверхности. Почти без шума. Меня будет хорошо слышно всем пассажирам. Прекрасно.
И вот я там. Волнение нарастает по мере приближения к станции "Киевская". Когда поезд вышел из тоннеля на поверхность, во мне не осталось никаких чувств, кроме пронизывающего насквозь, парализующего волнения. Дикий шум метро стих, уступив место тихим перестукам железных колес о стыки рельсов. Пора бы начинать. Но у меня в голове сразу возник поток мыслей, объясняющих, почему именно сейчас, именно в этом вагоне петь нельзя.
- Ну, в этом вагоне я петь не буду, потому что все время в нем ехал, - сказал я сам себе мысленно. - Что я буду, как дурак, людей пугать. Вот перейду в соседний вагон и там…
Перешел. Мгновенно нашлись аргументы, чтобы здесь и сейчас это тоже не делать:
- В этом вагоне слишком мало людей, всего человек десять. Надо не так…
Однако в следующем вагоне нашлись новые соображения, так же продиктованные страхом и оттого очень убедительные. Так, блуждая из вагона в вагон, я доехал до конечной. Мои отмазки неоспоримы. Если надо, я сам себя умею так убедить, что ни один Генри Киссинджер не сможет переспорить.
Ну что ж. Ну, трус. Ну и что. Не умирать же. Озадаченный, я пробормотал:
- Ничего страшного, сейчас сяду в поезд в обратную сторону и начну.
Не начал. Стою, словно парализованный. Умом понимаю, что на самом деле нет никакой проблемы спеть песню в метро. То же самое, что спеть дома, наедине с собой. Но присутствие людей меня пугает. Они же подумают, что я придурок!
Меня начало пожирать отчаяние. Казалось бы, что тут трудного, спеть песню, черт побери?! Смогу ли я это сделать? Нужно хоть что-то сделать, чтобы сдвинуться с места. Похоже, я очень крепко принял решение провести этот эксперимент над собой, и именно сегодня. Я почувствовал, что если откажусь, во мне что-то перегорит. Я хотел это сделать. Я мог бы подобрать себе подходящую отмазку, чтобы отказаться и уехать домой. Например: "Сегодня я не в настроении, но уж завтра…" Но я себе слишком честно пообещал. Сдамся без сопротивления - буду презирать себя за предательство. Нельзя уйти. Но и выступить с этим номером перед толпой почему-то не хватает решимости.
Подавленный и убитый, сердце гулко стучит, мышцы рук и ног словно сделаны из ваты, я переходил из вагона в вагон. Вышел на "Пионерской". Страх. Опустошение. Смотрю - на платформе два паренька. Студенты какие-то. Подошел:
- Парни, можете мне сделать небольшое одолжение?
- Какое?
- Я хочу спеть песню в вагоне, но сильно стесняюсь. Мне нужна ваша поддержка. Вы просто будете стоять недалеко и смотреть на меня. А когда я закончу, вы мне похлопаете. Вот и все, что нужно. Согласны?
Они согласились. Только спросили, зачем.
- Я люблю петь, - ответил, - но стесняюсь.
И вот приближается поезд. Неотвратимо. Синий. С белой ломаной полосой на боку. За стеклом локомотива два мужских лица - машинисты. Мне показалось, что фары локомотива увеличиваются в размерах слишком, слишком, слишком быстро.
Мы зашли в последнюю дверь вагона, набитого пассажирами почти полностью. Почти нет свободного места. Пора.
Во мне снова включился внутренний голос, убеждающий, что, в сущности, у меня нет обязательств перед этими ребятами, так что можно и в этот раз не петь. Не здесь и не сейчас. Как-нибудь потом. Я ведь никому ничего не обязан. Сразу за этим - вспышка злости на себя. Мысленно ответил своему внутреннему голосу: "Заткнись, сука!" Поднял глаза на своих ребят, оглянулся вокруг - и начал:
- В лесу родилась елочка, в лесу она росла-а-а, зимой и летом стройная, зеленая была-а-а…
Судя по реакции людей, они, мягко говоря, удивились. Ко мне обратились десятки изумленных глаз. Пожалуй, это был пик стресса, который я сам себе устроил. На несколько мгновений, показавшихся мне невероятно длинным отрезком вечности, все до одного сфокусировали на мне свое внимание. Если бы я был попрошайкой со словами "люди добрые, помогите кто чем может", они бы, наверное, меня вовсе не заметили. Давно привыкли к таким номерам. К моему номеру у них не оказалось шаблонов реагирования.
Да, кстати. У меня нет музыкального слуха. Учитель музыки в школе говорил, что мне медведь на ухо наступил.
То есть если я что-то пою, звучит дико комично. Поэтому я избегаю напевать любимые песни в присутствии других людей. Глупо и стыдно. И вот с этим багажом я пою про елочку в подземке.
Реакция "концертного зала" неоднородная. Самые неиспорченные цивилизацией люди - дети и таджикские рабочие - сразу заулыбались. Их направленные на меня глаза блестят, будто мы отжигаем вместе. Молодая женщина рядом со мной закрыла лицо книжкой, которую только что читала. Скрывает смущение и растерянность. Уголки ее рта стремятся к ушам. Беззвучно смеется, как мне показалось, слегка истерично. Кто-то еще начал улыбаться через пять, десять, двадцать, тридцать секунд. Было немало и тех, кто никак не реагировал. Словно сделаны из камня. Из середины вагона послышался смех. Кто-то после второго или третьего куплета крикнул:
- Погромче!
О, я уважаю пожелания аудитории. Громче. Мое пение стало еще больше похожим на выкрикивание слов по слогам.
За несколько секунд до остановки я закончил:
- И много, много радости детишкам принесла!
Раздался шквал аплодисментов. Все обитатели вагона хлопали в ладоши. Кроме тех, кто с каменными лицами. Но и в них произошла перемена: если во время моего пения на них было изображено лишь легкое раздражение, мол, какой-то придурок мешает заполнять сканворд, то сейчас они удивились - дружественной и бурной реакции других людей. Когда аплодисменты стали стихать, кто-то крикнул:
- Давай на бис!
Я вышел из вагона. Стою посреди платформы, слушаю свои ощущения. Меня разрывает изнутри. Адреналин. Усталость. Хочется расслабить мышцы ног и упасть на асфальт. И вместе с тем - прилив энергии. Хочется прыгать и кричать.
Никогда раньше я не был в центре внимания в такой… э-э-э… интересной ситуации, инициатор которой - я сам. С другой стороны, кошмар кончился, и меня переполняет восторг. Это со мной было. Я это сделал. И еще. Люди вокруг вполне нормальные, добрые, хорошие, только… отвыкли от хороших песен…
Весь следующий день я переживал эмоциональное послевкусие от нового опыта и осмысливал, что же он для меня значил. Ответа не нашел. Решил повторить. Но уже на работе. В офисе медийного холдинга. На глазах у коллег.
В понедельник сначала зашел к женщинам литературного отдела. Там секретарь Ольга, приятная женщина среднихлет.
- Оля, сделайте одолжение, - сказал ей доверительно.
- Просьба частного порядка. У меня нет музыкального слуха. Поэтому я стесняюсь петь. Сейчас я спою одну песенку, а потом вы скажете, как вам. Если вы не против, конечно.
Ольга восприняла просьбу очень серьезно, как умудренный годами человек, не чуждый психологии и педагогики. С таким участием, что я расчувствовался. Дослушав до конца, сдержанно похвалила.
- Диапазон, конечно, узкий, но это ничего, - говорит.
- А в целом ваше пение, Игорь, напоминает детское. Так маленькие дети на новогоднем утреннике поют, по слогам. А вообще все в порядке.
- Спасибо вам, Оля. Мне была важна ваша поддержка.
- Всегда пожалуйста, Игорь.
Перешел в свой офис. Здесь человек сорок. "Что, планомерно трудитесь, мои сладенькие обитатели матрицы?
- подумал я, окинув коллег взглядом. - Ничего, сейчас вы проснетесь. Кое-кто будет зажигать".
Моя репутация в глазах этих людей уже была несколько неоднозначной. Я вроде бы изо всех сил такой умный и солидный, и в то же время слегка ненормальный. Я тщательно скрывал - и никто не знал, каким неуверенным я часто бываю. Как легко меня задеть. Как бессмысленна моя жизнь. Вместе с тем я им регулярно вставлял пистон неожиданных эмоций. За время, прошедшее с момента, когда начались перемены во мне, я уже успел проявить себя таким, каким они меня никогда не видели. Однажды зашел в офис и с порога громко крикнул:
- Здравствуйте, ребята!
Тридцать с чем-то голов оторвались от мониторов и обернулись.
Я тихо добавил:
- Привет. Я ко всем обратился, чтобы с каждым по отдельности не здороваться.
Все переглянулись и улыбнулись.
Но тогда я просто дурачился. Спонтанно. Я не планировал привлечь к себе внимание нестандартным поведением. Но сейчас я пришел с номером, которого не было в анонсе.
Оглянулся. Все как всегда. Все склонились перед мониторами. Создают материалы для интернет-проектов. Выясняется, что сегодня удевушки Лены, работающей за соседним столом, день рождения. Я подошел к ней.