Естественно, привет я передал сразу по прилету, Василич и Минтимеров после этого регулярно встречались и очень сблизились. Кремлевский обитатель очень оценил моральную поддержку политического тяжеловеса, который своим авторитетом как бы убеждал Василича, что он поступил правильно, откопав топор войны с Бабаем, вместо того чтобы сдаться.
Ну а Минтимеров – он всего лишь с помощью нехитрого рукопожатия и пары добрых слов приобрел еще одного влиятельного и надежного друга в федеральном центре.
Записка Демиургу и дембельский аккорд Бабая
Поручение Василича написать записку с руководством по снятию Бабая появилось вовремя. Мы как раз совсем было впали в отчаяние. Были уверены, что от нас ни черта не зависит, да и не зависело, что все наши трепыхания были пустой тратой времени.
Мы до сих пор не знаем, кто хозяин ящика demiurg@president.rf, ответивший нам "принято". То есть мы понятия не имеем, для кого ту записку писали. Стала ли она действительно руководством к действию при операции по увольнению деда, или этот "демиург" – всего лишь какой-нибудь помощник Василича, который решил нас растормошить немного таким образом.
Совпадений нашего плана с реальностью в итоге оказалось много. Но знания наши эксклюзивными вовсе не были, так что, возможно, просто кто-то знал всё то же, что знали мы, и предпринял то, что и мы считали нужным предпринять.
Так или иначе – отнеслись мы к делу тогда со всей серьезностью. План содержал: предложения по замене некоторых, все еще лояльных Бабаю руководителей областных управлений федеральных ведомств; силовую защиту от возможных провокаций лояльных деду групп молодежи; пиар-поддержку в федеральных СМИ; предварительное десантирование в регион будущего преемника Бабая с группой помощников для подготовки быстрого решения оргвопросов и так далее.
Одним словом, там было все то, что обычно бывает в ситуациях, когда из богатых регионов выковыривают кого-то, кто 20 лет там командовал и кто вообще никуда не собирался уходить.
"Ни одна ковылинка не шелохнется в зауральской степи, ни один баран не заблеет на заднем дворе у хайбуллинского крестьянина при известии об уходе Бабая", – сообщал в качестве эксперта в этой записке неизвестному ее заказчику мощный бабайский политолог Слон. Это было ответом на поручение неизвестного заказчика текста: "особенный упор" сделать на освещение вопросов возможности народного бунта в поддержку деда.
Там же объяснялось, что бунт стихийным быть не может, а вот отдельные, специально организованные отряды "бунтарей", скорее всего, могут и появиться в Тришурупе напротив Белого дома или в других присутственных местах.
Нам было известно, что такие отряды Желтый сотоварищи готовят, хотя и сами при этом побаиваются вступать на зыбкую почву такой совсем уж антисоветчины. Готовили они отряды, в основном, чтобы попугать столицу их наличием и, может быть, разовым где-то появлением, не особенно радикальным. Поскольку Желтый наш, может быть, и не Махатма Ганди, но и в террористы, думается, у него тоже мало желания податься.
Москву пугали потешными боями, которые время от времени проводились на публике. Собирались в Тришурупе какие-нибудь хмурые личности из отдаленных уездов и держали грозные речи о том, что "Бабаестан должен отстоять свои завоевания", "мы не пустим к себе варягов", "Бабай – гарант прав жителей региона", "Бабаестану – преемственность власти" и тому подобное.
Выглядело все это забавно. Возникало стойкое ощущение, что не все говорящие понимают, что это такое они моросят с трибуны по чужим тезисам, и тем более совсем никто не верит в осуществление некоего "отпора" неким "варягам", который вдруг случится в Тришурупе.
Далее, как написал бы неопытный писатель, "события развивались стремительно". Но ваш покорный слуга – писатель опытный, не первую книгу все же пишет, а уже вторую, потому надо честно признать, что никакой стремительности в дальнейших событиях не было.
События, как телега с несмазанными колесами, медленно, но верно приближались к эндшпилю, который просматривался сильно заранее.
Ничем особенным не занимался после отправки упомянутой супер-записки и наш революционный отряд, то ли поучаствовавший в революции, то ли нет.
Редкие события будоражили кровь, как, например, неожиданное предложение (не приказ, а именно так, с возможностью отказаться) Юревича Василичу – съездить в Тришуруп на выходные, поучаствовать в каком-нибудь празднике. Торжественно примириться с Бабаем, выглядеть под камеры с ним лучшими друзьями.
Некоторые из нас решили, что это такой новый вид дисциплинарного взыскания со стороны демиурга, мол, скажу не заниматься Бабаестаном – отойдешь от него на миллион километров. Предложу помириться с заклятым врагом – помиришься.
Но мне казалось, что Юревич преследовал совсем другую цель. Вероятнее всего, Юревичу было нужно, чтобы его сотрудник не находился больше в конфликтном поле, тогда и акции Владислава Андарбековича на околобабайском рынке серьезно подросли бы, как у человека влиятельного, информированного, но не вовлеченного в конфликт.
Выросли бы, как это ни странно, и акции Василича в торге за кресло Бабая, потому как Михал Иваныч не любит конфликтных персонажей назначать на и без того искрящие позиции, ему надо, чтобы везде все было тихо.
Василич понимал, что выйти из конфликтного поля было бы полезно, но ему просто по-человечески неприятно было ехать обниматься с человеком, который совсем недавно поручил его сгноить в тюрьме за здорово живешь. Я орал и требовал, чтобы он поехал, он как будто соглашался, но всякий раз говорил что-то вроде:
– Эх, не получится и на эти выходные! Пригласили на юбилей депутата от коммунистов Юрия Афанасьевича, смертельно обидится, если не приду…
Он так никуда и не поехал. Прекрасно понимая, что таким образом упускает свой последний, пожалуй, в этом розыгрыше шанс на победу. Понимая, что со стороны влиять на ситуацию получаться будет плохо и недолго. Отдавая себе отчет в том, что по-прежнему не хочет жить нигде, кроме родного аула.
Случается в политике и такое – помните, я говорил еще в первых главах этой книжки, что эмоции решают в политике, как это ни странно, многое, потому что политика – это отражение реальной жизни, в которой эмоциям отведена одна из ведущих ролей.
После отказа Василича мириться с Бабаем фаворит у гонки остался один. Это, разумеется, был протеже Наружкина Хамид Рустамов. Изъянов, коими были переполнены остальные кандидаты, в нем не было. Идеальный послужной список. Отсутствие каких бы то ни было конфликтов. Отсутствие аффилированности с какими бы то ни было бизнесово-политическими группировками.
Когда его кандидатура была внесена Михал Иванычу, не нашлось никого, кто мог бы что-то возразить. Фамилия Рустамова утекла в СМИ сильно заранее, но никакого негатива о нем заблаговременная утечка не вызвала, хотя обычно это так и происходит.
Антибабайские силы говорили о нем журналистам только хорошее. Как уже было сказано выше, нам было все равно кто, лишь бы не Желтый. Тоже, в принципе, эмоциональный подход. Ведь Желтый в какой-то момент отправил к нам гонцов с предложением закончить войну, договориться, разделить и вместе властвовать. Но договариваться с теми, кто все это устроил: а) не хотелось, б) Желтому, как тому мальчику из легенды про волков, уже никто и ни в чем не верил.
А то, что говорили про-бабайские силы, давно уже никого не интересовало, кому вообще нужно мнение "сбитого летчика"?
Бабай с Желтым попытались натравить на Рустамова своих страшных-престрашных консерваторов, тех самых, что пугали столицу "народным бунтом". Они попытались что-то разогнать на тему "Рустамов – не настоящий бабаестанец, а вовсе даже выходец из шаймиевской области, о чем есть исторические свидетельства".
Но на этот случай у нас был сильно заранее приготовлен ответный ход. Одна из этих самых консервативных организаций контролировалась на самом деле никаким не Желтым, а подельником вашего покорного слуги, по прозвищу Турист. Эти консерваторы ходили на все сборища Желтого по запугиванию столицы народным восстанием, но, когда нам нужно было – всегда были готовы перекраситься. Опять же – не спрашивайте, что за волшебное слово такое мы для них знали, ну, знали и знали, пусть останется для вас хоть пара секретов о нашей внутренней политике.
Эти самые злые консерваторы в эти же самые дни обрушились, как всегда, с гневной филиппикой к властям по поводу притеснения коренного населения края подлыми варягами-колонизаторами. На сей раз притеснения выражались в существовании в Тришурупе улиц, названных в честь всевозможных деятелей, в том числе таких, которые отродясь и слова Тришуруп-то в жизни не слышали. Ну, типа Фрунзе или Свердлова.
Консерваторы потребовали незамедлительно переименовать такие улицы и дать им имена исконно бабаестанских героев. Например, Пупкина, Зюськина и – па-бам – чье же еще? Разумеется, отца нашего Хамида Рустамова, а именно, Загита Рустамова. Которого они вскользь назвали одним из ярчайших в прошлом ученых Бабаестана.
Эта новость, разумеется, вышла в российских СМИ куда ярче мяуканья о том, что Рустамов – ненастоящий бабаестанец. Рустамов же оказался не только настоящим бабаестанцем, но еще и выходцем из семьи великого, почитаемого в народе ученого.