– Вы ходите-смотрите, что-то хотите приобрести? – спросила женщина. – Может быть, нужен совет? – И воскликнула: – Ох, извините, я не представилась. Галя.
– Рита, – тотчас, с удовольствием ответно представилась Маргарита.
– Да, так чем-нибудь вам помочь? Есть нужда? – вернулась к своему вопросу Галя.
Маргарита развела руками.
– Нет. Спасибо. – Хотела бы она сейчас нуждаться в какой-нибудь помощи, чтобы как можно естественнее и проще завязать с Галей прочные отношения. – А пойдемте в какое-нибудь кафе, посидим? – ничего не придумав, решила она пойти напролом.
Галя ответила согласием без малейшего раздумья, сразу и с охотой:
– Пойдемте. Только я угощаю, да? Как парижанка.
Маргарита приняла ее предложение:
– Хорошо. Но в надежде возвратить вам долг.
– Договорились, – кивнула Галя. – Давайте, если не возражаете, я поведу вас в мое любимое?
Маргарите было все равно. В любое! Ей требовалось выстраивать здесь свою жизнь, нужно было отрываться от Владислава, завязывать собственные связи, и для этого подходило любое кафе, хоть стоячая забегаловка.
Но Галя привела ее в кафе, где все дышало основательной респектабельностью: крепкая темная мебель, широкие темные панели, застеленные белыми скатертями столы. Такое кафе располагало к тому, чтобы полюбить его. Сесть Галя предложила в самом кафе, а не на улице.
– Знаете, Рита, – усаживаясь, сказала она, – старое парижское правило: когда хочется отдохнуть – располагаетесь на улице, когда поговорить – берите столик внутри.
Некая струна в груди у Маргариты вновь издала победный, радостный звук. Маргарита вспомнила, как тогда около Белого дома познакомилась с Полиной. Уличное знакомство, а результатом – президентская администрация.
– А вы, Галя, давно из России? – спросила она.
– Ой, давно, – Галя с видом изнеможения махнула рукой.
На подлетевшем официанте с маленьким блокнотиком в руках сиял белейший накрахмаленный передник.
– Кофе, пирожное, орешки? – спросила Галя у Маргариты. Получила от нее ответ и быстро, бегло засвиристела с официантом на превосходном французском.
Может быть, конечно, он и не был столь уж превосходен, но Маргарите так показалось: на превосходном. На мгновение ее обдало волной зависти. Она все это время в Париже пыталась объясняться на английском, но ее английский в сравнении с Галиным французским был косноязычным лепетом.
– Ого! – сказала она, когда официант, приняв заказ, улетел.
Галя с улыбкой пожала плечами:
– Язык, выученный в постели, – то же, что язык, постигнутый в детстве. Сразу в подкорку, и там уже намертво. Три года замужем за французом – выучишь, как миленькая.
– А сейчас? – осторожно поинтересовалась Маргарита.
– Ой, что вы, Рита! Еще не развелись, но разъехались. Русской женщине жить с французом – радость не из больших. Они хотят, чтобы жены сидели дома и ждали их с начищенной… ну, нашей штучкой, которой мы отличаемся от них, понимаете, да?
Галя достала из сумочки сигареты, и к удовольствию Маргариты это оказался тот же "Вок" с ментолом, что у нее.
– Хотите моих? – достала Маргарита свои сигареты.
Галя потянулась взглядом, поняла – и рассмеялась.
– Давайте я ваши, а вы мои.
Они вытащили по сигарете из чужой пачки, прикурили от Галиной зажигалки, и Маргарита снова спросила:
– А чем занимаетесь? Где-то работаете?
Галя, выпуская дым, покрутила рукой с сигаретой в воздухе.
– Сложно сказать… В настоящий момент я безработная. Но во Франции – это не обязательно: работать. Я натурализованная француженка, мне платят пособие. Мне его хватает. А приработок… ну, по-разному.
– Что значит, по-разному? – Маргарита старалась изо всех сил, чтобы интонации ее голоса были как можно непринужденнее. Чтобы та свирепая заинтересованность, которая диктовала ей ее вопросы, не прорвалась наружу.
Похоже, ей это удавалось. На лице у Гали появилась улыбка неловкости, она немного помедлила, а потом снова покрутила рукой с сигаретой в воздухе.
– Ну, например, мой любовник каждый месяц дает мне определенную сумму. Заработок это?
И мне тоже, просилось у Маргариты с языка. Хотя это и было бы неправдой. Деньги, данные ей Владиславом, уже совсем подошли к концу, и больше он ей пока не давал.
– А если преподавать русский язык? – спросила она.
Галя, как Маргарите и хотелось, решила, что речь идет о ней самой.
– Да кому он нужен! – сказала она доверительно.
– А если французский соотечественникам?
– Французский соотечественникам? – переспросила Галя. И с отрицанием покачала головой. – Нет, я вообще стараюсь не общаться с соотечественниками.
Официант, появившись около них, принялся перегружать на стол содержимое принесенного подноса. Они заказали себе всего лишь по кофе – Маргарита экспрессо, Галя капучинно, – по порции орехов – фундука и бразильского, – а официант уставлял стол и уставлял: каждой сахар в отдельной сахарнице, и отдельно ложечку на блюдце для орехов, и по молочнику со сливками на блюдце, если захочется добавить, и по влажной салфетке еще на одном блюдце. То еще было кафе, за распектабельность здесь брали, надо полагать, без жалости.
– А почему вы стараетесь не общаться с соотечественниками? – спросила Маргарита, едва официант отлетел.
– От них, Рита, одни неприятности, – сказала Галя, не поднимая на нее глаз, поднося к губам чашку с кофе.
– Но я, кстати, тоже ваша соотечественница.
Галя, не отпив, оторвала чашку от губ и взглянула на Маргариту.
– Вы – другое. Вы здесь не живете. Наоборот: с вами мне очень даже хочется пообщаться.
– А как вы распознали, что я здесь не живу?
– Потому что по вам видно.
Галя ободряюще улыбнулась Маргарите и, вновь поднеся чашку к губам, наконец, отпила из нее.
Маргарита чувствовала себя задетой. Правда, если бы по ней не было заметно, что она не парижанка, Галя бы к ней не подошла.
– А если бы вы не были натурализованной, как бы вы тогда зарабатывали? – задала она новый вопрос.
– И думать не хочу! – с живейшим чувством воскликнула Галя. – Какая тут работа для русских?
– Нет, все же? – нажала на нее Маргарита.
– Идти на панель, – сказала Галя. – Другой работы нет. Кому ты нужна.
Маргарита потерялась. Слишком неожидан был Галин ответ.
И утратила осторожность.
– Нет, как же, а вот я знаю… слышала, – с косноязычной сбивчивостью понесла она, – художники, и кто бизнесом… и вообще всякие другие… находят свою нишу…
– А вы что, хотели бы найти здесь себе работу? – спросила Галя.
Делать было нечего, следовало раскрываться. Да и как иначе, не раскрывшись, она бы выяснила то, что ей требовалось.
– Я бы хотела, Галя, – сказала она, – чтобы просто чем-то заниматься. Каким-то делом. Ну, и чтоб это приносило какие-то деньги. Пусть и небольшие. А то у меня… Я в Париже как раз с соотечественником, – она выделила голосом это слово, усмехнулась, – и он, видите ли, вроде вашего французского мужа, не хочет мне помочь ни с каким устройством… хочет, чтобы я только дома, никуда… я просто не знаю…
Она начала снова сбиваться в косноязычие, потому что Галя, держа чашку со своим капучинно у губ, смотрела на нее совсем иным, чем еще минуту назад, без следа прежнего открытого доброжелательства, пронизывающим, испытующе-жестким взглядом.
– А вы же сказали, Рита, – опуская чашку, проговорила она, – что скоро в Россию?
– Может быть, придется, – подтвердила Маргарита.
– Нет, а точнее?
– Ой, я не знаю. – Маргарита видела, что Галя спрашивает ее не просто так, с каким-то смыслом, но что именно стоит за этим ее вопросом, было Маргарите не ясно. – А что? – спросила она сама.
Галя помолчала. Маргарите было отчетливо видно, Галя колеблется. Как она сама минуту назад перед тем, как раскрыться.
– Мне, Рита, нужно кое-что передать в Москву. – Галя решилась. И взгляд ее вновь стал полон ясного, улыбчивого доброжелательства. – Я бы хотела, чтобы вы захватили с собой. Ничего тяжелого, рук не оттянет. – И, словно предупреждая вопрос Маргариты, потрясла головой: – Не наркотики, нет, упаси Боже! Микрофоны. Три микрофона. Сможете? Можно было бы, конечно, послать почтой, но посылать обычной… это все-таки микрофоны, не табуретки. А экспресс-почтой – дорого невероятно, никакого смысла. Вы спрашивали о приработке. Вот как раз самое то, ответ на ваш вопрос. Здесь подешевле, в России подороже. Был бы спрос. Захватите? Сможете?
Маргарита слушала Галю – и ее все сильнее сотрясало от внутреннего смеха: решили две шельмы обвести друг друга вокруг пальца. Она хотела использовать Галю, а та – ее. Вот и вся тоска по свежим славянским лицам. Куда смешнее!
Но обмануть Галю – нет, это было невозможно. Как она могла обещать ей что-то?
– Нет, вы знаете, – сказала Маргарита, когда Галя умолкла, – я все же пока не собираюсь обратно. Я просто о том, что не могу исключить возможности… но, в принципе, нет, в ближайшее время не собираюсь. Пока я здесь.
Галино лицо, исполненное живых, ярких чувств, вмиг, будто внутри нее сработал некий выключатель, потеряло всю свою живость и яркость, и взгляду Маргариты предстала серая остывшая пустыня. Маргарита, взявшаяся было, наконец, за свою чашку, невольно поставила ее обратно на блюдце, – так неожиданно было это превращение.
Галя, между тем, напротив, быстро, в несколько глотков допила свой капучинно, взяла влажную салфетку, обмахнула губы, бросила на стол и встала.
– Ладно, Рита. Рада была познакомиться. Жалко, что вы меня обманули.
– Я? Обманула? – Маргариту оглушило. Чего-чего, а такого она не ожидала никак.