Коля научил Теплого держаться на воде, даже плавать немного, купил себе и ему маски. Они ловили крабиков в стороне от пляжа, у высоких черных камней, искали на дне морском камешки с иероглифами, которые начертили море и время. С Теплым Коля хотел и рад был быть. А с ней нет.
Как-то ночью, проснувшись, выключила кондиционер, надоел этот шум до смерти! - распахнула окно настежь, лежала и дышала живым воздухом, морем. Утром подоконник раскрасила россыпь продолговатых темно-сиреневых лепестков - у окна номера росло дерево, оно-то и цвело ничем не пахнущими сиреневыми цветами. Это Колина любовь вот так же опала. Или ее?
Вернувшись из отпуска, Тетя обнаружила, что многие еще гуляют, Лена тоже взяла себе несколько дней. В редакции было пустынно, в корректорскую только в одиннадцать явился запыхавшийся Дима. Она включила компьютер, открыла систему и сразу же увидела недавно сброшенный в нее файл - очередная колонка Ланина. Назывался файл: "Крит".
Значит, он был где-то совсем рядом, пока окончательно рушилась ее семейная жизнь… Тетя открыла текст, но никак не могла вчитаться, перечитала несколько раз, пока не начал проклевываться смысл:
"…преследовал легкий, настойчивый звон. Он плыл откуда-то сверху. Будто листья смокв стали металлическими, и, ударяясь друг о друга, звенели. Машина карабкалась все выше, страшно было оторвать взгляд от узкой, петляющей дороги. Я переключил передачу на первую скорость, открыл окна, здесь и без кондиционера веяло прохладой. Нежный звон по-прежнему стоял в ушах. На верхушке горы уже показались домики нужной нам горной деревушки. "Смотри!" - сказал Рикардо. Неподалеку от нас, на подъем выше, на тенистой каменной площадке жалось стадо бурых овец. Они-то и звенели тихонько. Ветер шевелил колокольцы на овечьих шеях".
Тетя оторвалась от текста. Фальшь. На шеях овец не колокольцы, а бо́тала! Теплый нашел такое, когда они отправились гулять в соседнюю с гостиницей деревню - ржавое, грубое, грязное, мятое чуть-чуть. Никаких колокольцев. И вообще Крит не такой, Крит - сиреневый, злой остров, нелюбимых там пожирает Минотавр, но про это, про самое главное - ни слова! И почему ей чудился в его статейках ветер? Здесь не было никакого ветра, только душная ложь. И что это за "преследовал настойчивый звон"? Или - или. Или преследовал, или настойчивый. И то не мог оторвать глаз, то все-таки оторвал. И если уж на верхушке горы деревня - понятно, что она горная! Да и вообще, что это за верхушки-деревушки?
Она набрала его номер, выпалила ему про два масла масляных, почти не сдерживая возмущения, Ланин ответил мягко, не опускаясь до дискуссии: "Я вас понял, оставьте, как есть". Она не унималась (Лена могла бы ее остановить, но не было Лены!): "И еще, извините меня, пожалуйста, Михаил Львович, но у овец на шеях не колокольчики, а бо́тала, грубые, большие, и ничего они не нежно звенят, а глухо и тяжко звякают!"
Он словно что-то почувствовал, сказал: "Я сейчас спущусь".
Войдя в комнату, он поздоровался, подошел. Глянул в глаза. Она бесстрашно повторила: "Бо́тала. Я сама видела. Мы только что вернулись с Крита". - "Ах вот оно что! - он засмеялся. Легким, колышащимся смехом. - А я написал по прошлогодним впечатлениям, решил на летнюю тему… Бо́тала… Да, - он замолчал и внезапно произнес очень раздельно и медленно: - Екатерина Витковская. Вспомнил!"
Тетя молчала, ждала объяснений. "Девушка, на которую вы страшно похожи", - добавил Ланин. Вздохнул: "Оставьте колокольчики, все оставьте. Я пишу сказки. Я сказочник, как вы не догадались?!" И опять взглянул на нее со странным вниманием, без улыбки: поймет? Но она молчала. Сказочник? Он все стоял и вдруг, совсем уж ни к селу ни к городу, добавил неторопливо, слегка покачиваясь на каблуках и глядя не на нее, а чуть выше ее головы, в календарь: "Мне нравится… - он чуть замялся, - то участие, с которым вы читаете мои тексты. Мне нравится…" - но оборвал самого себя, не стал договаривать, слегка покраснел и быстро вышел.
Дверь не закрыл, поднялся сквозняк, бумажки взмыли, салфетки, липучки, оборотки, ручки сдвинулись, поползли, полетели. Пустая чашка опрокинулась и упала ей на колени.
Тетя захлопнула дверь, навела порядок. Фамилию, которую произнес Ланин, конечно, сейчас же забыла - поискала наугад в "Яндексе", Екатерина, но какая? Виловская? Будковская? Ничего так и не нашла.
После того объяснения прошел почти месяц, Лена давно вернулась, и все постепенно вернулись, и снова потянулась пресная, одинаковая жизнь - Ланин опять был в отъезде, безнадежном, вечном - лишь волна летнего тепла, накатившая на Москву, немного размягчала, наполняла хоть чем-то - знакомой, выдержанной как вино, многолетней уже тоской. Но сегодня утром… нет, это была не догадка, не предположение - точное знание. Все скоро изменится. Вот-вот.
Тетя сдала уже третий текст, теперь самое время было попить чайку-кофейку… Она поднялась, но увидела, что лягушонок в аське прыгает - писала Лена, вообще-то сидевшая напротив, но сейчас, видно, не желавшая посвящать в их беседу остальных.
"Тебе нужна подработка? - спрашивала Лена, Тетя задумалась, сейчас же появилась следующая строка. - Слышала про проект главного "Семейный альбом"? Чтобы читатели присылали свои семейные истории, с фотографиями, а мы бы публиковали лучшее".
"Да, объявления же в каждом номере", - натюкала Тетя.
"Именно. И за две недели пришло уже несколько очень толстых конвертов, - быстро строчила Лена, - и несколько тонких. Нужны ридеры, те, кто все это будет читать, отбирать сто́ящее для публикаций. О чем главный, само собой, не подумал 
. Мне Ланин только что написал в ужасе - его поставили это курировать, но людей не дали. Правда, дали немножко денег. Спросил, не знаю ли я кого, кто мог бы, и, между прочим, помянул тебя…"
"Меня?"
"Да, сейчас".
Через несколько мгновений в окошке появилась вставка из ланинского письма. "…до полного отчаянья. Может быть, предложить кому-то из ваших сотрудников - вот та чудесная кареглазая женщина, сидящая напротив вас, под календарем. Читатели нужны грамотные, со вкусом - по-моему, она справится…"
Тетя улыбнулась: ишь ты, и глаза разглядел!
"А сколько надо будет читать? И сколько это стоит?"
"Важно твое принципиальное согласие, - быстро ответила Лена. - Все подробности уже с Ланиным. Думаю, не обидит. Я тоже собираюсь. А объем чтения сама сможешь регулировать. В общем, пишу ему, что ты не против?"
Вот оно, рукопожатие судьбы. Утреннее предчувствие не обмануло! И она не думая протянула ладонь в ответ, напечатала:
"Да. Конечно же, да".
Оторвалась от экрана, поймала Ленин взгляд - Лена ей подмигивала и показала кулак: поработаем!
Михаил Львович позвал их к себе в кабинет уже вечером. Был дружелюбен, энергичен, но краток. Выдал по несколько конвертов, разорванных.
- Я пока примерно половину просмотрел. Много мусора, пишут одинокие в основном пенсионеры, но есть и очень, очень… Один человек… Голубев, кажется, он вам, по-моему, достался - в голубом таком конверте, даже двух, - Ланин кивнул на бумаги в Тетиных руках. - Как на заказ, видно, лежало у него все это, ждало своего часа. Представляю, как он обрадовался, прочитав наше объявление. Но это действительно потрясающе, готовый практически материал. И фотографию, как мы и просим, прислал - копию… Одно плохо, слишком много, длинно, даже если в двух номерах печатать, нужно будет отбирать, сокращать, - Ланин замолчал, что-то про себя считая, - максимум тысяч на тридцать знаков, в номер по пятнадцать пойдет. Язык, в общем, простой, слегка суконный, зато фактура! - Михаил Львович расширил глаза, покачал головой. - Если дело пойдет так и дальше, книжки печатать начнем…
Лена уже выходила, но Тетю Ланин задержал взглядом, поглядел ласково и почти братски (ну да, у них же общее дело теперь!), произнес уже совсем другим тоном - медленно и разборчиво.
- У вас могут возникнуть вопросы, а я много разъезжаю… - он будто слегка смутился. - Вы можете звонить мне прямо на мобильный. Запишете номер?
Она послушно, немо выудила из кармана мобильник, приготовилась, но он уже говорил дальше: "Нет, подождите, я вам сам позвоню, диктуйте". Через несколько мгновений в кармане рассыпались мраморные камешки.
Она вышла из редакции без сил, но с ощущением защищенности. И легкости. Критские полскалы свалились с плеч. Тетя взглянула на темное в розовых просветах небо и не захотела от него отрываться. Ехать долго-долго, несмотря на усталость. Ехать и посматривать вверх, следя за перемещением облаков в тающей бледно-розовой дымке. Завтра выходной, по субботам газета не выходила. Теплый с Колей уже отправились на деревню к бабушке - ее там ждали только завтра, но, сев в машину, Тетя повернула в область. Позвонила Коле, он буркнул: поосторожней там в темноте.
Движение было плотным, но терпимым. Едва она выехала за кольцевую, дохнуло прохладой - лето летом, но в конце сентября темнеет рано, холодает быстро. Появился черный лес, из подступившей к самой дороге деревни потянуло сладко-горькими ароматами окрестных садов. Пахло яблоками, прелым листом, осенними кострами и еще чем-то, что нельзя разгадать. Смесь заволокла голову, закутала сердце. "Запах рая, который потерян", - неожиданно подумала Тетя и вздрогнула: так недолго и заснуть за рулем.
Объявление: обозрение неба
В пятницу и субботу, в случае ясного неба, с 7 1/2 час. вечера в кружке любителей физики и астрономии губернской гимназии будет произведено обозрение неба, Юпитер, звездные скопления и двойные звезды. Вход для лиц посторонних в кружку - 25 коп.