II
Евдокия Ивановна Измайлова, оставаясь княгиней Голицыной, обосновалась в столице, в Санкт-Петербурге, где купила дом на Миллионной улице, рядом с императорским Зимним дворцом. Там она устроила ночной вольнолюбивый салон. Всю ночь горели свечи в доме молодой и своенравной княгини. В светских кругах Петербурга её прозвали "принцессой ноктюрн" ("ночной княгиней").
Отчего была такая экстравагантность? А оттого, оказывается, что ещё в детстве цыганка предсказала ей раннюю смерть ночью. И впечатлительная Евдокия Измайлова, княгиня Голицына, решила встречать костлявую бесстрашно - лицом в лицо.
Её салон посещали Жуковский, Батюшков, Вяземский, братья Тургеневы, а в дальнейшем, после окончания Лицея, и юный Пушкин. С Евдокией Ивановной у него установились близкие, доверительные отношения. Он посвятил ей оду "Вольность". Они тогда придерживались одинаковых убеждений - об отмене крепостного права, о необходимости конституции, об ограничении самодержавия, о народном просвещении, о пагубности церковных оков и о многом другом. Они также одинаково смотрели в глубь русской истории, любя её такой, какой Бог послал.
Однако вернёмся назад, к самому началу девятнадцатого столетия, к её бегству в Париж. При всём, при том… да, при всём, при том Пушкин не являлся в её жизни главным лицом, вернее, героем её романа и судьбы в целом. Так вот, покинув Дрезден, где оставался незадачливый муж, Евдокия Измайлова, княгиня Голицына, прискакала в революционный Париж. Там она познакомилась с братьями Долгорукими, Петром и Михаилом, блестящими офицерами из свиты нового императора Александра Первого, посланными им во Францию приглядывать за Наполеоном. Это были Рюриковичи, прямые потомки святого князя Михаила Всеволодовича Черниговского.
Беглянка влюбилась в младшего из братьев, в Михаила. Но страсть их расцвела только в Петербурге - после Аустерлица. В том знаменитом сражении полковник Михаил Петрович Долгорукий был тяжело ранен в грудь. За проявленные в бою мужество и сообразительность император лично наградил его золотой шпагой с надписью "За храбрость".
Евдокия Голицына самозабвенно любила храброго князя, и любовь у них была взаимной. Они во всём совпадали, составляя, ну что ли, единое целое. Он, как и она, увлекался математикой и философией, государственным строительством и политикой, отдавая этим занятиям всё свободное время. Но в бурную эпоху наполеоновских войн князь Долгорукий в первую очередь мыслил себя боевым офицером.
В следующей кровопролитной битве при Прейсиш-Эйлау в Восточной Пруссии полковник Долгорукий - и вновь за храбрость! - был награждён орденом Святого Георгия и произведён в генералы. По утверждениям современников, молодой Рюрикович сиял одной из ярких звёзд на военном небосклоне.
Был он полной противоположностью мужу Евдокии Ивановны, князю С. М. Голицыну, - вельможному увальню, полностью равнодушному к государственным нововведениям, более того, по мере возможностей препятствующему им; бесконечно далёкому от точных наук и философии, особенно позитивизма; а кроме того, избегавшему, как чёрт ладана, рискованной военной карьеры из-за страха быть убитым, да и вообще из-за походных тягот и всяческих неудобств. Однако и он отличался нескрываемым тщеславием, желал, чтобы его хвалили, награждали, а потому выбрал для себя попечительскую стезю, благо был несусветно богат, - почётную и достойную, всегда у всех на виду, и главное: без всякого риска!
В 1807 году Евдокия Ивановна потребовала от мужа расторжения принудительного брака. И ей, и князю Михаилу Долгорукому хотелось и перед Богом, и перед людьми быть законными мужем и женой, а не восприниматься как тайные любовники. Мстительный князь Голицын наотрез отказал в разводе. Он сладострастно крушил возможное счастье возлюбленных, рассчитываясь за прошлые унижения и обиды.
Этот мстительный удар, как теперь говорят, ниже пояса оказался роковым. Презирая великосветские пересуды, лицемерное сочувствие и подлые домыслы; страдая от безысходности церковного брачного тупика, двадцатисемилетний генерал Михаил Долгорукий напросился в очередную военную кампанию на русско-шведской войне, где был убит шальным снарядом в августе 1808 года…
Наверное, Евдокия Измайлова и Михаил Долгорукий были самим Всевышним предназначены друг другу… А вообще-то, очень странно, что эта шекспировского накала страсть, точнее трагедия, хорошо известная в литературных и светских кругах Петербурга, в дальнейшем никак не отразилась в отечественной словесности. Впрочем, ничего удивительного в этом нет: каждая человеческая жизнь - или драматический, или трагический сюжет, а всё описать невозможно!
Евдокия Ивановна так и осталась никем - не женой, не вдовой, а именно "принцессой ноктюрн". Может быть такую "раннюю смерть" предсказывала ей цыганка? Как бы пояснее выразиться?.. Разве вот так: смерть влюбленного сердца?.. В любом случае она умерла сорок четыре года спустя после гибели возлюбленного и за год до смерти С. М. Голицына. Отошла в мир иной во сне, как и напророчила гадалка, однако напрочь забыв о своём давнем суеверии.
По завещанию её похоронили в Александро-Невской лавре рядом с князем Михаилом Петровичем Долгоруким. Видимо, и в самом деле им было предназначено венчание на небесах.
III
Икона Христа Спасителя с надписью подвигла меня разобраться в судьбе Сергея Михайловича Голицина и неведомого Ивана Даниловича Чесенкова. Я чрезвычайно этим увлёкся, и многое узнал, но только о сиятельном князе. Однако сейчас мне вдруг подумалось, что исторические подробности вас могут утомить. Мол, с какой стати столько места уделяю не очень симпатичному князю Голицыну? Его своевольной супруге? Мол, какое, в конце концов, имеет отношение ко всему происходящему Пушкин?
Ну-у, Пушкин всегда и во всём уместен! Хотя бы своим стихотворением, взятым в эпиграф. Кстати, при его жизни оно оставалось неизвестным - в черновой тетради, из-за одного лишь не найденного слова, - а после его смерти повторяется чуть ли не каждым поколением русских людей. Повторяется всегда, когда речь заходит об Отечестве! И я его повторю, только теперь с тем самым - казалось бы! - не найденным им словом, которое, - не сомневаюсь! - он бы обязательно нашёл, если бы вернулся к этому стихотворению в черновой тетради. Вообще-то, мне верится, что он знал это слово, но искал иное, высшее по смыслу. Безукоризненность его вкуса - притча во языцех. Но я цитирую с логической вставкой:
Два чувства дивно близки нам -
В них обретает сердце пищу -
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва,
Как без оазиса пустыня,
И как алтарь без божества.
Каждый раз вдумываясь в чудодейственный смысл сказанного, постигаешь поразительную глубину его, пушкинского, проникновения в сущности человеческого бытия; и ещё - небесную подсказку! Вдумайтесь:
… родное пепелище… Ух! родным может быть очаг, но пролетевшая жизнь любого из нас - то же пепелище, и в этом поразительная точность сравнения…
… отеческие гробы… Казалось бы, сумеречная, пугающая мистика, а ведь вникнув, - какой свет! Какая нераздельность наших отеческих родовых судеб! Абсолютное единство, единение…
… животворящая святыня… Ей-богу, лучше не скажешь! И никто после Пушкина не сказал! А ведь это святая мудрость: Бог и Разум! А соединённые вместе - Жизнь!..
… земля была б без них мертва… А это уже апофеоз! Да, апофеоз земной, человеческой жизни. Потому что иначе - земля мертва…
И самое главное - любовь! Без любви к родному пепелищу, отеческим гробам земля - как планета, как среда обитания - была б мертва…
Всё, конечно, так; именно так… Ай да Пушкин!
IV
Однако вернёмся к князю Голицыну, потому что, не обрисовав эту фигуру, обстоятельства его жизни и его окружения, просто не удастся объяснить дальнейшие события.
Мне пришлось просмотреть и перечитать воспоминания и дневники той эпохи и даже заглянуть в голицынские архивы, пока наконец-то не обозначилась ситуация июля 1820 года и не ожили нужные мне люди - сам сиятельный князь, престарелый англичанин Джон Рамсй Возгрн, бывший четверть века управляющим приокского имения баронессы Строгановой, матери князя, незадолго до того умершей и сделавшей сына ещё более богатым - только денежного дохода прибавилось на 300 тысяч рублей! - и крепостной конторщик, безукоризненно владевший тремя европейскими языками - английским, французским и немецким, а также обученный и многим другим премудростям, Иван Данилович Чесенков.
В жаркую макушку лета спокойного, ничем не примечательного 1820 года князь Голицын порешил лицезреть свои новые владения и отправился в плавание по России - по Москва-реке, Оке и верхней Волге.
О, какое это было плавание!