Встраиваясь в поток машин, Левада посмотрел ей вслед. У нее были очень красивые, пышные, золотисто-рыжие волосы. Матеуш сказал бы: тициановского цвета. Через два километра, застряв в очередной пробке, доктор все еще не мог оправиться от изумления: как любопытно она откомментировала его рассказ. Звали ее Анна Клодовская, она была владелицей фотографической фирмы. От его внимания не ускользнуло, что о святом Иоанне она говорила как бы в настоящее время. Случайно или нет?
Но наверняка не случайно имя Тициана, вспомнившегося доктору, когда он глядел на волосы отдаляющейся Анны Клодовской, прозвучало чуть раньше в кафе "Маска", где за стаканчиком джина Инженер излагал Семашко свои взгляды.
- Этот твой Матеуш - идиот! Знаешь, что он сказал на гадио? "Надо гисовать как Тициан!" Ну и болван! Пгосто кгетин! Сегодня всякий умеет гисовать как Тициан. Nihil novi sub soli! He понимает, дугак, что, если б сопляки из Академии пгинимали такую чушь всегьез, не было бы пгоггесса! Однако кое-кто из его учеников пгислушивается к тому, что он несет. А искусство - это ведь как езда на велосипеде! Когда сбавляешь скогость, тегяешь гавновесие и вынужден остановиться. Если не полетишь кувыгком! Так что либо свегзишься, либо застгянешь на месте. Tehtium non datug, кугва. А чего это ты? Не пьешь? Боишься агабов? Шагиат - пока еще - не стал ногмой! И не станет, даже если раскугочат все ночные магазины! Ганьше ты, по кгайней меге, тгавку покугивал. Неужели совсем завязал?
При Семашко действительно не было неизменного мундштука. Но он, снисходительно улыбнувшись и отхлебнув чаю, вынул из кармана вельветового пиджака жестяную коробочку из-под сигарет "Окасса Заротто" - эту чрезвычайно популярную марку сто с лишним лет назад можно было найти в любой табачной лавке нашего города - и достал из нее нечто, похожее на плитку шоколада. Однако поверхность шоколадки была не гладкой, а шероховатой, и промежутки между ромбиками гораздо глубже, чем на классической плитке, - вероятно, чтобы легче было ее разламывать. Отставив чашку, он на блюдечке отломил один темно-коричневый ромбик и осторожно положил его на язык, а плитку спрятал обратно в коробочку. И стал медленно, с нескрываемым удовольствием жевать.
- Пегвое пгичастие? - удивился Инженер.
Вместо ответа Семашко пропел:
Андрию, Андрию,
Я на тебе коноплю сию,
Дай же, Боже, знаты,
З кым я буду спаты.
- Свихнулся? Кгыша поехала? - Инженера, похоже, разобрало любопытство. - Ну скажи что-нибудь!
- Так пели девчата у нас в деревне. В ночь святого Андрия. Сея коноплю. А потом носились по гумну как одержимые. От овина к хате. От хаты к овину. Некоторые в одних только рубашках. Или нагишом. Ворожили.
- Сеяли cannabis? - удивился Инженер.
- Угум. - Семашко, раскрошив во рту ромбик, проглотил горьковато-сладкую массу. - В Библии коноплю называют благовонным тростником. По-бретонски - kanas. По-кельтски - canaib. По-шведски - hampaj. По-литовски - kanapes. И все это от греческого kannabis. В Евангелии Василида распинают не Христа, а Симона Киринеянина, которому ученики перед тем дали выпить отвару этого зелья. Чтобы меньше страдал. Ну и чтобы не рассказал правды.
- Какой пгавды?
- О том, что его подставили римлянам и синедриону вместо Иисуса.
- Ну и что?
- Ничего. Там написано совсем не так, как в признаваемых церковью текстах.
- А что там написано?
- Что Иисус поучал в Галилее семьдесят семь лет, пока не умерли все его ученики. Тогда на горе Хермон он превратился в сияющий шар и исчез.
- Сияющий шаг, говогишь?
- А что в этом особенного? Масса и энергия, превращенные в свет. Впрочем, если б ты побывал на Хермоне, сам бы понял.
- Что именно?
- Водопады, - мечтательно произнес Семашко, - истоки Иордана, луга - сущая арфа трав! Кедры! А выше - снега! Даже в самую сильную жару! А внизу, под ногами, сплошь пастбища и только дальше - пустыня. Можешь себе это представить? Я был там в группе паломников и знаю, что говорю.
- С Бегдо? - усмехнулся Инженер.
- Какая разница? - Семашко открыл свою коробочку, отломил еще один ромбик, сунул в рот. - С Бердо, не с Бердо. Главное, я все это видел. И скажу тебе, циник, что Иисус там везде побывал. Это чувствуется. Только принимали его не за того, кем он был.
- Ух ты, чегт, ну и открытие! - Инженер заказал очередную порцию джина с тоником. - И кем же, по твоему мнению, был этот плотник из Назагета? Скажи, будь любезен…
- Как - кем? Одним из архонтов! Уж конечно, не человеком! Лучшие представители высших миров слишком чисты, чтобы обладать плотью. Тело видимо. Осязаемо. Имеет массу и, соответственно, вес. А Иисус?
- Вот именно, Иисус.
- Он ходил по воде и этим страшно напугал учеников - пришлось их успокаивать. У Луки они его узнаю́т, уже после мнимой смерти, но вот тут-то он, будто призрак, исчезает. Что их еще больше пугает. Но это все чепуха, показуха. Главное произошло на горе Фавор. Там я тоже побывал.
- Чегт, гешительно ничего не помню! Он что, опять пгопал с глаз долой? Сам посуди: газве это сложный тгюк? Дешевка! Цигк!
Но Семашко не сдавался. И процитировал фразу из Библии, которую Инженер, как ни странно, выслушал не перебивая.
- Блистающие одежды, - недоверчиво повторил он. - Говогишь: "Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить"?
- Да, да, сияние было такое, что ученики диву дались. Просто остолбенели. Если долго смотреть на такой свет, ослепнешь. Ты можешь себе вообразить, чтобы обыкновенный человек ни с того ни с сего вспыхнул как лампа в тысячу ватт? Он наверняка был архонт. Один из семи властелинов планет. Сын Высочайшего Света, Вселенской Матери.
Последнюю информацию Инженер выслушал со своей характерной иронической гримасой. Где-то в дальнем закутке так называемой осмысленной памяти при слове "архонт" всплыл образ старцев, заседающих в афинском правительстве. Но то был всего лишь слабый проблеск, сродни воспоминанию о почтовой марке с видом руин Акрополя, которую он - кажется, в третьем классе - почему-то обменял на изображение канцлера Третьего рейха, Адика. На всякий случай он не стал углубляться в этот сюжет, а спросил о том, что его действительно заинтересовало.
- Конопля, говогишь. У вас в дегевне? И что вы делали? Сеяли, собигали, покугивали? Жевали? Пгямо тебе нагкотгафик из Афганистана! А может, ты родом из Меделина, а не с этой долбаной Укгаины?
И захихикал, очень довольный собственным остроумием. Инженера нельзя было обвинить в политической некорректности: в его устах эпитет "долбаный" был комплиментом, хотя еще одобрительнее прозвучал бы "заебистый". Семашко вздохнул и начал лекцию.
- Цивилизация наша давно уже сбилась с пути. С тех пор как стали отдавать предпочтение алкоголю, человечество покатилось вниз. Конопля была распространена повсеместно. Знаешь почему? Потому что самосейка и сама себя опыляет. Помогает ей в этом клоп Pyrrhocoris apterus: он разносит семена. Но я не о том хотел тебе рассказать. У нас, на севере, вплоть до XIX века выращивали так называемую раннюю, северную коноплю. Кустики хилые, не выше пятидесяти сантиметров. Мало ответвлений, плоды мелкие и очень короткий период вегетации - от силы девяносто дней. Если лето дождливое, позднее, иногда и собирать нечего. Другое дело - обыкновенная конопля, ботаники когда-то называли ее русской. У нее вегетационный период гораздо длиннее, и семян она дает намного больше. Понимаешь? Однако и ее не сравнить с кавказской или индийской. Вот эта - силища! Так вот, с тех пор, как власть захватили производители спиртного, про cannabis забыли. Чтобы иметь на что выпить, надо было работать. А чтобы работалось - лучше пить. Почему индейцам в Перу запретили жевать и разводить коку? По тем же причинам, по каким вытеснили популярную некогда коноплю. Алкоголь - как и деньги - стал истинным владыкой Европы. В миллионах пабов и кабаков - вроде этого - можно одурманиться гадким пойлом, ибо на этом держится экономика целых государств. Концерны и картели! Сухой закон? Так его же ввели ради обновления американской экономики! Станешь отрицать? Пиво, - Семашко с отвращением скривил губы, - основа немецкого национального единства! Что, я не прав? Наши древние обряды, молитвы, обычаи были связаны с коноплей, а не с алкоголем!
- А вино? - Инженер краем глаза заметил, что в кафе входит Антоний Юлиан Бердо. - Что скажешь? Уж Диониса-то не капиталисты пгидумали!
- Конечно нет, - Семашко был готов к такому вопросу. - Но конопля оставалась неотъемлемой принадлежностью народного быта. А вот когда с развитием промышленности народ ринулся в города за хлебом, тип цивилизации окончательно изменился. Послушать хотя бы тебя! Махани сто грамм и уебывай! Верно? Ты ведь так говоришь? А конопля? Она же всегда была связана с обрядами. С песнями шаманов. Со знахарями и заклинателями. С ростом и убыванием луны. С женственностью. Триумф алкоголя означал окончательный отказ от Великой Матери. Победу бородатого сатрапа, которого сонмы идиотов приняли за бога, потому что так им было удобнее.