* * *
Барни Робинсон ликовал. Он удостоился повышения: получил высокий пост заведующего рекламой всех предприятий Джона Уэста. После разоблачений "Аргуса" Флорри чуть было не заставила его сделать окончательный выбор - или она, или Джон Уэст, - но тут Барни получил повышение, и Флорри уступила: ведь он был так горд и счастлив!
Барни сидел у себя в кабинете - комнатке на первом этаже, грыз карандаш и теребил усы. Да, так хорошо: "Решительный бой за первенство между могучими, крепкими, здоровыми молодцами равной силы и сложения и высокого класса". Лучше не придумаешь. Публика будет валом валить. Разошлю во все газеты.
Он поднял глаза. Мимо по коридору шли Джон Уэст и Фрэнк Лэмменс. Барни схватил свои листки и кинулся к ним.
- Послушай, Джек! - оживленно начал он. - Я написал объявление насчет бокса и насчет состязаний в беге. Вот, слушай, это насчет бокса:
"Тим Мэрфи против Билла Сквирса. Главный павильон выставки. С того дня, как в Викторию приехал Сквирс, всем стало ясно: у нас есть настоящий чемпион. Воочию убедясь в его умопомрачительном мастерстве, мы невольно спрашивали себя, увидим ли мы его когда-нибудь в схватке с достойным противником? И вот - словно в ответ - явилась новая звезда! На небосклоне боксерского искусства взошла звезда первой величины. Это Тим Мэрфи. Он вернулся на родину во всеоружии всех новейших достижений американского ринга. С невероятной быстротой и поразительной легкостью он затмил менее яркие светила и отважно…"
- Все это хорошо, Барни, - нетерпеливо прервал Джон Уэст. - Но встречу придется немного отложить. Мэрфи что-то заупрямился.
- Ну что ж, пускай с Биллом дерется кто-нибудь другой.
- Кто? Мы не можем опять садиться в лужу, как тогда с Диком. Сквирс на это не пойдет. Нам придется ждать Мэрфи. Разве что удастся выписать Джефриса из Америки или Майка Уильямса из Англии. Я им предложил по тысяче за одну встречу со Сквирсом.
И Джон Уэст направился к лестнице.
- Погоди, Джек, я еще прочту тебе объявление насчет состязаний в беге.
- Читай Фрэнку, мне некогда.
На мгновение физиономия Барни вытянулась. Потом он обернулся к Лэмменсу.
- Вот послушайте. Я напечатаю в газетах большое объявление, разрекламирую всех участников Западной тысячи и всех других состязаний. А начну вот с чего, слушайте! - И Барни с пафосом продекламировал:
"Отовсюду, с самых далеких окраин, из всех уголков нашей великой страны съезжаются крепкие и отважные молодые австралийцы, воодушевленные надеждой выйти победителями на этом единственном в своем роде спортивном празднике и получить ценный приз. Здесь чемпионы - "Бегун со Снежной реки", победитель "Разлива", цвет "Наших избранников". Шестьсот тридцать пять загорелых, мускулистых юношей, краса и гордость нации, заявили о своем желании…"
Лэмменс сухо прервал его:
- А вы написали объявление об эпсомских скачках?
- Вот оно, - ответил Барни и подал Лэмменсу большой лист.
Тот стал читать со скучающим видом:
"Состязания пони и шотландок. Эпсом, единственный и непревзойденный Эпсом. Эпсом, живописный Эпсом, излюбленный Эпсом. Понедельник. Понедельник. Понедельник. Новая дирекция. Выдача повышена. Честные сделки. Тщательная проверка. Строжайший надзор. Флемингтон в миниатюре".
- Ладно, сойдет, - сказал Лэмменс, причем на его длинном лице не отразилось ни малейшего восторга.
Лэмменсу не нравились рекламы Барни. "Робинсон всегда пересаливает", - говорил он Джону Уэсту.
Уязвленный Барни вернулся к себе и погрузился в очередной том Британской энциклопедии.
Наверху, в длинном зале, было шумно: возбужденные голоса игроков и выкрики клерков, которые, стоя перед огромными досками, занимались вычислениями и отвечали на телефонные звонки, - все сливалось в сплошной гул.
Зазвонил один из телефонов. Джон Уэст прошел за стойку и снял трубку.
- Да, - сказал он. - Слушаю.
Вокруг замолчали.
- Они уже на старте, - громко сказал Джон Уэст. - Заключайте пари! Помните, никаких ставок после того, как они выйдут на прямую.
Несколько игроков протиснулись к стойке. А Джон Уэст тем временем повторял вслух описание того, что происходило на Эпсомском ипподроме. Недавно он ввел эту систему передачи прямо с ипподрома, за двадцать лет предвосхитив практику радиовещания.
Толпа теснилась к стойке, чтобы лучше слышать. Народ был самый разношерстный: модные щеголи - любители конного спорта; безработные; рабочие, пришедшие сюда в свободный день; люди неопределенных занятий; конторщики; всякого рода уголовные личности, которые, если не сидели в тюрьме, играли днем в клубе, а по ночам - в игорном притоне.
По субботам посетителей было больше, но подавляющая масса пари заключалась по почте или по телефону. Клуб приносил свыше пятисот фунтов прибыли в неделю.
- Старт! - сказал Джон Уэст. - Ведет Динкам, за ним Кэти, потом Королева Бесс и Принц…
Игроки торопливо делали последние ставки.
- Как на Динкама?
- До старта ставили два против одного. А как сейчас Динкам, Джек?
- Считайте так на так.
- Ставлю шесть монет.
- Динкам все еще ведет. Королева Бесс вышла на второе место - сзади Динкама на два корпуса. Третий - Принц. Сэмми Бой обходит. - Джон Уэст поднял руку, точно полицейский на перекрестке. - Повернули на прямую! Ставки больше не принимаются!
Игроки слушали, кто охваченный азартом, кто с отчаяния надеясь на невозможное. Когда Джон Уэст объявил результат скачки, поднялся неистовый шум; те немногие, кто ставил на победителя, разразились восторженными воплями, те, кто проиграл, - возгласами досады и горя. Джон Уэст повесил трубку и вышел из-за стойки.
- Зайдем на минуту в кабинет, Пэдди, поговорим, - сказал он Пэдди Вудмену.
Они прошли в кабинет и сели за стол друг против друга.
- Меня немного беспокоит комиссия по расследованию, Джек, - сказал Пэдди.
- Можете не беспокоиться. Мы теперь предоставим эту комиссию Дэйви Гарсайду. А вот меня беспокоят лягавые. Тут и сейчас один торчит, он уже несколько месяцев шляется в клуб и собирает улики.
Услышав эту новость, Пэдди энергично потер ладонью лысую макушку. Барни Робинсон уверял, будто Пэдди оттого и облысел: слишком усердно растирал голову в минуты душевного расстройства.
- Как же так, Джек? Вы уверены? Откуда вы знаете?
- Один сыщик сказал.
- А кто этот лягавый, вы знаете?
- Догадываюсь.
- Да как же он сюда пробрался? А для чего же тогда наши втерлись в школу сыщиков? Прозевали, значит?
- Уж как-то пробрался. О’Флаэрти тоже не дурак. Это его рук дело, черт его подери.
- Что же вы будете делать, Джек?
- Я думаю, это Бэдсон. Он сейчас тут. Вчера, когда мне сказали про это, мы с Фрэнком пошли к нему на квартиру, но не застали, а от его матери ничего не удалось узнать. Вот я с ним сейчас потолкую. Мы его спросим напрямик.
Джон Уэст вышел в зал и отыскал высокого молодого человека в длинном черном пальто.
- Мне надо с вами поговорить, - сказал он.
Тот покраснел, но, не споря, пошел за Джоном.
- Боров, поди-ка сюда на минуту, - на ходу бросил через плечо Джон Уэст.
В кабинете Уэст уселся за стол; Пэдди Вудмен стал рядом.
- Ваша фамилия - Бэдсон?
- Да, - смущенно ответил Бэдсон, оглядываясь в поисках стула.
- Вы служите в полиции? - в лоб спросил Джон Уэст.
Бэдсон промолчал, вертя в руках шляпу; вошел Боров и остановился у него за спиной.
- Неужели вы опустились так низко, чтобы пойти служить в полицию? - спросил Пэдди.
- Если это должен быть разговор с глазу на глаз, пусть эти люди уйдут, - сказал Бэдсон.
- Это мое дело, кто уйдет, а кто останется, - отрезал Джон Уэст.
- Зачем вы вчера вечером приходили ко мне на дом? - спросил Бэдсон.
- Приходил узнать, не выиграл ли ваш билет, - солгал Джон Уэст. - Но вы не ответили на мой вопрос. Вы служите в полиции?
- Нет.
- Разрешите вас обыскать?
Бэдсон положил шляпу на стол, медленно снял пальто, пиджак и жилет и протянул все это Джону Уэсту; тот с сомнением посмотрел на него, потом стал обшаривать подряд все карманы: немного денег, несколько клочков бумаги, пачка табаку, железнодорожный билет и еще кое-какая мелочь, но ничего уличающего.
Джон Уэст поднялся из-за стола, подошел к Бэдсону и в одном из брючных карманов обнаружил записную книжку. Он быстро перелистал ее, затем внимательно просмотрел каждую страничку, но они были чистые, не исписанные. Он со злостью швырнул книжку на стол и начал ходить из угла в угол, точно зверь в клетке.
- Я же знаю, вы из тех лягавых, что работают на О’Флаэрти. Я вам точно могу назвать день, когда вы нанялись в полицию. Я все знаю!
Бэдсон беспокойно следил за каждым его движением.
- Нечего мне зубы заговаривать. Мне все известно. С тех пор как я открыл клуб, О’Флаэрти нанял тридцать человек, чтобы шпионить за мной. А через полгода их всех вышибли. - Джон Уэст с угрожающим видом остановился перед Бэдсоном. - И вас тоже вышибут. Этому О’Флаэрти шею свернуть надо за то, что он зря губит таких вот парней. - Уэст уже почти кричал. - Будь я его родным братом, я все равно бы ему шею свернул. Слышите? Ему надо шею свернуть!
- Но я же вам сказал, что не служу в полиции и не знаю никакого О’Флаэрти, - с отчаянием произнес Бэдсон, косясь через плечо на Борова.
Джон Уэст с размаху стукнул кулаком по столу.
- Довольно врать! Говорят тебе, я все знаю: ты - полицейский, подлый шпик, лягавый.