- Прочти это. А потом садись и выпиши мне чек, - сказала она тихим, дрожащим голосом, но с отчаянной решимостью.
Джон Уэст взял из ее рук бумагу, пробежал ее. - Что это значит? - спросил он.
- Это значит, что мне принадлежит львиная доля акций разных твоих предприятий - на сумму двести десять тысяч.
- Где ты взяла этот список?
- Получила в Торговой палате. Я заплатила за справку об акциях тех компаний, в которых, насколько мне известно, ты имеешь долю.
Джон Уэст, огорошенный, молча смотрел на Мэри.
- Много лет ты давал мне подписывать документы, прикрывая их промокательной бумагой. Я догадывалась, что ты переводил акции на мое имя, чтобы платить меньше налогов. Если ты не выдашь мне чек на тысячу фунтов, я потребую весь контрольный пакет.
- Ничего у тебя не выйдет.
Джон Уэст снова сел, торопливо соображая; список акций был верен, хотя далеко не полон; вздумай Мэри продолжать свои розыски, она обнаружит, что имеет право требовать свыше полмиллиона.
- Никто тебе этих денег не присудит, - сказал он неуверенно.
- Ты думаешь? Я советовалась со сведущими людьми.
- С кем это?
- С мистером Кори. Он сказал, что по закону акции принадлежат мне.
- Ах вот как? Так и сказал?
Джон Уэст помолчал, не зная, на что решиться. Деньги не маленькие! А вдруг она их получит по суду? Да и судиться с дочерью неудобно.
- Послушай, Мэри. Сядь, поговорим спокойно. Не стоит ссориться из-за тысячи фунтов. Да и акции я отдал бы тебе, если бы ты не сбежала к коммунистам.
- Акции можешь мне не давать. Мне нужно только тысячу фунтов.
- Не глупи, Мэри! Послушай меня. Возвращайся домой, брось всю эту дурацкую политику, и я дам тебе две тысячи фунтов, можешь делать с ними что хочешь, и… и акции останутся на твое имя. После моей смерти ты получишь их вместе с процентами.
- Не нужны мне акции. И домой я тоже не вернусь.
- Почему ты так ведешь себя?
- Потому что я злая и черствая, потому что я твоя дочь!
- А на что ты будешь теперь жить, когда твой красный муженек тебя бросил?
- Мой муж умер. Он погиб в Испании, сражаясь против Гитлера и твоего любимца Муссолини. Я горжусь тем, что была его женой. Он отдал жизнь за человечество.
- Так ему и надо, - проворчал Джон Уэст. - И чем скорее еще несколько тысяч коммунистов будут убиты, тем лучше.
Мэри перегнулась через стол, сжала маленький кулак и ударила Джона Уэста по щеке. Потом отступила на шаг; в лице ее не было ни кровинки.
- Я попрошу тебя выписать мне чек, - сдержанно сказала она, - или завтра утром я потребую свои акции.
Джон Уэст осторожно потрогал багровый след на щеке. - Чего же еще ждать от коммунистки!
Он выхватил из кармана вечное перо и чековую книжку; дрожащей от бешенства рукой он заполнил бланк, подписался и, вырвав чек из книжки, протянул его Мэри.
- На, - сказал он. - А теперь убирайся! И если ты вздумаешь вернуться в Австралию, я позабочусь о том, чтобы ты здесь не осталась.
- Будь покоен, я не вернусь.
Джон Уэст провожал ее глазами, пока она не скрылась в темном коридоре.
Он долго стоял, опершись на стол. Что он сказал? Что он сделал? Как могла Мэри так поступить с ним?
Мэри вернулась в свою пустую квартиру. Она взяла в руки фотографию Бена и посмотрела на его лицо. Что бы он теперь подумал о своей Мэри?
Всю ночь она не сомкнула глаз. Перед ее мысленным взором прошла вся ее сознательная жизнь. Бурный поток событий стремительно уносил ее и теперь выбросил на берег отчаянья. Бен, радость моя, почему ты оставил меня одну? Я буду бороться и без тебя, но это трудно, ах, как трудно!
Она купила место на пароходе - место третьего класса - и уведомила партийную организацию и комитет, в котором работала, что уезжает в Англию и там примкнет к коммунистическому движению. Все отнеслись к ней с большой чуткостью. Говорили, что понимают ее. Боже мой! Как будто кто-нибудь мог понять, что с нею сделала жизнь!
Она зашла к матери проститься. Нелли со слезами просила ее не уезжать, вернуться в лоно церкви и семьи.
- Нет, мама, не останусь. Я так решила. Я буду писать тебе и, быть может, когда-нибудь вернусь домой.
- Да простит меня бог, - сказала Нелли, - но отец твой великий грешник. Он будет гореть в аду!
В ее голосе звучала такая лютая ненависть, что Мэри содрогнулась. - Бедная ты, бедная, сколько ты выстрадала!
Они вместе поплакали, потом Мэри поцеловала мать и ушла. В передней она столкнулась с братом Джо и сказала, что едет в Англию.
- Не уезжай, Рыжик, - воскликнул Джо, - не уезжай!
Во все время поединка Мэри с отцом Джо только посмеивался. Но теперь она видела, что он искренне огорчен.
- Рыжик, Мэри, не уезжай. Поистине отцу за многое придется ответить перед богом! - Он нежно поцеловал ее. - Подумай хорошенько. И не уезжай, не повидавшись со мной.
Поднявшись на холм, Мэри остановилась и посмотрела через плечо на внушительный белый особняк. Сколько горя, сколько семейных драм он видел, и все же как весело и беззаботно здесь иногда жилось детям. Зловещий дом Джона Уэста!
На другой день Мэри вылетела в Сидней - попрощаться с Джоном. В конторе она не застала брата. Его, пьяного, привели из кабака. Они зашли в кафе позавтракать. Крепкий кофе несколько отрезвил Джона. Мэри рассказала ему все о себе.
- О господи, Рыжик! Какой жестокий и беспощадный человек наш отец! Он расшвырял нас, точно пук соломы пустил по ветру!
Провожать Мэри пришли только товарищи. Они настойчиво просили ее продолжать работу в Англии, почаще писать и поскорее вернуться домой.
На борту она узнала, что, по распоряжению Джона Уэста, ей отвели место не в третьем классе, а в одной из лучших кают на верхней палубе.
Почему он это сделал? Мэри недоумевала. Может быть, в глубине его черствой души таилась любовь к ней? Или он не хотел, чтобы люди видели, что дочь его путешествует в третьем классе вместе с простыми смертными?
Джон Уэст и сам не мог бы ответить на этот вопрос.
* * *
После последнего свидания с дочерью Джон Уэст долго просидел в музыкальной комнате, терзаемый противоречивыми чувствами, охваченный глубоким волнением. Он всегда гордился Мэри, любил ее, баловал - почему она так жестоко обошлась с ним! Вновь и вновь он опрашивал себя: был ли он слишком суров к ней? Нет, решил он наконец, Мэри не права; коммунисты испортили ее.
Когда Джо Уэст поплелся в свою спальню, он уже был весь во власти бессильной злобы: Мэри не подчинилась ему, но это сошло ей с рук, и она путем вымогательства даже заставила его помочь ей.
Утром, придя в контору, он позвонил Патрику Кори и выбранил его за то, что он подучил Мэри требовать акции. Кори оправдывался, говоря, будто не думал, что Мэри в самом деле будет их требовать. Как всегда, ярость Джона Уэста нисколько не смутила Кори.
- Молодец баба! - сказал он.
Джон Уэст сообщил Пату Кори, Ричарду Лэму и Фрэнку Лэмменсу, что отправил Мэри за океан, чтобы "она немного образумилась".
Все утро Джона Уэста обуревало желание позвонить в банк и приостановить выплату денег по чеку, выданному Мэри. Но почему-то он не мог заставить себя снять трубку. Днем он велел Лэмменсу обзвонить все пароходства и доискаться, когда Мэри едет. Узнав, что она взяла билет третьего класса, он купил ей другое место.
В течение нескольких недель после отъезда Мэри Джон Уэст чувствовал себя удрученным, пока однажды вечером Пэдди Келлэер и Билл Брэди не явились с известием, которое дало его мыслям другое направление.
Когда посетителей провели в гостиную белого особняка, Келлэер выхватил из кармана газету и помахал ею перед носом Джона Уэста.
- В-в-вы читали, мистер Уэст? - Келлэер явно волновался и, как всегда в минуты волнения, заикался пуще обычного.
- "Истина" опубликовала заметку о молочном законе, - перебил его Брэди. - Не миновать скандала.
Джон Уэст взял в руки газету.
"Если говорят деньги, заговорит и "Истина"", - вещал огромный заголовок. Джон Уэст опустился в кресло и начал читать. В заметке было сказано, что в парламенте штата Виктория уже давно говорят деньги. Всем известно, что этот голос принадлежит людям, наживающимся на театрах, спортивных состязаниях, на виноторговле, ростовщичестве и иных видах большого бизнеса. Настала пора для "Истины" сказать во весь голос о том, что, по слухам, некоторые члены парламента за взятку выступали против молочного закона.
- Интересно, как они докопались до этого? - сказал Джон Уэст, дочитав до конца.
- Э-э… - начал было Келлэер.
- Коммунистическая газета "Страж" уже давно подпускает намеки, - сказал Брэди, - но на эту прессу никто не обращает внимания. Скорей всего в "Истину" сообщил Нед Хоран.
- А чего ради?
- Потому что на ближайших выборах против него выдвинут лейборист. Он просто в бешенстве - знает, что провалится.
- Я же говорил, чтобы никого не выдвигать против Хорана! Мы с ним так условились. - Джон Уэст повернулся к Келлэеру: - Вы же должны были это устроить.
- Совершенно верно, мистер Уэст, но я не мог этого сделать. Карр твердо решил провалить Неда. Он думает, что лейбористская партия не должна делить власть с аграриями, а, напротив, должна отвоевывать у них мандаты.
- Наплевать на то, что говорит Карр! Нед Хоран должен пройти.
- Я делал что мог, но большинство в исполнительном комитете и низовых организациях лейбористской партии поддерживает Карра в этом вопросе. И они, знаете ли, правы. А если я открыто пойду наперекор, меня выгонят.