* * *
Поражение лейбористов повергло Джона Уэста в состояние какой-то смутной подавленности. Он занимался делами по инерции, не видя перед собой никакой цели.
Однажды утром, вскоре после выборов, Джон Уэст, без особого интереса разобрав почту и продиктовав несколько писем, послал за своим братом Джо. Тот, как всегда, запоздал.
Джо выглядел гораздо старше его. Хотя Джону Уэсту исполнилось уже шестьдесят два года, он был опрятным и подтянутым. Долгие годы уверенности в своих силах помогли ему сохраниться. А Джо стал ленив и опустился. Он ссутулился и сильно постарел; лицо обрюзгло и покраснело, нос распух.
- Когда я говорю десять часов, я имею в виду десять часов, - а не двадцать минут одиннадцатого, - резко сказал Джон Уэст.
Джо ничего не ответил и спокойно уселся в кресло. Он смотрел на своего могущественного брата с насмешливым удивлением, словно ему не верилось, что мальчишка, с которым он когда-то играл на задворках Кэррингбуша, превратился в человека, внушавшего всем уважение и трепет. Отношения братьев были самые холодные, и семьи их не общались между собой. Ричард Лэм говорил, что Джо единственный человек, который видит своего брата насквозь. Джон Уэст сам себе удивлялся, почему он терпит Джо, хотя тот не проявляет ни способностей, ни интереса к работе. А теперь еще Годфри Дуайр пожаловался, что Джо сильно пьет и совсем забросил работу на ипподроме.
- Пусть постарается поменьше пить и займется делом. Джон Уэст заявил Джо, что недоволен им-Из того, что ты мой брат, еще не следует, что ты можешь получать деньги и ничего не делать.
Джо все еще улыбался.
- Как-никак я помог тебе сколотить первый миллион, - сказал он.
- Ты свое получил.
- Да получил, и дальше буду получать.
- Не будешь работать - ничего не получишь.
- Не ломайся, Джек, я слишком хорошо тебя знаю. Никогда ты не допустишь, чтобы про тебя говорили, что ты уволил родного брата.
- Не испытывай мое терпение.
- Да брось ты, не запугаешь.
Нарочитая невозмутимость Джо обозлила Джона Уэста.
- Слушай! Ты бездельник и пьяница! Ты не работаешь, а я содержу и тебя, и твою семью. Так вот мое последнее слово: или бросай пить и принимайся за работу, или убирайся вон!
Улыбка сбежала с лица Джо.
- Что ты, Джон? Ведь я старик.
- Ты моложе меня. Просто ты слишком много пьешь. Брось пить и займись делом. Если я еще раз услышу, что ты пьешь или плохо работаешь, выгоню в два счета, понятно?
Джо медленно поднялся. С Джона станется уволить его. А что он тогда будет делать? Ничего он не умеет. Джо повернулся и пошел к двери.
- Хорошо, - сказал он.
Джон Уэст не испытывал никакого удовлетворения от своей победы над братом. Он чуть было не вернул его, но тут же раздумал. Никогда нельзя признавать, что ты неправ! А в сущности, что за беда, если бы старина Джо продолжал лентяйничать?
В тот же день у Джона Уэста состоялось весьма любопытное свидание. Некий Бейнтон, отпрыск одного из самых влиятельных семейств в Австралии, позвонил Джону Уэсту и попросил принять его. Что ему нужно?
Бейнтон оказался чрезвычайно элегантным молодым человеком.
- Я уверен, мистер Уэст, - сказал он весело, - что вы очень удивлены моим визитом.
Джон Уэст холодно посмотрел на него и ничего не ответил.
- Ничего, если я закурю? Спасибо. Разрешите вам сказать, мистер Уэст, что я до некоторой степени паршивая овца в нашем семействе. Кризис крепко стукнул меня, и, откровенно говоря, мне нужны наличные деньги. Сто тысяч фунтов.
Джон Уэст выслушал посетителя молча, ничем не выдавая своего изумления.
Наступила длительная пауза, и Бейнтон несколько утратил самоуверенность. Затем Джон Уэст заговорил:
- Сто тысяч - большие деньги, мистер Бейнтон. Но я не сомневаюсь, что ваш банкир может предоставить вам эту сумму.
- Вы же знаете, каково сейчас положение банков.
- А ваши родные? Ваш отец, дядья, братья? Неужели они вам не помогут?
- Я не хочу, чтобы они знали о моих стесненных обстоятельствах, пока в этом нет крайней необходимости. Я предпочел бы обойтись без них. Мне страшно даже подумать, что они скажут, если узнают, что я пришел к вам.
Бейнтон прикусил язык, но было поздно.
- А чем же я нехорош? - рассердился Джон Уэст. - Мои деньги чистые, и у меня несколько миллионов. Я знаю, меня не пустили бы в ваши клубы или на официальный прием, но у меня больше власти, чем у них всех вместе взятых.
- Вы ошибаетесь, мистер Уэст. Вы один из самых богатых и влиятельных людей в Австралии - вы лично. Но подлинной властью обладают лишь крупные финансовые концерны. Поверьте мне, я знаю.
- Я провожу своих людей в парламент, и они делают то, что я велю, - настаивал Джон Уэст с видом упрямого ребенка. - Лейбористская партия в моих руках.
- Они тоже проводят своих Людей в парламент, мистер Уэст, и всегда распоряжаются той партией, которая находится у власти. Последние два года доказали это. Они контролируют банки и тяжелую промышленность. Они хозяева страны.
- Банки контролируют евреи!
- Не верьте этому, мистер Уэст. Самые могущественные люди в нашей стране - почтенные пресвитерианцы. А евреев они не принимают даже в Мельбурнский клуб.
Заметив, что Джон Уэст хмурится все сильнее, Бейнтон поспешил изменить тон.
- Но все это лишь досужие размышления, мистер Уэст. Во всяком случае, можете мне поверить, о вас очень много говорят. Таинственный Джон Уэст. Человек, который начал с тотализатора в Керрингбуше и кончил крупным бизнесом.
Против обыкновения, Джон Уэст поддался на лесть.
- Человек, проделавший тяжелый путь, всегда отзывчивей других, - сказал он. - Каковы ваши условия?
Сговорившись быстро, Джон Уэст вызвал бухгалтера, и сделка тут же была заключена. Деньги верные - Бейнтон обладал миллионным состоянием.
Джон Уэст был удивлен, что эта встреча не оставила в нем удовлетворения. Да и то сказать, Бейнтон с легкостью погасит долг, когда его дела поправятся.
К концу дня Джон Уэст почувствовал утомление. Он позвонил Кори и попросил подвезти его до дому. Последнее время ему стало тяжело ходить пешком. Сказывались последние два года. Он ни разу не отдыхал за те тридцать лет, которые прошли со времени его свадебной поездки. Кори посоветовал ему совершить путешествие вокруг света, но Джон Уэст ответил: "Если я уеду отсюда и брошу все дела, то не буду знать, куда девать себя".
В этот вечер Джон Уэст, наспех пообедав, ушел в гостиную - он ждал гостей.
Он развернул вечернюю газету. Изнасилование. Убийство. Самоубийство. Волнения безработных. Кто-то пишет, что процветание вот-вот наступит. Все возлагают надежды на нового премьер-министра.
Джон Уэст начал читать спортивную хронику, но тут у парадной двери раздался звонок.
Явился Роберт Ренфри - новый мэр Керрингбуша. Ренфри невероятно гордился своим положением, не понимая, до какой степени он смешон, и не видя, что все над ним потешаются. Но Джон Уэст отлично умел использовать его жадность и природное чувство интриговать.
Ренфри закурил сигару и сказал:
- Я зашел обсудить кое-какие дела, Джек. В будущем месяце в Северном Уорде предстоят выборы.
Джон Уэст выслушал его без особого интереса и дал несколько советов.
После этого Джон Уэст провел своего гостя в музыкальную комнату, где собрались Нелли, миссис Моран, Мэри и Джон. Джон Уэст любил иногда вводить Ренфри и других посетителей того же сорта в круг своего семейства. Его забавляла мысль, что присутствие таких людей шокирует его добропорядочных домочадцев. Но что касается Ренфри, то Джон и миссис Моран находили его только забавным.
Сегодня Джону вдруг захотелось вспомнить старую шутку, которую Мак О’Коннелл в былые времена разыгрывал с Ренфри. Кстати сказать, это была единственная шутка, которую Джон Уэст позволил себе за всю жизнь. Когда-то, много лет назад, он повторил ее при детях, и они хохотали до упаду.
- У тебя кривые очки, Ренфри, - довольно вяло проговорил Джон Уэст.
Ренфри, доверчивый, как ребенок, снял очки и ответил:
- Нет, Джек, просто они так сделаны…
На этот раз шутка успеха не имела - один только Джо засмеялся.
Джон Уэст нахмурился и ушел в гостиную.
Он пытался снова заняться газетой, но почувствовал себя усталым. Его не столько тревожило положение лейбористского правительства, сколько его собственная неспособность влиять на него. Правительство Саммерса раскрыло ему глаза на то, что его власть далеко не безгранична. Подумать только - Саммерс давно назначил генерал-губернатором Айзекса, того самого Айзекса, который подготовил первый законопроект, направленный против его тотализатора! А план премьера? Теперь он сам верил, что этот план выведет страну из кризиса, но ведь утвердили его другие люди, более могущественные, чем он.
Он откинулся на спинку кресла. Усталость, казалось, проникла во все поры его тела. В нем зародилось незнакомое ему до сих пор чувство жалости к себе. Куда привел его путь, которым он так долго шел? Неужели его власть - только иллюзия? Всю жизнь он оберегал себя от сомнений, не разрешая себе углубляться в прошлое. А теперь - хотя он и боялся признаться себе в этом, - теперь, когда власть его уже в зените, его охватили сомнения, был ли во всем этом какой-нибудь смысл.
Он мечтал о власти большей, чем власть капиталистов. Достичь такой власти оказалось невозможно. Не добившись контроля над такими отраслями тяжелой промышленности, как металлургическая и каменноугольная, над судоходством, банками и печатью, он не смог проникнуть в замкнутый круг тех нескольких семейств, которые были подлинными хозяевами Австралии.