- Мое имя нигде не упоминается. Не я продавал рудники правительству.
- Ну, хорошо. Но вы понимаете, что эта история в Куинсленде грозит скандалом? Дженнер все еще не угомонился. В парламенте запросы. Может всплыть и Маунт-Айса, а там вы сорвали изрядный куш.
- Мак-Коркелл - премьер. Он для того и сидит там, чтобы нам не могли ничего сделать. Пусть болтают в Куинсленде - вы же теперь в Новом Южном Уэлсе.
- Если со мной что-нибудь стрясется, то и вам несдобровать, - не унимался Тэргуд.
- Моя-то власть не зависит от избирателей, - веско проговорил Джон Уэст. - И, кроме того, обо мне мало кому что-нибудь известно.
- В Куинсленде уже знают кое-что и о вас, - ответил Тэргуд, уязвленный явным равнодушием Джона Уэста. - Там выходит еженедельная спортивная газета "Зеркало". Она поместила карикатуры и статьи на тему о том, как вы завладели одной крупнейшей газетой, как вы и Леви наживаетесь на бегах и…
- Все это мне известно… - сухо перебил его Джон Уэст.
- Ну и что же вы собираетесь делать? На очереди Мэлгара, а после Мэлгары - Маунт-Айса.
- Я уже прикрыл "Зеркало" и дал двум ее владельцам работу в моей газете. Не забывайте, любого человека можно купить. Я уже говорил вам о покойном Гарсайде. Он всегда утверждал, что плохо только тому обвиняемому, у которого мало денег. Раз человек не имеет средств подкупить или запугать судью, присяжных или самых опасных свидетелей, то поделом ему, если его засудят. Был бы только хороший защитник да денег вволю, и мы непременно окажемся правы.
- Это все штучки националистов, - сказал Тэргуд. - Они стараются очернить меня накануне прихода лейбористов к власти. Они знают о моих грандиозных планах, знают, что я хочу улучшить положение рабочих. Потому-то они и пытаются заранее провалить меня. Но это им не удастся, я тоже молчать не буду.
- Я посоветовался со своими адвокатами и уже нашел выход, - сказал Джон Уэст. - Скажите этому типу, у которого вы купили место, этому Мэлони, или как его там зовут, пусть он говорит, что выиграл деньги на скачках. Пусть скажет, что выиграл давно, чтобы нельзя было проверить у букмекера. Он приезжал в прошлом году на розыгрыш кубка Мельбурна. Тогда-то я ему и заплатил деньги. Пусть скажет, что ставил на Спирфелта. Такие случаи бывали. Я знал человека, который пришел ко мне на бега с одним фунтом в кармане, а ушел с тысячью. Я расскажу об этом случае в комиссии. Даже если не поверят, они не смогут доказать, что я вру. А это главное.
Тэргуд подумал с минуту и вдруг громко расхохотался.
- Что же тут смешного? - с досадой спросил Джон Уэст.
- Подумать только! Мэлони - и вдруг выиграл восемь тысяч фунтов на бегах! - ответил Тэргуд, с трудом сдерживаясь от смеха. - Да он не побьется об заклад и на шиллинг, что завтра солнце взойдет.
- Ну и что же? Объясните ему, как и что он должен говорить.
- А Эштон? Что он, по-вашему, скажет?
- Я уже говорил с Эштоном. Все будет в порядке. Он откажется сообщить, кто именно обращался к нему с предложением взять отступного. Скажет, что торговля мандатами - довольно обычное дело и что в национальной партии она практикуется чаще, чем в лейбористской. Он же теперь член правления одного из моих золотых приисков.
- Фрэнк Эштон? Как это случилось?
- Прежде чем просить его уступить вам место, я передал ему пакет акций. У него было туго с деньгами, и он взял их. Ведь вы знаете его. Он живет не по средствам, сорит деньгами, пьет, играет.
- И у него еще хватило наглости отказать вам!
- Это теперь не имеет значения. Вы же получили место. Я очень уважаю Эштона. Я вытащил его из грязи и сделал ему карьеру. Он лучший оратор в Австралии и, заметьте - самоучка.
- Почему бы вам тогда не сделать его премьером?
- Сейчас он очень болен. К тому же у него слишком крайние взгляды. Я уже вам сказал, что сделаю вас премьером, и я выполню это обещание, если только вам удастся переплюнуть Саммерса.
- Это будет трудно. Его поддерживают католики.
- Почему бы вам не пустить слух, что вы приняли католичество?
Тед Тэргуд уже пустил такой слух. Жена и дети Тэргуда были католиками. Жена давно пыталась обратить и его в католическую веру, но он упорно отказывался, заявляя, что его дед был патриархом греческой православной церкви в Румынии и что он должен уважать волю своих предков. А когда Тэргуд объявил о своем намерении принять католичество, его жена очень обрадовалась, не подозревая истинной причины его "обращения". Красному Теду нужна была поддержка католиков-лейбористов и помощь Джона Уэста. Он знал, что Уэст слыл "ярым католиком", хотя его никогда не видели в церкви. К тому же у Тэргуда с женой уже много лет были натянутые отношения из-за супружеской неверности. Красный Тед был хорошо сложен, красив, любил хорошо одеться и пользовался большим успехом у женщин. Ему нравились хорошенькие женщины, но он был достаточно умен и остерегался впутаться в какую-либо историю, которая могла бы погубить его карьеру.
- Я не люблю играть на религиозных предрассудках, - солгал Тэргуд.
- При чем это тут? Католики должны держаться друг за дружку - вот как масоны.
- Это верно. Я просто не люблю играть на этом. Вот и все.
"Как бы не так", - подумал Джон Уэст. Он и уважал Тэргуда и вместе с тем недолюбливал его. Из всех политических деятелей, на которых распространилось его влияние, Тэргуд был для него, пожалуй, самым подходящим. Он слыл лучшим политическим организатором в Австралии, способным оратором и полемистом. Был очень расчетлив и хитер, чрезвычайно скрытен и крайне неразборчив в средствах. Да, Тэргуд будет идеальным премьер-министром. Конечно, архиепископ предпочел бы Саммерса, потому что тот прежде всего католик, а потом уже лейборист, но Саммерс тем плох, что его подкупить нельзя.
- Так вот - относительно комиссии, - сказал Джон Уэст. - Эштона предоставьте мне. А вы займитесь Мэлони и другими свидетелями в Сиднее. Как объявят имя судьи, посмотрите, нельзя ли что-нибудь сделать. Мы выиграем дело, а потом я покажу этим националистам, как вызывать меня в правительственную комиссию.
После этого они вместе позавтракали. Джон Уэст удовольствовался стаканом апельсинового сока. Говорили они о том, как лучше распределить министерские портфели, если лейбористы одержат победу на выборах в будущем году.
Вторая встреча состоялась через несколько дней: Годфри Дуайр, вызванный к Джону Уэсту, явился точно в назначенное время, минута в минуту.
Капитан Дуайр, исполняя должность секретаря конноспортивного клуба, принадлежащего Джону Уэсту, чувствовал себя как ярый трезвенник, вынужденный заведовать низкопробным кабаком. Он управлял клубом строго, по-военному, держал отчетность в идеальном порядке, но дела на ипподроме шли из рук вон плохо.
Хозяйничание Джона Уэста привело в полный упадок рысистые испытания - и с чисто спортивной и с коммерческой стороны. Клуб так беззастенчиво съедал все прибыли, что выдачи стали мизерно малы, класс лошадей ухудшился и сборы резко упали.
Годфри Дуайра, человека военного, лишенного всякого воображения и изворотливости, окружали люди, которые только и стремились честно или нечестно нажиться на этом виде спорта.
Джон Уэст, обеспокоенный сокращением прибылей, приказал Дуайру "навести порядок", но это оказалось почти невозможно.
Не успевал Дуайр устранить одно злоупотребление, как открывалось другое. Справиться с положением ему было не по плечу. Дело еще осложнялось тем, что в Ассоциации владельцев беговых лошадей должность секретаря занимал Фрэнк Лэмменс, хозяйничавший там по своему усмотрению. Ассоциация теоретически мыслилась как орган, через который наездники могли бы предъявлять свои требования, но на практике это было отнюдь не так. Все попытки сменить секретаря или членов комитета на ежегодных выборах срывались при помощи тех же махинаций, к которым избирательная машина Уэста прибегала во время парламентских выборов.
Бега не были привилегией крупных коннозаводчиков и владельцев конюшен, как в скаковом спорте. Большинство участников бегов держало одну-две лошади среднего класса, соединяя в одном лице и владельца, и тренера, и наездника. Ставки были мизерные, мошенничество процветало, и владельцам лошадей оставалось так мало, что даже в случае выигрыша денег еле хватало на прокорм победителя. Хотя наездники обычно искренне увлекались состязаниями, но кое-кто поддался соблазну и не прочь был при случае жульничать.
- Сегодня все будут ставить на твою лошадь, - скажет, бывало, букмекер. - Даю тебе пятьдесят фунтов отступного и несколько билетов, будто ты сам ставил. Тогда никто не придерется.
Или один наездник скажет другому: - Сегодня на твою лошадь будут высокие ставки, моя будет фаворитом. Может, сговоримся?
Не на последнем месте в смысле всяких махинаций стоял председатель Ассоциации и главный распорядитель Беннет, в свободное время отправлявший должность лидера лейбористской партии в верхней палате парламента штата Виктория. Создавалось нетерпимое положение. Вор-джентльмен, как и его хозяин Джон Уэст, держал своих лошадей, но они заносились на имя известного тренера, и Годфри Дуайр очень скоро убедился в том, что этому человеку все сходит с рук.